Пи Ай не плакал, но смерть Дитца потрясла его на столько, что у него дрожали колени.

— Господи ты Боже мой! — говорил он время от времени. — Господи милосердный! — Убил его молодой индеец, так сказал капитан. На Дитце все еще бы ли те самые старые штаны из одеяла, все в заплатах, к которым он был так нежно привязан все годы. Пи Ай не знал, что и подумать. Он и Дитц работали в компании «Хэт крик» со дня ее основания. Теперь все свалится на его плечи. Несомненно, у него будет больше работы, потому что определенные задания капитан доверял лишь им двоим. Он вспомнил, что они с Дитцем недавно очень здорово поговорили. Он собирался затеять еще разговор, если выпадет случай. Теперь, разумеется, такого случая не будет. Пи Ай отошел и прислонился к колесу фургона, надеясь, что ноги перестанут трястись.

Остальные ковбои тоже взгрустнули. Соупи Джонс и Берт Борум, считавшие унизительным для белого много говорить с черномазыми, сошлись во мнении, что этот черномазый был на редкость порядочным. Нидл Нельсон предложил помочь копать могилу, поскольку именно Дитц завернул техасского быка, когда тот за ним погнался. Диш Боггетт редко говорил с Дитцем, но вид Дитца с другой стороны стада часто вселял в него бодрость. Это означало, что он не сбился с дороги и что вода где-то рядом. Диш пожалел, что никогда как следует не поговорил с этим человеком.

Липпи предложил помочь копать могилу, и Калл разрешил ему. Эта работа обычно доставалась самому Дитцу — копание могил. Калл уложил многих из своих товарищей в могилы, выкопанные Джошем Дитцем, включая последнего — Джейка Спуна. Липпи копал плохо, больше мешал и непрерывно болтал, умудряясь не говорить ничего существенного. Но Калл терпел. Они копали на небольшом возвышении, к северу от то го места, где Солт впадал в Паудер.

Август бережно завернул Дитца в кусок брезента и завязал веревкой.

— Саван для дальнего пути, — заметил он.

Все промолчали. Они погрузили Дитца в фургон. Ньют наконец встал со своего одеяла, хотя от слез он почти ослеп.

По Кампо повел упряжку к могиле, куда положили Дитца и быстро засыпали. Ирландец, хотя к нему никто не обращался, запел песнь печали, да такую грустную, что все ковбои заплакали, даже Джим Спеттл, который не уронил ни слезинки, когда погиб его брат.

Август повернулся и ушел.

— Ненавижу похороны, — заявил он. — А эти в особенности.

— При той скорости, с которой мы теряем людей, от нас немного останется к Монтане, — сказал Липпи, когда они возвращались назад в лагерь.

Они думали, что двинутся в путь в тот же день, но капитан, который не любил задерживаться, на этот раз не спешил. Он вернулся от могилы, достал большой молоток и отбил от фургона доску. Он никому не объяснил свой поступок, а при одном взгляде на его лицо все воздержались от вопросов. Он взял доску и понес ее к могиле. Остаток дня он просидел один около могилы и что-то вырезал. На лезвии ножа сверкали солнечные блики, а ковбои с удивлением наблюдали. Они никак не могли понять, на что капитан тратит так много времени.

— У него же короткое имя, — заметил Липпи.

— Это не полное его имя, — возразил Ньют. Он перестал плакать, но чувствовал себя опустошенным.

— А другое какое? — спросил Джаспер.

— Джош.

— Ну, черт побери, славное имечко, — заметил Джаспер. — Начинается с той же буквы, что и мое. Знай мы раньше, мы бы могли его так называть.

Затем они услышали стук молотка — этим молотком они пользовались, чтобы надеть на колесо фургона обод. Капитан забивал доску поглубже в землю.

Август, целый день державшийся в стороне, подошел и сел на корточки рядом с Ньютом, который расположился поодаль. Мальчик боялся, что снова разревется, и хотел побыть один.

— Пойдем посмотрим, что он написал старине Дитцу, — предложил Август. — Я много раз видел, как твой отец хоронил людей, но он никогда так себя не затруднял.

Ньют почти не слушал. Он сидел, весь онемевший. Услышав слова Августа о его отце, он не сразу понял, о чем речь, но потом до него дошло.

— Мой кто? — спросил он.

— Твой отец, — ответил Август. — Твой папа. Ньют решил, что мистер Гас выбрал странное время для шуток. Капитан не был его отцом. Возможно, смерть Дитца произвела на мистера Августа такое впечатление, что он слегка помешался. Ньют решил просто не обращать внимания на это замечание, чтобы не ставить мистера Гаса в неловкое положение в такой момент. Капитан все стучал молотком, забивая доску поглубже.

