Фелипе собственноручно подчеркнул несколько абзацев. В одном описывалось, как девочка шла по лугу и внезапно исчезала. В другом не было ничего необычного, лишь рассказывалось о том, какой затхлый стоял воздух сразу после путешествия между мирами. Третий отрывок представлял собой описание неких «тайных сил», невообразимых, неописуемых сил, которые лежали в основе всего сущего и были слишком могущественны для человеческого восприятия. И последним был подчеркнут отрывок, где было написано, что эта женщина и это существо отныне навеки пребывают в другом мире в компании новых друзей.

Именно этот последний отрывок поверг меня в ужас. Я подумал о раненом убийце, убегавшем под спасительную защиту фиолетовых деревьев.

Когда я закрыл книгу, Фелипе взглянул на меня.

— Знакомо, не правда ли?

— Это выдумка.

— Но она реальнее, чем принято думать. В ней есть истина, потому что автор что-то знал. Мы с тобой сами видели этот мир. — Он помолчал. — Я слышал голос великого бога Пана.

Я посмотрел на него. Я не верил ему, но и сомнений в его словах у меня не было.

— Мы — передатчики в этот мир. Мы его видим, мы его слышим, можем принимать оттуда послания. В этом наша цель. Мы здесь за этим. Этим можно объяснить в том числе и различия между Невидимками. Мы можем связываться с этими силами и передавать послания «полукровкам» вроде Джо. А Джо и такие как он передадут их остальному миру.

— Но остальные Невидимки нас больше не слышат, — возразил я. — И ты, кажется, говорил, что Джо больше не Невидимка.

Фелипе пропустил мои слова мимо ушей.

— К тому же, не все же мы должны быть передатчиками. Так бы мы не стали обычными. У этого явления нет ничего общего с нашим состоянием…

— Никто не представляет собой что-то одно. Черный мужчина имеет не только темный цвет кожи. Он ещё и мужчина. Он чей-то сын. Может, брат, муж, отец. Ему может нравиться как рэп, так и рок и классическая музыка. Он может быть спортсменом, а может быть студентом. Для каждого есть масса вариантов. Невозможно описать человека одним словом. — Он помолчал. — Даже нас.

Я не мог понять, стоило ли ему верить. Не знал даже, хотел ли я ему верить. Приятно, конечно, думать, что быть Невидимкой — не единственная моя черта, что не только это слово определяло мою сущность. Но, чтобы моё предназначение не имело ничего общего с моими личными талантами или принадлежностью к определенной группе… нет, на это я не поведусь.

Фелипе наклонился вперёд.

— Возможно, именно туда движется человечество. Возможно, именно там мы все должны оказаться. Возможно, мы и есть цель, побочная ветвь эволюции Невидимок. Может, когда-нибудь мы все сможем путешествовать между мирами. Может, мы все — подобия Элен, — сказал он, указывая на книгу.

Я вспомнил убийцу, вспомнил, насколько он был безумен, и, несмотря на то, что связь с девочкой была очевидной, я помотал головой.

— Нет, — сказал я.

— Почему?

— Мы не превращаемся ни в каких высших существ, способных перемещаться между мирами, между измерениями, хрен знает между чем. Мы исчезаем в одном и перемещаемся в другой. Нас туда засасывает. И рано или поздно мы исчезнем. В чём смысл этой эволюции? Чтобы люди теряли любимых и жили среди чудовищ и пауков? Сомнительно.

— Ты не видишь всей картины…

— Нет, вижу. Кроме того, мне плевать. Я не хочу туда. Даже видеть всего этого не желаю. Я хочу остаться здесь, с Джейн. Если бы ты столько же времени тратил на то, как избежать нашего положения, сколько ты тратишь, размышляя о нём, мы бы выжили.

— Нет, не выжили бы.

«Нет, не выжили бы».

Я уставился на Фелипе. До сего момента я и не осознавал, как сильно рассчитывал на то, чтобы он разобрался со всем этим бардаком, однако его категорическое нежелание надеяться оказалось для меня очень болезненным уколом. Внезапно я осознал, что все его теории, все попытки связать нас с книгой Мэкена, были нелепой попыткой совладать с пониманием того, что обратного пути не было, что мы обречены. Как и я, Фелипе был просто напуган неизвестностью.

