В развороченное окно ухнула осколочная граната.

— Вспышка! — только и успел гаркнуть я, как грянул взрыв.

Стена выдержала, хотя и тряхнуло нас изрядно. В ушах зашумело, но не успел я еще сделать и шага к дыре, вместо витрины, как по полу покатилась вторая осколочная.

Взрыв!

Стена не рассчитанная на такой-то урон, распалась. Вышибая своим откатом у меня кровь из носа.

Третья граната взорвалась одновременно с восстановлением стены. Я успел выпустить силу. Успел. Прозрачная стена отделила нас с Ингой от всего мира. Сила погасила взрыв частично. Меня отшвырнуло к стене. В последний миг успел, чуть сместиться, чтобы не придавить собой Ингу. Я слышал ее дикий крик, но ничего не мог сделать. Несколько осколков прошли через защиту, разрезая меня не хуже немецкого скальпеля.

Еще толком ничего не видя и не слыша, в первую минуту после последнего взрыва, явно получив приличный сотряс того, что у другого было бы мозгом, а у меня мешок с опилками, я понял, что относительно жив. Да, ран много, посекло меня изрядно, но ничего, что могло бы лишить меня возможности колдовать. На четвереньках метнулся в закуток к Инге. Девочка была жива и даже невредима. Она смотрела огромными глазами на то, что осталось от магазинчика. Н-да, а осталось немного.

На тела наших телохранителей. На оседающую пыль и море осколков, обрывков и прочего хлама, еще две минуты назад имеющего честь называться «товаром и мебелью».

На меня, грязного и в крови, моя девочка смотрела ничего не видящим взглядом, близким к безумию. Это только в хорошем кино, на пару сотен миллионов зеленой валюты, можно увидеть, как человек переживший взрыв гранаты, бомбы или мины, даже не морщась, бежит и сохраняет рассудок. В реальности же сохранить мозги удается не всегда и не всем. Моя пара не была героем боевиков, поэтому я и не надеялся увидеть в этом перепуганном существе волчицу.

Семь секунд на диагностику Инги — шок, а в остальном она цела. Выдохнул, позволяя чудовищному страху разжать собственное горло.

Наверное, именно тогда, а не при первом нападении, я понял, что умру за ней следом. Просто мой зверь не сможет без нее. Не смогу жить, зная, что она не дышит со мной одним воздухом.

Уплотнив свою силу вокруг нее, сделав островок спокойствия в пару метров диаметром. Навесил на стену несколько «хлопушек». Если только кто-то приблизится к «гнезду» — разнесет на мелкие кусочки. Магия — это не механика. Хлопушка оставляет после себя только неровные куски плоти. Когда я сам попал под действие «хлопушки», у которой на самом деле долгое и непроизносимое название, мне оторвало три пальца и вывернуло руку.

Ну, а дальше во мне уснул альфа — и проснулся истребитель. Тот, кто и задумывался не этим миром, как Страж новой расы.

Асс:

Итак, резко встать, заглушить нарастающую боль в теле. Волевым усилием остановить кровь.

Пробудить силу, перейти на магический взор.

Быстро оглядеться. Все оборотни мертвы. Все бодигарды Инги и мои, что были в зале магазина. Их ауры уже почти потухли, а из крови исчезали следы трансформации. Еще полчаса — и никто и никогда не узнает, что это были вовсе не люди.

Гранаты с серебреным напылением на осколках. У волков не было шанса. Тела буквально изрешетило. Ни у кого из них сердца уже не бились.

Четыре оборотня мертвы.

Принюхаться. Два водителя у машин тоже мертвы.

У меня был выбор. Нужно выйти отсюда и найти тех, кто снаружи. Я убью их меньше, чем за минуту. Но, страх за жизнь Инги не дал сделать и шага. Я знаю, что нужно убить врага, но не могу. И действительно смертоносные техники применить не могу, потому что могу зацепить свою пару. Черт!

Хрип со стороны стойки продавца, точнее того места, где была стойка, заставил дернуться и тут же метнуться к врагу. А затем резко выйти из легкого транса.

