Получив толчок в спину, Ника содрогнулась. На губах застыл возглас возмущения. Во взгляде женщины — непроницаемом, бескомпромиссном, карающем — она прочитала приговор себе.

**

— Не вмешивайтесь в мою жизнь! Я люблю его! — выкрикнула девушка.

— Тише, — поморщилась госпожа Маргрит и небрежно толкнула её в спину, направляя к крыльцу. — Что ты понимаешь в любви?

— Он тоже меня любит.

Если бы не вмешательство госпожи Маргрит, Ника обязательно услышала бы признание Кэптена. Она долго ждала его слов любви — прямых, искренних и пылких. Не теряла надежды, молилась, чтобы расторгли его брак с предавшей его женщиной, и он, наконец, обрёл свободу.

— Любит? — мама рассмеялась, втолкнула дочь в коридор и захлопнула створку.

Пламя горящей на стене свечи взметнулось; зашипел воск.

Госпожа Маргрит закрыла дверь на задвижку и повернулась к Нике:

— Любит? Это ты вцепилась в него, как клещ. Прозрей, наконец.

Ухмылка сошла с её лица; глаза стали колючими и пугающими. Задев краем юбки ведро у скамьи, женщина оттолкнула его ногой. Поморщившись от дребезжащего звука, наступала на дочь:

— Не поняла, глупая? Сегодня Ван дер Ваал выбирал мужа для своей дочери. Дело осталось за малым. Кого выбрал, видела? — наклонила голову, прислушиваясь, что та ответит.

Ника попятилась и покачала головой:

— С ними ушёл Алан Матфейсен.

Мама усмехнулась:

— Сам пошёл или его позвали?.. Молчишь?

— Адриан не свободен.

Госпожа Маргрит растянула губы в плотоядной улыбке:

— Скажу тебе больше, дочь. Госпожа Шрайнемакерс по велению Ван дер Ваала разузнала и передала ему всё о Ван дер Меере, его семье вплоть до пятого колена, недвижимости, состоянии дел, а также о его жене: где она, что с ней. Вдумайся — всё.

Мама не кричала, не бранилась, не топала ногами. Говорила негромко, медленно, впечатывая каждое слово в мозг дочери, словно вкалывая в него шляпные булавки — до невозможного больно и страшно.

Надвигалась на дочь, оттесняя её к лестнице.

Ника пятилась, отрицательно качая головой, отказываясь верить в очевидное, а женщина продолжала сыпать соль на рану:

— Он купит ему свободу взамен на устройство счастия своей единственной дочери. Виллемина красавица, хорошо воспитана, с ней приятно будет проводить долгие зимние вечера. Ван дер Меер не в пример тебе разумный и расчётливый, не откажется от столь щедрого предложения её отца.

— Откажется, — Ника подняла подбородок, без страха глянув в глаза женщине.

Госпожа Маргрит остановилась. Сцепившись взглядом с дочерью, побледнела.

— Он тебя обесчестил? — спросила просевшим голосом.

— Нет, — тихо ответила Ника.

— Скажи мне правду, Руз, не бойся.

— Нет, — смелее ответила девушка.

— Признавайся! — закричала женщина, багровея.

Копившаяся весь день агрессия, ничем и никем не сдерживаемая, обрушилась на Нику потоком раскалённой лавы:

— Признавайся, дрянь!

От удара по лицу девушка не устояла. Шагнув назад, упершись пятками в нижнюю ступеньку, упала спиной на лестницу. Охнула от боли в затылке — перед глазами взмыли огненные вихри.

Госпожа Маргрит била дочь размеренно, хлёстко, прицельно. Каждый удар сопровождала сдавленным вскриком:

— Признавайся, дрянь! Признавайся!

Полулёжа на крутых ступенях, сжавшись, закрыв лицо и голову согнутыми в локтях руками, Ника еле слышно стонала:

— Зачем же… по голове… Не надо… по голове…

Не сопротивлялась, терпела. Пусть женщина выскажется, выместит на дочери зло, выдохнется, успокоится. Ника потерпит.

Пламя свечи металось, вспыхивало, грозясь погаснуть. По стенам и потолку носились чёрные бестелесные ломаные тени.

Схватив дочь за волосы, вынуждая её опустить руки и запрокинуть голову, госпожа Маргрит всмотрелась в её расширенные глаза. Не увидев в них ни слезинки, досадливо поморщилась и с силой дёрнула за волосы:

— Ты забудешь о Ван дер Меере навсегда. Ему незачем приходить в кофейню каждый день. Ему сюда совершенно незачем приходить. Не сделаешь, как я велю, — губы исказил болезненный оскал, — лишу тебя наследства. Поняла?

