Лорена чувствовала, что злость ее растет. Она казалась себе загнанной в угол, а надеялась, что ей больше никогда не придется испытать этого чувства. Джейк должен был положить этому конец, но ничего не вы шло. Конечно, он вряд ли подозревал, что его лучший друг сделает такой шаг за его спиной, но все равно, зная Гаса, мог это предусмотреть.

— Ты можешь платить ему, если хочешь, но я не пойду, — заявила Лорена. — Джейк — мой возлюбленный.

— И ради Бога, — не унимался Август. — Я же только хочу трахнуться.

Лорена чувствовала, как к ней возвращается молчание. Иначе она не могла справиться с ситуацией. Она просидела несколько минут молча, надеясь, что он уйдет. Не тут-то было. Он сидел и пил, дружелюбный та кой, никуда не торопится. Она вспомнила предложенную сумму и призадумалась. Это что-то да значит, если тебе предлагают пятьдесят долларов. Если бы дело не касалось Гаса, она сочла бы мужика сумасшедшим, но Гас-то явно не сумасшедший. Так что предложенные им пятьдесят долларов можно рассматривать как большой комплимент.

— Иди к мексиканкам, — посоветовала она. — За чем зря тратить деньги?

— Потому что я предпочитаю тебя, — ответил Гас. — Вот что я предлагаю. Давай бросим карты. Если твой верх, я даю тебе пятьдесят долларов и ухожу. Если мой верх, я даю тебе деньги и получаю взамен тебя.

А почему бы и нет, подумала Лорена. В конце концов это просто игра, этим и Джейк занимается. Если она выиграет, все будет казаться шуткой, которую придумал Гас, чтобы убить время. Кроме того, у нее появятся пятьдесят долларов, и она сможет послать в Сан-Антонио за новыми платьями, чтобы Джейк больше не критиковал ее гардероб. Она может объяснить, что вы играла у Гаса пятьдесят долларов, что безмерно Джейка удивит, потому что он играет с Гасом постоянно и никогда не выигрывает у него больше нескольких дол ларов.

Но Гас в одну секунду обыграл ее. Она вытянула десятку пик, а у него оказалась дама червей. У нее было ощущение, что он смошенничал, но она не поняла, как именно. Лорена раньше не понимала, какой он упорный. Он пришел с определенной целью, а у нее не хватило ума от него отделаться. Он сразу же дал ей пятьдесят долларов, здесь он не блефовал. Когда он по лучил свое и одевался, она вдруг поняла, что у нее вполне жизнерадостное настроение, и ей вовсе не хочется, чтобы он торопился уходить. В конце концов, Гас ходил к ней часто, и она ничего против него не имела. Пятьдесят долларов ей польстили, ей было приятно, что он предпочитает ее, хоть он и был лучшим другом Джейка. Она перестала молчать и готова была позволить ему поболтать несколько минут.

— Так что, вы с Джейком собираетесь пожениться? — весело спросил он, глядя на нее.

— Он об этом не упоминал, — призналась она. — Но он обещал взять меня в Сан-Франциско.

Август фыркнул.

— Я так и думал, что он снова играет в старые игры, — сказал он.

— Он обещал, — уверила его Лорена. — Я хочу за ставить его сдержать слово, Гас.

— Тогда тебе понадобится моя помощь, — заявил Август. — Джейк — он как скользкий угорь. Его удержать можно, лишь приковав к фургону цепью.

— Я могу его удержать, — упорствовала Лорена.

— Верно, ты ему нравишься, — согласился Август. — Но это вовсе не значит, что он собирается около тебя задерживаться. Готов поспорить, он использует наш переход в качестве предлога, когда наступит время.

— Если он пойдет с вами, то и я тоже, — заявила она.

— Что касается меня, то ради Бога, Лори, пожалуй ста. Но Калл — совсем другое дело. Он женщин не вы носит.

Никакой новости он не сообщил. Калл был одним из немногих, кто ни разу не навестил ее. Более того, на сколько помнила, она его и в салуне никогда не видела.

— Это ведь свободная страна? — спросила Лорена. — И я могу ехать, куда захочу.

Гас поднялся с кровати, застегивая ширинку.

— Не очень-то свободная, если работаешь на Калла, — заметил он.

