Я, конечно, не знаю как эта штука по врачебному обзывается, но случается это именно с женщинами и именно с домохозяйками и с молодыми матерями. Когда у человека нет ничего, кроме мужа. И вот придирки, скандалы, упреки. Будь у нее куча дел, как у меня, ей было бы глубоко плевать, целую я ее или нет. Сама бы вскакивала и неслась решать вопросы, а то и на меня бы орала, потому что не вовремя позвонил или приехал. И в голову не пришла бы блажь с покупками яхт и прочей мути…

Едва не рассмеялся. Ведь все так очевидно, все так просто, что слов нет, только смех и остался. Пытаясь унять боль от новости, я забыл об Инге. Сам ушел в работу, растворился в ассе, чтобы не чувствовать. И не подумал о молоденькой, фактически запертой, девчонке. Из нее же энергия бьет ключом, а выплеснуть ее некуда.

Я так зациклился на том, что «последний», что и не попытался понять, а какого ей? У женщины должны быть дети или те, кто может их заменить…

В тот момент идея с приютом выросла до полноценного возрождения Полнолуния. Если я не могу дать ей своего ребенка, то могу дать десятки других. Почему не вспомнил о сиротах раньше? Разве мы не сможем сделать кого-то из них своими и заботиться об остальных?

От идей, которые тут же вставали в новый план отдельными пунктами, кончики пальцев закололо. Позвонить, отдать распоряжения. Перехватить Аллу и обсудить с ней перспективы нового фонда. Моей маленькой девочке нужен смысл жить, и я ей его дам. Сотни смыслов, лишь бы улыбалась!

Она отвернулась от меня. И я заметил, как на ее губах мелькнула улыбка, усмешка злая. Циничная. Она наклонилась к крану, умывая руки.

А у меня в глазах потемнело. Транс накрыл без предупреждения, как случается каждый раз перед нападением. Мой опыт уже перешагнул ту грань, когда нужно следить за обстановкой вокруг осознанно. Я уже на той ступени, когда подсознание отслеживает куда больше, чем могут простые нос, глаза и уши. Позже, я, конечно, пойму, вспомню, на что обратил внимание, что услышал. Но это позже… а сейчас телом управлял асс. В такие моменты меня отбрасывало куда-то в дальний угол черепной коробки. Я превращался в тихую зубную боль, которая ощущается, но не мешает двигаться, жить, мыслить. Сейчас я был только зрителем, как и мой волк. А обычно зритель — истребитель.

Я очень редко видел себя со стороны в трансе. Редко, потому что было очень мало записей со мной в главной роли, как было и мало зеркал в такие моменты, поэтому я обратил особое внимание на эти изменения. Плечи распрямились, изменилось и лицо. Если бы не знал, что асс — это часть меня, особое состояние сознания, моего сознания, то решил бы что в зеркало скосил сейчас взгляд мой брат-близнец. Вроде бы похож, но совершенно иной. Тот, у кого нет и никогда не было никаких моральных стопов, кроме Закона, да и его истребитель во мне всегда интерпретировал по-своему, прислушиваясь к волку, звездам на небе, и черт знает, к чему еще.

Он отличался от меня не только расширенными до предела зрачками, но и всем прочим. Другие жесты, другой ритм дыхания, другой пульс. Только кожа та же, а остальное — иное. Там где я, мог пропустить пулю и не успеть увернуться от удара, асс только усмехается, оборачивая любой выпад против противника.

И сейчас на меня посмотрел расширенный зрачок, измененного сознания. Состояния, при котором все чувства обострены до предела. Состояния, при котором я могу двигаться со скоростью вампира, могу извиваться под самыми немыслимыми углами, потому что асс может усилить или изменить возможности организма.

Отец когда-то утверждал, что основы техники подготовки истребителей были взяты из мастерства восточных монахов, еще в те времена, когда о Шаолине и не слышали. И сейчас уже не узнать, кто из Мастеров создал непреложные правила подготовки разума человеческой половины оборотня. Этот кто-то когда-то научился менять нас. Во времена моей молодости истребителей было больше трех десятков, а к ста пятидесяти нас осталось трое, а затем… я один…

Но никакого нападения не было. Я ощутил присутствие четырех волков, по двое в двух концах коридора. Виктор прислал. После истории в Венгрии Виктор буквально двинулся на моей безопасности, и если я это просто терпел и понимал, то истребитель во мне заходился в хохоте. Вот и сейчас уголок губ дернулся в понимающей усмешке, потому что он ощущал мое любопытство, так же как я обычно чувствую его.

