— Гляну, — серьезно сказал Олег. — И статистику тоже. Только сперва узнай мне, кто тут за водонапорную станцию отвечает.

— Ты… серьезно? — Белов отер лицо дрожащею рукой.

— А то! Совсем распустились. Огород народу поливать нечем, а у них денег на ремонт нет. Представляешь? И еще узнай про стройку. Кто-то там затеял поселок коттеджный возводить, вот и выясни, кто и зачем, — он размял руки, которые ныли, и чай допил, сунул в рот блин, пожевал, наслаждаясь вкусом.

…а ведь тетка не злою была.

Олег теперь понимает. Усталой. Одна да на хозяйстве, и муж её бросил, еще когда бросил, свалил, оставив с дочкой и больной матерью, за которой тетка смотрела. А потом так же смотрела за Олегом, потому как другой родни у него не осталось. И он ни фига не был благодарным за присмотр. Видел только злость и обиду, а ведь ей, наверное, тоже другой жизни хотелось.

Хорошо хоть с круизом успел.

Олег очень надеялся, что тетке понравилось.

…и статистику он глянет, надо будет аналитикам работенку подкинуть, пусть проведут анализ, как общий, так и географический. А то ведь где это видано, чтобы дети пропадали, а никому до этого дела не было? Ленька…

…он вспомнит.

— В общем, план такой…

— Нет, — впервые перебил Белов. — Олег, ты опять загорелся. С тобой такое случается, увлекаешься какой-то идеей, упираешься в неё, что баран в ворота, и ни шагу назад.

— Ты меня бараном обозвал?

— Ты и есть баран! Боги! — Белов вскочил и руками взмахнул, что весьма возмутило хозяйскую кошку, которая тихо себе дремала. Вот Олегу тоже не понравилось бы, если бы он спал, а кто-то решил руками махать да вопить. Кошка зашипела, и Белов благоразумно отодвинулся. — Посмотри на себя! Ты… забрался в какую-то глушь, вырядился в рванье…

— Оно не рваное, — возмутился Олег. — И вообще, я курятник чинил… что, прикажешь, в нормальной одежде?

— Ты послушай себя! Ты курятник чинил! Ты и курятник… — Белов опять руками взмахнул, правда, без прежнего энтузиазма. — Я начинаю думать, что ты не в своем уме.

— Ну… а что не так с курятником? — Олег сунул блин за щеку. — Вот… слушай, там еще крышу надо поправить. Снять старый шифер и новый положить, пару листов всего. У тетки Иры есть, но один не сдюжу.

— А дальше что? Займешься этой… водонапорной башней? И стройкой по соседству?

— Ага, — план был годным.

— Может, еще в депутаты местечкового совета пойдешь?

— Ну… ты ж сам говорил, что можно и политикой заняться.

Белов закрыл лицо ладонью.

— Не такой, Олежка, не такой… нормальной серьезной политикой… а ты… ты действительно это…

— А чем тебе не нравится? — мысль, высказанная Пашкой, показалась вдруг до странности привлекательной. Надо будет посмотреть, кто тут город держит и можно ли его потеснить. И вообще выяснить, как тут с выборами дело обстоит.

— Всем, Олег! Я… я приехал тебя образумить!

— Ну?

— Там твой бизнес. Инга. А тут… тут только шалава…

— Она не шалава, — Олег нахмурился. — Она хорошая девчонка, которой я жизни попортил прилично.

— И теперь тебя совесть замучила?

— Не совесть, — Олег протянул руку и дотронулся до кошачьей спины, и кошка приоткрыла желтый глаз, заурчала ласково. — Но подумай, что я хорошего в жизни-то сделал? Хотя бы за последний год? Ну, кроме курятника.

Из горла Белова вырвался странный звук.

— Вот реально… да сядь ты, Пашка, поговорим, наконец, как люди, а то в последние годы будто… очумел совсем. Смотри, сколько я за последний год заработал?

Белов призадумался.

— До фигища, верно? — пришел ему на помощь Олег. — И что дальше? В этом году заработаю еще больше… и в следующем, если Боги будут милосердны. Но… она правильно сказала.

— Кто?

— Ксения. Что толку с денег, если пользы от них нет.