— Ну, и что будем делать? — спросил я.

— Ничего. Мы ничего не сможем сделать.

— Ну, нахер! — Я хлопнул ладонью по кофейному столику. — Я не стану сдаваться без борьбы.

Фелипе взглянул на меня. Нет, на меня смотрел Дэвид. Фелипе больше нет, его заменил уставший, разбитый старик.

— Мы сможем. И сделаем, — заявил я.

Я резко поднялся и, не говоря ни слова, вышел из его квартиры. Он что-то сказал мне в спину, но я не услышал, да мне было и неинтересно. Из глаз текли слезы гнева, я шагал к машине прямо сквозь фиолетовые деревья. Я, наконец, понял, Фелипе мне не поможет. Мне никто не поможет. Оставалось надеяться только на чудо, что кто-нибудь придет и избавит меня от этой напасти, но я не мог.

Я ехал по Томпсону, через иной мир.

Я ехал и не оглядывался.

«Магия».

Я вцепился в это слово, оброненное Джеймсом, надеясь, что то, что происходило со мной, можно было обернуть вспять, что это логичный результат некоего неизученного пока процесса.

Разве не на это намекал Фелипе? На магию?

Я попытался убедить себя в его правоте. Но даже если всё происходящее со мной — это результат какого-то магического ритуала, а не генетика, то даже хуже. Я смотрел на своё отражение в зеркале и видел человека, намного старше, чем я, тусклее. Очертания Томпсона вокруг дома постепенно исчезали, их сменяла оранжевая трава, серебряные ручьи, розовые камни, фиолетовые деревья и шипящие пауки размером с коня.

Я принялся молиться богу, чтобы другой мир вокруг меня исчез, чтобы я снова стал нормальным, но Он — или Она — проигнорировал мои молитвы.

Неужели бог нас тоже не видел?

Нормально я себя чувствовал лишь рядом с Джейн. В её присутствии давление иного мира ослабевало, по крайней мере, в доме, поэтому я как можно дольше старался находиться с ней. Не знаю, то ли это моё воображение, то ли Джейн действительно защищала меня от чужого мира, но я доверял ей. Я был убежден, что она являлась моим талисманом, и я вовсю пользовался тем преимуществом, которое она мне давала.

Мы пытались выяснить, откуда у неё эта сила — если, конечно, это была сила — и как мы могли её использовать себе во благо. Однако никто из нас не мог ни о чём думать, мы просто сидели друг с другом и надеялись, что всё само рассосется.

Разумеется, ничего не рассосалось.

Чтобы быть рядом со мной, она уволилась с работы. Большого смысла в работе не было — в Томпсоне всё бесплатно. Мы по-прежнему могли ходить в магазин и брать всё, что захочется.

Не надо думать, будто мы просто сидели на месте и ждали, жалея себя. Это не так. Но мы и не притворялись, будто всё в порядке. Мы прямо смотрели правде в глаза и пытались вести себя, исходя из сложившихся обстоятельств.

Мы много разговаривали.

По нескольку раз в день занимались сексом.

Питались мы в основном фаст-фудом — хот-догами, гамбургерами, тако, макаронами с сыром, но однажды Джейн решила, что нужно пользоваться моментом и вести более шикарный образ жизни. Она отправилась в магазин и набрала там стейков, лобстеров, крабов и икры. Мы, по крайней мере, я, не очень жаловали подобную еду, но сама эта идея так вдохновила Джейн, что я не рискнул становиться у неё на пути.

Времени слишком мало, чтобы тратить его на споры.

Как-то я сидел в гостиной и смотрел повтор «Острова Гиллигана»[21], она вернулась из магазина с двумя полными продуктов пакетами в руках. Я встал, чтобы ей помочь. Джейн оглядела комнату.

— Боб? — позвала она.

Сердце дрогнуло в груди.

Она меня не видела.

— Я тут! — выкрикнул я.

От крика она подпрыгнула, выронила один пакет и я подбежал к ней. Я забрал у неё второй пакет, поставил его на пол и крепко прижал её к себе. Лицом я уткнулся ей в волосы, по моим щекам текли слезы.

— Я решил, что всё, — сказал я. — Решил, ты меня больше не видишь.