Ника сглотнула сухим горлом: вот и приговор — окончательный, без права на помилование.

— Лишайте, — прошептала, держась за запястья женщины, ослабляя её хватку.

Глядя в непокорные глаза дочери, с угрозой в голосе госпожа Маргрит продолжила:

— Я отниму у тебя кофейню. Выкуплю долю у Ван дер Меера, а затем выкуплю твою.

— Нечего у вас не выйдет, — проговорила девушка еле слышно.

Или выйдет? Она чего-то не знает? Думалось плохо. Тупая боль сковала движения. От неудобной позы ломило тело.

Женщина наклонилась к Нике:

— Выйдет. Как только Ван дер Меер возьмёт в жёны дочь Ван дер Ваала, ты сама продашь мне кофейню и пожелаешь уехать в Амстердам или Париж. Или я совсем тебя не знаю.

Ника вздрогнула.

— У вас ничего не получится. Адриан любит меня, — упрямо повторила она.

— Может, и любит, — устало согласилась госпожа Маргрит, отпуская волосы дочери, кладя ей руку на голову. — Твой отец тоже любил другую, а в жёны взял меня. Тоже был, как Ван дер Меер, гордый, упрямый, непреклонный.

— Отец изменял вам, — Ника пригнулась в ожидании очередного всплеска ярости женщины.

— Изменял ей со мной, — усмехнулась мама победно. — Супружеские обязанности исполнял исправно, — заключила сухо. — Вернёшь подвеску старухе и отвадишь мальчишку от моего дома. Поиграла в добрую сестру, потешила народ и хватит.

Погладила Нику по голове:

— Вставай и иди спать. Застынешь.

— Дэниэл мой брат, — возразила девушка, не спеша расслабиться.

— Бастард, — выплюнула женщина, поправляя сбившийся парик. — Где подвеска? Дай мне. Сама верну старухе.

Ника не двигалась.

— Молчишь?.. Купили тебя? Мою дочь, потомственную Ван дер Зи купила ведьма Лейфде?! Где подвеска, дрянь ты этакая!

У госпожи Маргрит лопнуло терпение. Она снова накинулась на дочь. Выворачивала ей руки в попытке отнять кошель, била куда ни попадя.

Ника согнулась, зажмурилась от боли. Со всей силы прижимала кожаный кошель на поясе, чувствуя, что слабеет.

Ей было больно и холодно сидеть на ступенях, встать с которых не хватало сил. Голова странным образом опустела, будто в ней образовался вакуум, потяжелела, налилась свинцом. Как сквозь вату до неё долетали обрывки слов:

— Дрянь… будешь знать… изувечу… похороню…

— Госпожа Маргрит, вы убьёте её! — вторгся в сознание Ники крик Хенни.

Навалившись на спину госпожи, служанка схватила её за руки.

— Уйди, — крикнула женщина, вырываясь, подаваясь к дочери.

— Убьёте!

От страшного слова в голове Ники щёлкнуло. Сопротивляясь насилию, тело напряглось. Упёршись ладонями в ступени, девушка рывком распрямила согнутые в коленях ноги.

От удара в живот госпожа Маргрит налетела спиной на Хенни, и они вместе упали на пол.

Загремели сорвавшиеся с перевернувшейся скамьи вёдра. Вспыхнула и погасла свеча.

Ника оглохла и ослепла.

Некоторое время она боялась пошевелиться. Широко открытыми глазами всматривалась в кромешную тьму; вслушивалась в стон и хриплый голос Хенни.

— Госпожа Маргрит… госпожа Маргрит, вы лежите на мне, — плаксиво ныла служанка. — Вконец меня зашибли.

Послышались возня, кряхтение; откатилось задетое ведро.

— Госпожа Маргрит, — позвала Хенни.

Ника вертела головой, таращилась в непроницаемую темноту, тщетно силясь различить хоть что-то.

— Что там? — спросила глухо, вытягивая шею, холодея от плохого предчувствия.

— Не дышит, — нервно икнула Хенни. — Хозяйка убились. Преставились.

Госпожу Маргрит похоронили рядом с сыном и мужем в церковной часовне.

Похороны мало чем отличались от похорон Якубуса. Главным скорбящим был господин губернатор. За четыре дня он осунулся, посерел лицом, постарел. Не выпускал из рук большой серый платок, постоянно вытирая им красные слезящиеся глаза.