— Кому нет? — Белов-таки сел, упер руку в стол и лицо закрыл.

— А никому… вот смотри, у меня дом… дома… много домов. Много машин. Много всякой фигни, которая по-настоящему и не нужна-то. Вот… вот на кой мне часы за пару сотен тысяч?

— То есть, решил податься в бессребреники? Этак и святым станешь.

— Это вряд ли. Святым никогда не был. Я обычный человек, Пашка. Подловатый. Трусоватый. Жадный. И не только это… — блины у тетки Ирины были на диво хороши. Особенно если их в варенье макать, которое вишневое, жидкое. Оно пропитывало блин насквозь, а потом еще стекало быстрыми капельками. — Но… понимаешь… я осознал, что у меня до хрена денег, а они… куда они потом? Ну, как помру?

— Детям?

— Детей еще нет.

— Будут, — мрачно произнес Павел.

— Ладно… у меня и детям хватит. И не только моим. К слову, что там с больничкой?

— С какой?

— С той, которую строить должны. Помнишь? Совместный проект… онкоцентр. Ты еще уговаривал вложиться, а я, дурак, не хотел…

— Ничего.

— То есть?

— Верентьев, с которым должны были участвовать, отступился, государство финансирование урезало, обещали одно, а на деле из бюджета едва ли третью часть от нужной суммы дадут.

— И ты…

Олег сдавил в руке вилку, и металл поддался.

— Посчитал, что ожидаемые преференции не покроют затрат. Мы лучше вложимся в реконструкцию роддома, еще можно будет послать оборудование в пару деревенских больничек. Пресса осветит нужным образом. Может, съездите с Ингой на открытие какое-нибудь или там в приют. У нас народ очень любит, когда благотворители в приют ездят.

— Открой.

— Что открыть?

— Проект этот… нет, лучше иначе. Сперва пришли мне бумаги, — Олег загнул палец. — Заодно смету. И вообще раскладку. Где там открывать планировали, какая ожидается нагрузка, потянет ли местный бюджет содержание. Возможно, частично стоит сделать гибридным центром, с платными услугами, это ослабит нагрузку. Но строить надо.

— Ты… серьезно?

— Надо, — Олег поскреб ухо. — Я обещал.

— Кому?

— Ксении… она… — он мечтательно улыбнулся и глаза прикрыл. — Ты… нет, лучше я сам… позвоню Инге. Она хорошая. Она поймет. Пусть просит, чего ей надо, я все отдам, но… понимаешь, не могу я на ней жениться. Вот не могу и все.

Зазвенела чашка, встретившись с полом, да и раскололась. Вот ведь незадача. Этак тетка Ирина и от дома откажет. Почему-то этот факт беспокоил Олега куда сильнее возможной обиды старого партнера.

Оленька не собиралась уходить глубоко в лес. Помилуйте, она вовсе была сугубо городским человеком, который к лесу относился с немалым подозрением. Она… она просто решила прогуляться.

До ограды.

Успокоиться. Да, определенно, ей следовало успокоиться. Но кто бы мог подумать, что эта вот тварь настолько выведет Оленьку из себя. И главное, главное… сама-то… она еще во время учебы раздражала несказанно. Вся такая провинциальная, удивленная, с вечно растерянным выражением лица и отвисшей нижней губкой, отчего складывалась ощущение, что девица того и гляди расплачется. Нет, здесь и выражение лица было иным, и ощущение… заговорила.

Пожалеет еще!

Оленька топнула ножкой. В конце концов… в конце концов, к чему все эти танцы с обольщением? В высшем свете иные правила.

Маменька отправит Бестужевым предложение, и… и они примут! Не могут не принять. Она прислонилась спиной к какому-то дереву и заставила себя дышать глубоко и спокойно. И в самом-то деле, чего Оленька разнервничалась? Говорит? Говорить всякое можно, правда в ином. Правда в том, что она, Оленька, жила и осталась жить в Москве, а эта провинциальная выскочка вернулась туда, где самое ей место. Тут и останется.

В Лопушках.

Эта мысль принесла несказанное облегчение, Оленька даже улыбнулась. Матушка повторяла, что всегда надо держать лицо.

А Оленька…