— Нам следовало убедиться, что брак этот не будет ошибкой.

Тогда-то Олег обрадовался, что нашлось такое хорошее объяснение, и согласился, что именно в этом дело.

— Не будет, — сказал он и ручку поцеловал.

И еще подумал, что надо Инге поднести чего-нибудь этакого. Или нет? Девкам-то он подносил, они изначально ждали, да только Инга — это не случайные шалавы.

Она — жена.

Будущая.

И не обидится ли? Или, наоборот, обидится, если ничего не подарить? Сложно с бабами… потому Олег и озадачил Белова. Тот же, усмехнувшись, сказал:

— Отправь ей цветы и конфеты. Она любит бельгийский шоколад.

Правда, на мгновенье показалось, что в Беловских глазах мелькнуло что-то этакое, на редкость недоброе. Мелькнуло и исчезло.

Про шоколад Олег распорядился. И про цветы тоже.

Но…

Все равно… теперь точно отступить не позволят. И сам он себе тоже не позволит. И надо бы успокоиться, делами заняться, а в голове одни глупости. Мешают.

Именно.

В этом дело, что мешают. Отвлекают. Не дают жить дальше. А значит, что? Значит, надобно разобраться со всем…

В руке хрустнуло что-то, и Олег с раздражением отправил обломки стилуса в мусорное ведро.

Он поедет.

Не затем, чтобы вернуть… нельзя возвращать. Инга — женщина хорошая, разумная. На случайные связи она глаза закроет, ибо понимает, что у любого мужчины свои потребности имеются, и не всегда жена способна с ними справиться. А вот Калина… Калина — это другое.

Олег просто поговорит.

Скажет, что… что не стоило сбегать и вообще… придумает. Точно. Увидит. Придумает. Скажет. Успокоится. И вернется в Москву свадьбу готовить.

А потом женится на Инге и будет жить долго, счастливо.

Спала я плохо.

То проваливалась в сон, то вываливалась, чтобы отдышаться, вытереть испарину и из простыни выпутаться. А потому, когда в очередной раз то ли убежала от кого-то, то ли, наоборот, не сумела, я просто решила больше не спать.

Сегодня.

Села на лавке, потянулась до хруста в костях. Состояние было… средней паршивости. Во-первых, идти на свежеобретенную работу совершенно не хотелось. Во-вторых, не отпускало предчувствие грядущих неприятностей. Да что там, предчувствие. Я была почти уверена, что этих самых неприятностей не избежать. И весь вопрос лишь в величине их.

— Проснулась? — тетушка уже скользила по кухне. Она умела двигаться вот так, легко и бесшумно, когда не желала нас тревожить. И Пират, придремавший на окне, следил за хозяйкой желтым глазом. Второй был закрыт, но кошачьи уши подрагивали, стало быть, не так тихо в доме, как кажется.

— Проснулась, — я окончательно выпуталась из простыни, которая спеленала меня туго, словно не желая отпускать. И та влажным комом плюхнулась на пол. Стирать надо будет.

А за окном уже посветлело.

— И хорошо. Иди, перекуси, — на столе появилась высокая кружка, над которой поднимался пар. Следом встала и тарелка с бутербродами.

Я перебралась за стол.

Пар был травяным, сладковатым, и несколько минут я просто сидела, вдыхая этот аромат и успокаиваясь.

— Если ты категорически не хочешь идти, то…

— Не хочу, — сказала я. — Но пойду. Деньги нужны.

— Только деньги? — тетушка опустилась на лавку по другую сторону стола.

— А что еще?

— Не знаю, — она склонила голову на бок. — Без денег мы обойдемся…

Правда, почудилась мне в этих словах некоторая неуверенность.

— Нет, — я мотнула головой. — Ты права. Мне… мне надо было искать какую-то работу.

Тетушка кивнула.

— И… и вообще… Важен сказал, что нельзя от врага бегать.

— А там враги?

— Нет, — сделала осторожный глоток. Травяной отвар был горячим, терпким и успокаивающим. — Пожалуй… нет. Не друзья, но и не сказать, чтобы враги.

Тетушка ведь знала.