Он шагнул к Инге, оказался за спиной. Положил руки ей на спину. Медленно опустил ладони на талию. Она дернулась, попыталась отстраниться.

— Пусти!

— Знаешь, мне не нравится называть тебя «маленькой моей», — тихо сказал он, начиная массировать поясницу Инги через платье.

Мой голос стал ниже, изменился, хоть и не сильно, но изменился. И да, Константин прав, когда говорит, что я не повышаю голоса. Такой, каким я стал сейчас, голос не повышает. Кажется, просто, не может.

— Что? — она чуть прикрыла глаза, потому что ей явно нравились прикосновения моих рук.

Истребитель именно массировал спину от подреберья до бедер. Разминал мышцу за мышцей, глядя ей в глаза через зеркало.

— Мне не нравится называть тебя «маленькой», — повторил я. — Называть женщину, которой раздвигаешь ноги и тра*ешь, мелкой — это попахивает извращением, педофилией.

Сместил руки к шеи, и начал массировать плечи, чуть касаясь губами уха.

— Влад, я не стану с тобой спать в туалете! — возмутилась она, но как-то вяло.

— А знаешь, что мне еще не нравится, Инга? — асс в точности скопировал ее интонацию, когда она произносит мой титул, проговаривая ее имя.

Ответила вопросительным взглядом.

— Мне не нравятся проблемы, Инга Алексеевна. Я не люблю проблемы. Душа требует, чтобы я был решебником неприятностей, уж прости. Я всегда их решал… так вот…. Скажи, Ин-га, почему такая слабая, инфантильная, истеричная заноза, как ты, создает столько проблем? — он не повысил голос.

Она дернулась, попыталась оттолкнуть.

Правая ладонь сжалась на ее шее, сзади, зажимая мышцы. Развернул к себе лицом. В глазах жены появился страх. Пока слабый, но я заметил его угольки в зрачках, как и свою усмешку половиной рта.

— Я задал вопрос…

— Пошел к черту! — она уперлась ладонями в меня, но асс только сильнее сжал пальцы, и встряхнул ее как котенка за шкирку.

— Не смей меня трогать без команды, Инга, — и снова его голос не поменялся, но она опустила руки вдоль тела. И реально напомнила мне котенка.

Асс всмотрелся в ее лицо, убедился, что она слушает.

— Продолжим… ты создаешь мне проблемы, Инга Алексеевна. Много проблем, очень. И я был бы рад решить вопрос, свернув тебе шею, но не могу… Ты пользуешься тем, что Мастер отличен от оборотней, моя любимая проблемка…

— О чем ты говоришь?!

— Ну как же так, — я покачал головой. — Ты хорошо усвоила, что ведьмак — не оборотень, как и оборотень — не Мастер…

— Я не понимаю о чем ты! — снова перебила она.

— Скажи, Инга, а что бы с тобой сотворил любой альфа, узнав о том, что ты сосалась с человеком? Что сделал бы твой папаша с твоей мамашей, случись подобное?

Инга снова побледнела, как в тот момент, когда я открыл дверь.

— Во-о-от… теперь вижу, что понимаешь, о чем мы тут говорим…

Его левая рука прошлась от ключицы до груди. Обвел контур ее соска. Снова и снова, по кругу, глядя в глаза. Пристально, не моргая. И я увидел в нем только холод. Не было там возбуждения или любой иной эмоции, только блеск убийцы. И осознал, наконец, что не только волк больше не признает пару, но и асс.

— Ты уверена, что муж не тронет тебя, не ударит, потому что прочла, что Мастера берегут своих пар больше, чем любой оборотень, особенно если те — не Мастера сами. Прочла и усвоила, правда?

— Я не…

— Заткнись! — прошипел, чуть тише, чем раньше. Рука снова встряхнула Ингу, но не прекращая гладить грудь. — Я не разрешал тебе говорить… Так вот… о чем я? Да, о том, что одна умная сучка прочла легенды. И поняла, что можно сесть на шею… Не будет ее муженек ревновать, не станет бить или унижать, не станет насиловать или морить голодом. И тогда, в красивой головке одной волчицы созрел план, как, будучи слабачкой, можно стать самой большой проблемой, правда?