— Я заберу ее.

— Нет! — снова отрезает. — Пойдём-ка пообедаем, — указывает на ресторан через дорогу. — Поговорим.

Киваю. Ладно, поговорим.

Садимся за столик, делаем заказ, молча дожидаемся напитков.

— Мам. Алина моя жена, — мягко пытаюсь донести. — Да, у нас непростой период в жизни. Да, я поступил неправильно. Дочь была зачата и появилась против моей воли. Да, я мудак, что допустил это, что не рассказал об этом Алине. Да, я женился на ней по расчёту. Я в каких-то моментах был холоден и циничен, — на все мои слова мама кивает.

— Признание самому себе – уже большой шаг.

— Но… — делаю глоток воды. — Она моя жена и, что бы ни случилось, должна быть рядом. В моем доме, в моей постели, рядом со мной.

— Ну вот мы снова откатываемся назад.

— Почему?

— Потому что… — задумывается. — Как я могла вырастить такого эгоиста?

— При чём здесь моя эгоистичность?

— По твоим словам: «Алина должна». Не ты должен ей за свои ошибки, а она тебе должна. Должна быть рядом, должна понять, должна простить, должна принять.

— Ты неправильно понимаешь, — выставляю руки.

— Так. Давай поговорим по-другому.

Сдаюсь, киваю. Я настолько морально вымотан, что не могу сопротивляться.

— Давай начнем с того, что Алина очень молодая девочка. Наивная, неопытная, недолюбленная. Ты первый мужчина в ее жизни, ты выше, сильнее, морально устойчивее, циничнее, жёстче. Она не выдерживает твоего давления. Нет, ответь сначала на вопрос: ты ее любишь?

Киваю, на мгновение прикрывая глаза.

— Вот когда ты сам себе в этом признаешься и впустишь эту любовь в себя, тогда почувствуешь Алину.

— Я осознаю это.

— Не осознаешь до конца, поскольку не можешь произнести это вслух.

— Могу. Я люблю. Никого до нее не любил настолько осознанно.

— Прекрасно. Тогда найди к ней подход, но не давлением и ультиматумами. Алина – это не бизнес. Девочку просто нужно любить. Нежно, аккуратно, где-то переламывая себя и свой эгоизм. Ты очень похож на отца не только внешне, но и характером. И мне тоже с ним было нелегко. Я тоже была юной и романтичной. Твой отец был суровый, жесткий и холодный. Но когда я поняла, что очень много значу для него, что он не просто меня любит, а готов переступить через волю родителей ради меня, то я простила ему многое и многое приняла.

— А если Алина не примет? Я не смирюсь, уж извините. Я люблю, но моя любовь разрушительна. Я не отпущу.

— Она тоже тебя любит. Уж не знаю за что, — усмехается мама.

— Это она тебе сказала?

— Да, — кивает. Улыбаюсь.

— Ой, какой ты, — качает головой. — Обидишь ее – я сделаю все, чтобы вас развели! — угрожающе шипит мне мать.

— Что я должен сделать? Я не умею не давить, если чего-то хочу.

— Ой, не нужно мне тут рассказывать. Ты умеешь быть обаятельным. Не мне тебя учить завоёвывать женщин. Большой уже мальчик. В пекарне Алина сейчас.

— Хорошо, — поднимаюсь с места. — Пообедаешь сама.

— Стой! Она поживет у меня. И вернется, только когда сама захочет. Не смей силой забирать.

— Мам, я понял, — целую ее в щеку. Ухожу.

Эмин

Выхожу из машины, снимаю пиджак, кидая его на заднее сиденье. Расстегиваю ворот рубашки, закатываю рукава – одежда душит, не позволяя выдохнуть. На самом деле этот спазм душит меня давно, словно вынули душу и вывернули наизнанку. Надышаться невозможно. Я уже почти привык к такой гипоксии.

Велю водителю ждать, прохожу в пекарню. На входе небольшая кофейня-магазин со свежей продукцией. Пахнет сладкой выпечкой, корицей, ванилью. Такой родной запах теплоты, уюта и спокойствия. Алина сидит за дальним столиком возле окна, за ноутбуком, стол усыпан бумажками, большая чашка рядом. Я даже знаю, что там чай. Она больше любит чай, с травами и ягодами. Сосредоточенно что-то изучает в ноутбуке, хмурится, сводя брови. Что-то не сходится у нее. Алина молодая. За последние полгода наделала кучу ошибок в деле. Я разгребал, учил, девочка сообразительная, быстро учится на практике. Начинать дело с нуля сложно. Нужно нарабатывать хватку, опыт.