Какого же было мое потрясение, когда я под обломками стеллажей, рядом с телом девушки, обнаружил обрубок Николая. Племянник Константина, молодой альфа, совсем еще мальчишка, ему и тридцати еще не было…

Мне не нужен был бодигард, а у Инги они уже были. Константин сам попросил взять парня в стаю Стефана, чтобы познакомить будущего вожака с другими традициями, ведь и повадки оборотней менялись от стран и культур людей. Невозможно прятаться среди людей, и при этом не меняться самим. Николай был водителем нашего автомобиля в этой поездке.

Когда началась пальба, я и не задумался о том, кто со мной рядом. Я выбрал Ингу, а теперь платил за свой выбор.

Я смотрел на обрубок человека. Оторванная нога, чуть ниже колена, оторванная рука, вместо лица — кровавая маска. Молодой волк, который еще вчера заигрывал с внучкой Стефана, а сейчас… умирал. Я мог бы спасти его. Да, сердце у него не билось, но сознание еще сохранялось. Регенерация все равно боролась за жизнь оборотня. У меня тоже, когда-то останавливалось сердце, и я знаю, что это за чудовищная боль! Я мог бы спасти его, но волк без лап… Моих сил не хватит, чтобы вытащить все осколки, собрать почти разрезанное сердце и вернуть ему конечности.

— Про-с-ти-те… мас-тер, — прохрипел волк, узнав все-таки меня.

Я склонился над обрубком, положил руку на голову — и забрал его жизнь. Волк не ощутил боли. Просто перестал дышать, даже не выдохнув в последний раз.

А через миг, как в классике: «Я услышал свой последний выстрел». Одновременно с этим звуком позвоночник, где-то между лопаток, будто спицей укололи, а грудь словно кипятком обварили.

Уже падая на тело молодого альфы, успел подумать: «на вылет…». А затем — чистая тьма мгновенной, и такой знакомой смерти.

Часть 1

Глава 6

(Влад)

Две минуты и девять секунд реального времени — это много или мало?

Две минуты, которые в обычной жизни мы не ощущаем, не чувствуем, не определяем. Всегда можно поставить сознание человека в рамки внешних условий, чтобы такой короткий промежуток времени стал заметен. Например: запихнуть человека в горячую воду на две минуты или вогнать ему под ногти спицы на те же две минуты.

Но, что же такое две минуты за гранью бытия, когда твое тело мертво? Это, я вам скажу, непередаваемые ощущения, растянутые в вечности. За три сотни лет своего бытия Мастером я умирал больше двадцати раз, и не могу сказать, что к этому можно привыкнуть. Более того, я убежден, что «привыкнуть» к собственной смерти может только полный псих, окончательно лишенный всех моральных якорей. Такое существо должно быть больше монстром, чем человеком.

Я же к монстрам себя не относил, чтобы кто не говорил и не думал, но все же столько смертей подарили мне некий опыт. Например: я научился почти мгновенно определять, какая эта смерть — настоящая или временная. Настоящая, как вы понимаете, может быть только одна. Вампиры ее еще зовут «окончательной». А вот временных, у таких как я, может быть великое множество.

Так называемое «бессмертие», которое даже моя пара умудрилась поставить мне в вину — это почти полная регенерация любых повреждений тела. Нет, если меня распылить на атомы или выкинуть из самолета на высоте пары-тройки км, то я несомненно встречусь с настоящей смертью (хотя, пожалуй, про самолет — тут не уверен), но вот такое ранение, какое нанесли сейчас лишь «временно» меня убило, как бы нелепо это не звучало.

Пуля, явно пистолетного, а не автоматного калибра, прошла в ногте от сердца и вышла наружу. Должно быть, сейчас мой труп заливал кровью тело убитого мной же волка, но здесь, в безграничной пустоте, не было ничего на чем могло бы сфокусироваться сознание.

Уже не припомню, кто из ученых-маньяков установил, что человеческий мозг не может быть в полной пустоте и темноте, но факт такой и правда имеет место. Не пройдет и получаса, как голова начнет галлюцинировать, выдавать картинки и звуки…

Эх, а вот мне подобное не грозило. Если я и сойду с ума, то не от собственного одиночества, а от собственного попустительства. Ярость — вот то, что превращает Мастера в чудовище, настоящее без красок романтики из романчиков. Если я теряю контроль, полностью сам убираю в себе голос совести и адекватности, то наружу вылезает тот, с кем желали бы встретиться, только сценаристы фильмов ужасов и только после моего вскрытия, чтобы зарядиться «вдохновением» на новые сюжеты. Асс…