— Нам бы жреца. И кого из этих… бюрократов.

— Олег!

— Что? А то вдруг да передумаешь…

— Глупый ты…

Может, и так, да только Красноцветов своего не упустит. А то ведь женщины такие, чуть отвернешься, а у них уже планы на жизнь поменялись.

Нет уж.

 Мне не спалось.

Вот вроде бы как сутки на ногах. И магическое истощение в легкой форме, сразу тремя целителями подтвержденное, и переживания, нервы, которые никуда-то не делись.

Руки вон подрагивают.

И слабость страшная. Ощущение такое, что, стоит глаза закрыть, мигом в сон провалюсь. Обманчивое. Глаза я закрывала. И лежала тихо-тихо, прислушиваясь к Васькиному сопению. Вот кто сомнениями не маялся, но лег и уснул.

Калина… ушла в свою палату.

И Ксения.

А мы вот с Васяткой вдвоем остались. И от этого было страшновато. Нет, мне сказали, что тетушка жива, что с нею-то все в порядке и будет тоже в порядке. Потом. Когда закончится детоксикация, поскольку из организма нужно вывести всю ту дрянь, которой её накачали.

Об этом думалось.

И о том, что случилось внизу. И еще о том, что надо бы сказать, какая я теперь. А страшновато. Некроманты… нет, их больше не считают порождениями тьмы, да и костер мне не грозит, скорее грозят открывающиеся перспективы, потому что некромантов немного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Некроманты — ценный государственный ресурс. Нам в университете говорили. И… и ощущать себя ресурсом, пусть даже и ценным, было неприятно.

И как теперь?

Опять учиться?

И где? Возвращаться в родной универ? Нет… не хочу. Не заставят. Или…

Я тихонько встала с кровати. Замерла. Но Васятка только губами причмокнул и пробормотал что-то совсем уж непонятное.

Хорошо ему.

А у меня опять бессонница… и попросить, что ли, зелья какого? Нам ведь предлагали. Я отказалась, а теперь жалею.

Из палаты я выходила на цыпочках, по стеночке, потому как слабость никуда не подевалась. Но и сидеть внутри было невозможно. Ко всему день на дворе. И люди… людей хватало. Что в белых медицинских халатах, что в черной униформе, что без формы, но в одежде обыкновенной, и это само по себе подозрения внушало.

— Маруся? — окликнули меня.

И я обернулась.

А пижама сидела на некроманте… нелепо. Хотя сомневаюсь, что я выглядела краше в широкой больничной сорочке. Халат бы к ней, но не выдали. И то…

— Не спишь?

— Не могу.

— Попросить, чтобы снотворное дали? — он обеспокоенно. Я покачала головой и сама взяла его под руку. Для надежности. Что-то подсказывало, что если вдруг со мною обморок приключится, то в больнице я застряну надолго.

А вот если под руку некроманта взять, то оно как-то… спокойнее.

— Просто не сидится. Там. Нас в сад выпустят? Тут сад есть. Небольшой.

И запущенный. А может, не сад, но парк, главное, что был за больницей закуток с живой зеленью. Пара старых вязов, клен, что по осени одевался багрянцем, разросшиеся кусты жасмина и лавка, возле которой приткнулась массивная урна. Лавку давно облюбовали курильщики, и пахло здесь не только зеленью и цветами, но и табаком.

Я присела.

— Что теперь будет? — пожалуй, именно этот вопрос волновал меня больше всего. — Я ведь… артефакт… мы договаривались…

— Корона не в обиде, — Николай присел рядом. — Скажем так, даже Император не рискнет оспаривать решение богини.

Это хорошо.

С одной стороны. Слишком темной, слишком жуткой была вещь, что осталась в алтаре. С другой… это богине претензий не выскажешь, а мне так можно.

— Относительно тебя мой дед возьмет на себя переговоры. И не сомневайся, компенсацию выбьет максимально возможную.

— Я не о ней думаю, — я обняла себя. На улице было жарко, полдень скоро, но меня все одно подзнабливало. — Вообще… я ведь теперь некромант, так?

— И немалой силы, — Николай улыбнулся.

— И что мне с нею делать?

— Что хочешь.

— Ничего не хочу.