Я ей рассказала. Не сразу, нет… но однажды мы уже вот так сидели на рассвете и говорили. Обо всем. Почти обо всем.

— Ольга… она просто не слишком умная. Но из хорошей семьи и с амбициями… не знаю, зачем ей аспирантура, но она защитится. Семья у неё…

Я сделала знак рукой.

— Мне она вредить не желала. То есть, я так думаю. Не по доброте, скорее уж ей было плевать. На меня. На кого-то другого, кто мог бы оказаться на моем месте. Я слишком ничтожна, чтобы целенаправленно делать гадости.

Дышать стало легче, то ли от заговоренных трав, то ли от собственных слов.

— Что до Синюхина, то… я так понимаю, я сама себе придумала все. И любовь большую, и будущее светлое. А он лишь воспользовался удобным случаем. Но опять же… если на кого и злиться, то на старших Верещагиных. И Ромадовского, который был моим научным руководителем, но тоже…

Я покачала головой и обняла кружку руками.

— А Важена я, пожалуй, и рада видеть. Мы не сказать, чтобы дружили… хотя он довольно дружелюбный на самом-то деле. Так что… деньги неплохие. Пригодятся.

Тетушка склонила голову.

— И… и мстить я не собираюсь, — сказала я и почти поверила.

Тетушка приподнял светлую бровь.

— Ну или как получится… если так подумать, то у меня ерунда… и… и как-нибудь переживется. Справка, конечно, не слишком хорошо, но я ведь могу подать заявку на аттестацию? Не в Москву, но на районное отделение.

Тетка молчала.

— Не по лекарскому делу, конечно, там колледж нужен, как минимум, да и душа не очень, а вот на травницу со справкой если даже… и просто аттестуют… получу разрешение на работу. Буду тебе с зельями помогать.

Я допила отвар, окончательно успокоившись.

И… и ведь хороший план.

Почему мне сразу в голову не пришел?

А во дворе меня ждали.

— Привет, — сказал повзрослевший и какой-то совершенно незнакомый Игорек и ладонями по волосам провел, осаживая светлую гриву.

— Привет, — ответила я, отступив к двери.

— Не бойся, я… извиниться пришел, — Игорек переминался с ноги на ногу. В выцветших джинсах с драными коленями, в клетчатой простой рубашке он казался совершенно обыкновенным.

Правда…

Тот, которого я помнила, был худым и угловатым. Нервным. Злым. Свято уверенным, что я и есть та его единственная, предначертанная любовь.

— Извини, — Игорек спрятал руки за спину. — Провожу? А то Акулина Никифоровна сказала, что ты работать устроилась.

— Да тут недалеко…

Вот… может, он и выше стал. Точно стал. На полголовы. Оборотни, они долго расти продолжают, вон, дядьке Святу я и до плеча не достаю, а Игорьку пока достаю. И плечи эти шире раза в два. И руки толще. Но разница не в плечах с руками. Тот, прежний, был задирист.

И упрям.

Сколько я его гоняла, потом уже, когда устала объяснять, что не желаю быть ничьей единственной и замуж за Игорька не пойду.

Даже после школы.

Что у меня планы, что…

— Ничего, все одно… тут чужих понаехало, — слегка заостренное ухо с опушкой светлых волос по краю дернулось. — Бродят.

— Чужие?

Игорек молча забрал у меня корзину, в которую тетка сложила пару склянок: с вареньем, с медом и домашнею сметаной, а еще сковородку, ибо совершенно очевидно, что блинной у экспедиторов нет.

— Третий месяц уже, — Игорек пристроился рядом. А я… я не знала, что делать.

Прогнать?

Так ведь он пока ничего-то дурного не делал. И вовсе…

— В Калинковичах землю выкупили, — шел он неспешно, явно подстроившись под мой шаг. — Будут коттеджный поселок строить.

— Так это…

До Калинкович недалеко, километра три, если напрямки.

— Именно. Думаю, у инвесторов появилась мысль расшириться. А что, места здесь спокойные, хорошие. Заповедные…

Губа дернулась, и Игорек поспешно проглотил рык.