— Ты думаешь, Липпи нас продаст? — спросила она. К ее собственному удивлению, она не чувствовала ни какой вины за то, что подработала за спиной Джейка. С ее точки зрения, она продолжала оставаться его воз любленной. Все случилось потому, что Гас оказался слишком проворен с картами, а общую картину это ни как не меняло.

— Он не скажет, — уверил ее Август. — У Липпи больше здравого смысла, чем ты думаешь. Он ведь как думает — буду держать язык за зубами, глядишь, еще когда-нибудь десятку заработаю. И это вполне вероятно, тут он прав.

— Только не в карточной игре, — заметила Лорена. — Я твоей сдаче не доверяю.

Август ухмыльнулся.

— Мужик, который не сжульничает, чтобы забраться в постель к женщине, недостаточно сильно этого хочет, — сказал он, беря свою шляпу.

18

Август вернулся в лагерь вскоре после заката, рас считывая, что работа к этому времени уже закончится. Скот держали в узкой долине вдоль реки, милях в пяти от городка. Каждую ночь Калл пересекал реку с пятью или шестью работниками и возвращался с двумя-тремя сотнями голов мексиканского скота, в основном длиннорогого, тощего, как щепки, и пугливого, как олени. На следующий день они клеймили этот скот, причем основная работа падала на тех, кто ночью отдыхал. Один Калл трудился обе смены. Если он вообще спал, то не больше часа перед завтраком или после ужина. Остальное время он работал, и, насколько можно было судить со стороны, такой темп его вполне устраивал. Он взял манеру два дня из трех ездить на Чертовой Суке, и такой режим сказывался на кобыле не больше, чем на нем.

Боливару не понравилось, что его перевели во временный лагерь, где не было ни колокола, ни лома, чтобы по этому колоколу колотить в обед. Он держал свое ружье десятого калибра под рукой и грубил всем. Ирландцы так его боялись, что ели всегда последними. В результате еды им не хватало и они сильно похудели с той поры, как приехали.

И тем не менее создавалось впечатление, что ирландцы действительно члены команды. Их полная неопытность компенсировалась старанием и прилежанием, которые произвели впечатление даже на Калла. Он разрешил им остаться прежде всего потому, что ему не хватало людей и он не мог себе позволить отказаться от лишних рабочих рук. К тому времени как начали прибывать более опытные работники, ирландцы уже перестали бояться лошадей и вкалывали с энтузиазмом. Не будучи ковбоями, они не имели ничего против работы на земле. Им один раз показали, как заваливать заарканенное животное, и с той поры они жизнерадостно бросались на то, что ковбои приволакивали к огню, где ставилось клеймо, даже если это двухгодовалый бык с кучей рогов и плохим характером. Они не отличались большой ловкостью, зато были настойчивы и в конце концов валили животное на землю.

Их желание работать на земле было их бесценным достоинством, потому что большинство ковбоев пред почли бы наесться отравы, чем спешиться. Все они считали, что прекрасно бросают лассо, и надувались как жабы, если их просили потрудиться на земле, считая такой вид деятельности для себя оскорбительным.

Поскольку около лагеря почти не было коз, которых можно было украсть, Бол в своем меню больше налегал на говядину с неизменной добавкой бобов. Он привез с собой мешок перца, который щедро добавлял в бобы, без зазрения совести бросая в варево все, что попадалось, чаще всего гремучек и порою даже броненосца.

Несколько дней команда ела жгучие бобы безропотно, и только на ирландцев они действовали отрицательно. У молодого Шона обнаружились трудности с перцем. Он не мог есть его без слез, но при всей той работе, которая выпадала на его долю, аппетит его так разгорался, что он не мог отказаться от еды. Он ел и плакал. Большинство ребят хорошо относились к парню и решили считать его слезливость незначительным недостатком, связанным каким-то таинственным образом с его национальностью.

Затем однажды Джаспер Фант накрыл Боливара за освежеванием гремучей змеи. Он было решил, что по вар хочет сделать себе ремень из ее кожи, но потом увидел, что Боливар крошит ее прямо в жаркое, что привело Фанта в страшное негодование. Он слышал, что люди едят змей, но никогда не собирался делать это сам. Когда он поведал другим о том, что увидел, все так разозлились, что хотели немедленно вздернуть Боливара или протащить через колючки, чтобы научить хорошим манерам. Но когда они сообщили Августу об этом, тот только расхохотался.