Хотела я вернуться в палату, лечь рядом с Васяткой, обнять его и лежать так, возможно, до скончания времен. Или нет? Сама не понимаю.

— Это от усталости.

— Мне учиться надо будет, да?

— Да.

— Я не хочу в университет… была там история…

— Знаю, — меня остановили мягко. — Дед выяснил. И… весьма скоро в университете появится новое руководство.

— Не стоило.

— Дело даже не в тебе, Маруся, — он сказал это ласково-ласково, и я тихонько вздохнула. — Дело в том, что человек, который допустил подобное, просто не может руководить университетом. В конце концов, он под покровительством Его императорского Величества, а стало быть, эта история бросает тень и на корону.

Как-то легче не стало.

— Дед сказал, что уже идет речь о создании ревизионной комиссии. Будут поднимать все дела за последние лет десять…

Определенно не стало.

— Но университет и не обязателен. В конце концов, базовое образование у тебя есть, а все то, что касается специфики силы… думаю, разберемся.

На душе стало теплее.

И спокойнее.

Если он собирается разбираться, то… то не уедет. Сегодня. И завтра. И еще какое-то время.

— Дело даже не в образовании, — я, наконец, поняла, что именно было не так. — Я… я просто не хочу опять сталкиваться… с этим!

— И не столкнешься. Скорее всего. Настолько развитая нелюдь — явление до крайности редкое. Я вообще удивлен, что случилось увидеть.

— Нет… не только нелюдь. Восставшие мертвецы, упыри, нежить… вот не мое это! Я людей лечить хотела! Всегда… как тетя!

— И лечи, — Николай обнял меня. — Некроманты не так часто выбирают медицину, но уж те, которые идут… ты ведь ведьма. Была. Должна бы знать!

Я мысленно дала себе пинка. Конечно, тетушка ведь рассказывала. Она рассказывала, а я слушала, только как-то не так, что ли.

— Но тогда подучиться все равно нужно будет, медицинский профиль — совсем не мой. Да и целительством ведает иное заведение, но тебе будут рады.

Хотелось бы верить.

И я поверю.

Потом. Когда усталость пройдет. Нет, надо было бы снотворного попросить. И попрошу. Вот договорим и сразу попрошу, чтобы, как в сказке, проспать три дня и три ночи.

От этой мысли разом полегчало.

— И еще… дед хочет поговорить с твоей тетушкой.

— Васятка, да?

— Да. Подозреваю, разговор будет сложным.

Это я уже знаю.

— Но мы не позволим ему вмешаться.

— Мы — это кто?

— Я. И дядюшка мой. Мама опять же… мама очень за тебя беспокоится.

— Почему? — я нахмурилась. Как-то подозрительным вдруг показалось этакое беспокойство чужой мамы о моей особе.

— Она мечтает, что я женюсь.

— На мне?

— На ком-нибудь.

Чудесно. Я, выходит, вполне подхожу на роль «кого-нибудь»? Николай, кажется, сообразил, что ляпнул что-то не то.

— Не обижайся.

— На что? — я тут же обиделась, кажется, исключительно из чувства противоречия.

— Я не слишком умею объяснять. Наверное, поэтому педагога из меня не вышло, но… таким, как я или ты, нам сложно найти пару. Тьма не всякого принять готова.

— Тьма?

— И она тоже. Просто… без неё ничего не получится.

Ага.

То есть, наверное, это что-то да значит. Я сама, кажется, не так давно завидовала предопределенной любви оборотней. И вот, пожалуйста… только теперь почему-то не завидно.

— Когда отец увидел маму, другие женщины просто перестали для него существовать.

— То есть… — у меня уши стали горячими. Я даже пощупала, чтобы убедиться, что полыхают они исключительно в моем собственном восприятии.

— Я тебя заметил еще там, в университете.

— Ты говорил.

— Заметил, а подойти постеснялся. Нашел сто причин этого не делать. И… дурак был.

— Был?

— Был. Больше я тебя не упущу.

Сказано это было с мрачной решимостью.

— Знаешь… — у меня вырвался нервный смешок. — Звучит это как-то… слишком уж… сурово.

— Как есть, — Николай криво улыбнулся. — Не думай. Я не стану тебя торопить. Пусть все идет, как идет, но… твоя тьма тоже меня признала.