Девушка за стойкой узнает меня, растягивая улыбку.

— Добрый день. Вам, как всегда, черный кофе без сахара?

Киваю. Алина поднимает взгляд, кусает губы, сжимаясь. Без косметики, волосы небрежно собраны вверх, красивые пряди падают ей на лицо, в белом свитере крупной вязки. Мне воздуха не хватает, а ей холодно.

Иду к ней, сажусь напротив. Беру одну из бумажек, рассматриваю – накладные на продукты.

— Помочь? — интересуюсь я, отрицательно мотает головой.

Девушка приносит мне кофе:

— Может, выпечку? — услужливо предлагает.

— Нет, — отмахиваюсь, уходит.

Отпиваю глоток горячего напитка, пытаясь поймать взгляд Алины. На мгновение цепляю ее глазами. Ускользает, отворачиваясь. Что говорить? Как вести себя, чтобы не давить, не вынуждать – не понимаю. Я так не привык. У меня не было на это времени и желания. Все атрофировалось в зачатке. Цветов надо было купить. Корзину. Что-то нежное и трогательное, чистое, как она. Не додумался. Я вообще не осыпал женщин цветами; мне казалось, ценные подарки важнее. Товарно-рыночные отношения казались честнее.

— Как твои дела? — интересуюсь я.

— Нормально.

Нормально – это не хорошо. Это никак. Это равнодушие. А ее равнодушие меня убивает. Она всегда была отзывчивой, восприимчивой, чувствительной, а теперь холодная, как кукла. А я не хочу куклу. Всегда хотел, а сейчас все противится.

— Долго еще? — киваю на бумажки. — Пообедаем?

— Я не голодна. Не хочу, — снова утыкается в ноутбук, игнорируя меня.

— А чего ты хочешь?! — снова срываюсь, зажмуриваю глаза, гася в себе эти требовательные ноты.

— Развод, — категорично заявляет, не отрываясь от ноутбука.

Развод…

Молчу с минуту, переваривая это слово, которое хочется стереть с ее губ. Чтобы никогда не смела его произносить. Чтобы мысли такой не возникало.

— Вообще ничего ко мне осталось?

— А ничего и не было.

— Лжёшь. Было.

— Ты умеешь чувствовать? — наконец, поднимает на меня глаза, смотрит внимательно, с претензией, с недоверием.

— Раньше не умел… — сглатываю. Это самый сложный разговор в моей жизни. — Научи меня.

— Мне нечему тебя учить. Чувства – они где-то внутри, невозможно научиться, их нужно чувствовать и проживать.

— Думаешь, со мной все потеряно?

Молчит.

Захлопываю крышку ее ноутбука, чтобы не пряталась за ним от меня.

— Посмотри мне в глаза и скажи: я ничего к тебе чувствую, Эмин.

Снова требую. Надо как-то по-другому, но я не умею.

Бл*ть, со мной точно все потеряно.

— Я… — сглатывает, заправляя выпавшие пряди за ушко, а мне хочется распустить ее волосы, зарыться в них рукой и сжать. Не грубо, просто прочувствовать ее. Дернуть на себя, впиться в эти сладкие упрямые губы, сожрать их. Сука, я не умею любить нежно. Хоть убейся об стену головой.

— Ну смелее, скажи! — снова требую.

— Эмин… — выдыхает. — Давай просто разведемся? Мне ничего не нужно от тебя. Научись чувствовать с другой. Там ребенок…

— Да при чём здесь другая? — качаю головой. — Разве ты не поняла, что она ничего не значит и не значила для меня? Нет её в моей жизни и не было. От ребенка не отказываюсь. Ответственность беру. Ну не могу я отмотать время и все изменить. Я понимаю, что тебе это сложно принять, поверь, мне тоже. Обещаю, я постараюсь, чтобы тебя это не казалось. Нашу реальность это не разрушит. Я буду работать в компании, все акции твоего отца отдам тебе, как наследнице. Я буду вести бизнес и обеспечивать вашу семью, лечение отца и восстановление.

— Хорошо, — соглашается. Ну хоть что-то она принимает от меня.

— Вернись ко мне…— голос хрипит. — Не могу в этом большом доме без тебя. Клянусь, не трону, пока сама не захочешь.

Отрицательно мотает головой.

Что-то не клеится у меня с разговорами.