Они направились к могиле. Калл перестал стучать и отдыхал. Двое или трое ковбоев тоже подошли к могиле, но несколько нерешительно, — вроде их и не звали.

Капитан вырезал на доске глубокие буквы, чтобы ветер и песок не сразу смогли их стереть.

ДЖОШ ДИТЦ

СЛУЖИЛ СО МНОЙ 30 ЛЕТ. СРАЖАЛСЯ В 21-И БИТВЕ С КОМАНЧАМИ И КАЙОВА. ВСЕГДА БЫЛ ВЕСЕЛ И ИСПОЛНИТЕЛЕН. ПРЕВОСХОДНОЕ ПОВЕДЕНИЕ.

Ковбои подходили по одному и молча разглядывали надпись. По Кампо перекрестился. Август достал что-то из кармана. То оказалась медаль, которую вручил ему губернатор Техаса за службу на границе в тяжелые годы войны. У Калла тоже была такая. Медаль висела на зеленой ленте, но от времени цвет выгорел. Август сделал из ленты петлю и прочно прикрепил медаль к доске на могиле. Капитан Калл пошел к фургону, чтобы положить на место молоток. Август за ним. Липпи, который весь день не плакал, внезапно разрыдался, и слезы затекали за его отвисшую губу.

— Господи, ну почему я не остался в Лоунсам Дав? — сказал он, когда перестал плакать.

Они пригнали стадо к реке Паудер, вода в которой никому из ковбоев не понравилась. Некоторые жаловались на боли в желудке, другие говорили, что у них от этой воды запоры. Джаспер Фант особо внимательно следил за своим стулом. Он у него приобрел практически белый цвет, если ему вообще удавалось что-то из себя выдавить. Ему это казалось зловещим признаком.

— Я встречал дам, не настолько щепетильных, как ты, Джаспер, — сказал ему Август, но не стал слишком уж над ним насмехаться. Весь лагерь был подавлен смертью Дитца. Все не столько жалели, что его больше нет, сколько беспокоились о том, что ждет их самих на севере.

Когда Паудер осталась позади, на западе замаячили горы Бигхорн, не слишком близко, но все же достаточно, чтобы видеть, что их вершины покрыты снежными шапками. Ночи стали совсем холодными, и многие из ковбоев начали жалеть, что не купили пальто потеплее в Огаллале, когда у них была такая возможность.

Разговор вокруг костра теперь сводился в основном к бурям. Многим из работников пришлось пережить северные ветры на равнинах и даже ледяные бури, но все они были из Техаса и редко видели снег. Некоторые предлагали поскакать к горам и посмотреть на снег по ближе.

Ньюта всегда интересовал снег, и он часто поглядывал на горы, но за те недели, что последовали за смертью Дитца, он не мог всерьез беспокоиться о чем-нибудь, даже о снеге. Он не обращал внимания на разговоры о бурях, и его не слишком волновало, замерзнут ли они все, и люди и животные.

Иногда он вспоминал те странные слова мистера Гаса. Он не знал, как его понять, ведь он четко сказал, что капитан Калл — его отец. Для Ньюта это звучало бессмысленно. Будь капитан Калл его отцом, уж когда-нибудь он бы упомянул об этом за семнадцать лет.

Но иногда его эта мысль волновала, хотя, учитывая все обстоятельства, он слишком устал, чтобы беспокоиться еще и по такому поводу. Если вспомнить, что Дитц умер, то все другое уже не имело значения.

Более того, если бы Ньют вздумал спросить капитана об этом, ему вряд ли бы удалось поймать его. Капитан все дни проводил, делая работу Дитца, то есть разведывая дорогу. Обычно он возвращался уже после наступления темноты, чтобы повести их на место ночевки. Однажды он вернулся и сообщил, что видел следы около сорока индейцев. Индейцы направлялись на северо-запад, то есть в том же направлении, что и они.

Следующие несколько дней все пребывали в напряжении, ожидая нападения индейцев. Несколько раз ковбои поднимали ложную тревогу, приняв за индейцев кусты. Все плохо спали ночью, и даже те ковбои, которые ночью были свободны, не спали, а в сотый раз проверяли свое оружие и боеприпасы. Ирландец боялся петь ночью, чтобы не привести индейцев прямиком к себе. Все сразу разлюбили работу в ночном, так что вместо того, чтобы играть на деньги, ковбои принялись играть на то, кому когда заступать на работу. Особенно не нравилась им вахта около полуночи. Никто не хотел отходить от костра. Возвращавшиеся со своей смены ковбои испытывали огромное облегчение, а их смена отправлялась к стаду, как на гильотину. Некоторые едва не плакали. Нидл Нельсон так трясся, что с трудом продевал ноги в стремена. Джаспер Фант, если ему случалось работать на дальнем конце стада, даже спешивался, считая, что так он станет менее заметным для индейцев.