— Все будет хорошо, мама, — сказал он и прихлопнул комара.

В самом-то деле… развелось.

В треклятую деревеньку Красноцветов вошел на закате. Он планировал раньше прибыть, да только немного заплутал на выезде из города, хотя по карте все было понятно.

Вроде.

Но потом дорога пошла куда-то не туда. Навигатор отключился, а связь пропала. И не появлялась пару часов, пока Олег кружил по проселочной дороге. И ведь не сразу-то понял, что кружит, потому что не могло такого быть. Все дороги куда-то да ведут, а эта вот… он только и сообразил, когда трижды проехал мимо огромной сосны, верхушку которой в незапамятные времена раскололо молнией, и потому росла эта сосна как-то не так. Надвое.

Вот возле неё Олег и остановился. Как третий раз проезжал, так и остановился.

Выматерился.

И осознав — а несмотря на обычное свое упрямство, был он все-таки человеком к осознанию способным, — что петляет, полез наверх.

И телефон прихватил.

И уже там, сверху, увидел и холм, по которому выездил колею, и деревеньку. Та была недалече, но… мотор заглох, а потом и вовсе машина сдохла.

Мигнула огоньками на приборной панели и сдохла.

Как и телефон.

Да что за…

В общем, оставалось или в машине ночевать, или попытаться дойти до деревни. Олег и попытался.

И вышел.

Дважды дорога вновь расслаивалась, норовя в кусты нырнуть, но тут уж Олег ей не позволял.

— Шалишь, — сказал он и пальцем помахал, понимая, что не поможет. — У меня, между прочим, дед ведьмаком был!

Кусты закачались, выпустив облако черной мошкары. Пришлось спасаться бегом. Хорошо, хоть не осы… тот же дед много рассказывал. И про ос в том числе. Правда, тогда-то Олегу его рассказы казались глупыми придумками, но вот поди ж ты…

Залаяли собаки.

Мелкий комок шерсти даже выкатился под ноги, заставив Олега попятиться, ибо собак он не то чтобы боялся — не хватало еще, — но вот неприятно, когда тебя за штанину ухватить пытаются.

— Брысь пошла! — сказал он, и собачонка отступила, правда, разразившись истошным визгом. На визг выглянула женщина.

— Я её не трогал! — Олег на всякий случай отступил от собачонки.

Потом спохватился.

И сказал иным тоном, обычно на людей действовавшим весьма… определенно.

— Это Лопушки?

— Лопушки, — женщина разглядывала Олега с интересом.

— Отлично… замечательно. А гостиница у вас где?

— Гостиница? — брови женщины приподнялись. — У нас нет гостиницы.

— Ага…

И подумалось, что это он, конечно, промахнулся. Следовало бы сразу понять, что в подобной дыре гостиницы нет и быть не может. Он вообще тут задерживаться не планировал, но…

…машина осталась где-то там. И Олег даже не был уверен, что выйдет к этому самому «там», как и не был уверен, что спутниковое позиционирование сработает.

Но дальше-то как?

Звонить Белову? Требовать, чтобы прислал кого в срочном порядке? Стыдно как-то… нет, старый приятель до упреков не снизойдет, но и молчаливого укора в глазах хватит, чтобы понять, что вел себя Олег как последний придурок.

— А… может… кто пустит переночевать? Не бесплатно, само собой! — поспешил заверить Олег.

Деньги, они всегда способствовали решению мелких проблем.

И крупных.

И хорошо, что додумался налички снять. Что-то подсказывало, что с банкоматами в этой дыре дело обстоит примерно также, как и с гостиницами.

— Пустит… может, кто и пустит, — женщина оперлась на забор, огляделась, а после крикнула: — Ирка!

Олег даже присел от мощного голоса её. И собаки, что характерно, разом заткнулись.

— Чегой? — донеслось из-за другого забора.

— Возьмешь постояльца на ночь?

Олег поспешно закивал, показывая, что и вправду ему только ночь переночевать, а уж завтра… завтра он отыщет Калину. Поговорит. И… и вернется домой.

Именно.

— Это когой-то? — из-за забора показалась круглая женская голова, над которой поднимался пух седых волос.

— А он… пришлый, — махнула на Олега его недавняя знакомая. — Заплутал, небось.

— Машина где-то там… вроде по дороге ехал.

Прежде за Олегом такого не случалось: оправдываться. И сейчас он чувствовал себя на редкость глупо. И тянуло рявкнуть на этих вот… и на собак, особенно на ту, мелкую, что вновь под ноги сунулась, спеша обнюхать запыленные Олеговы ботинки.

— Вишь, поводило…

— Хорошего человека водить не будет, — важно заявила Ирка, оглядывая Олега тем цепким взглядом, которым он обычно людей смущал.

— Я заплачу, — сказал Олег. — Две тысячи?

— Пять, — заявила Ирка, поправляя съехавший платочек.

— Ну и цены у вас…

— Так ить… какие есть, — Ирка развела руками. — Зона свободной предпринимательской деятельности. А вообще дело твое, ночи ныне теплые, ты молодой.

Настолько молодым, чтобы проверять на собственной шкуре теплоту местных ночей, Олег себя не чувствовал.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда с вас еще и ужин.

— Идет, — Ирка отерла руки о фартук. — Только это… ты сперва в душ сходи, а то ишь, пыльный весь. И дух лесной нечего в дом тащить. В лесу ему место…

Она отворила калиточку, в которую и шмыгнула давешняя собаченция. Олегу же пришлось боком протискиваться. Сама Ирка или, как представилась она, Ирина Владимировна, оказалась женщиной того неопределенно-пожилого возраста, когда с равным успехом ей могло быть и шестьдесят лет, и девяносто, и все сто двадцать. Впрочем, сколько бы ни было, но в годах своих Ирина Владимировна сохранила что бодрость тела, что ясность мышления.

И ведра с водой она тащила с легкостью, будто весу в них вовсе не было.

Мыться пришлось в летнем душе. И вновь вспомнилось детство, когда он, Олег, еще понятия не имел, что бывают иные, куда более комфортные условия бытия.

Благо, за день вода нагрелась.

— На, от, — Ирина Владимировна кинула на оградку старую одежду. — Супруга моего покойного, пусть ему на том свете икается. А ты не мнись. Чистое все. Выглаженное. Свое ж вона как изгваздал. Ничего, сейчас в стиралку кину, к утру как новенькое будет…

Чужую одежду Олег надевал со странным чувством общей бредовости ситуации. Чтобы он… вот так… да он…

Под ноги сунулся рыжий кот тех размеров, которые поневоле заставили подозревать, что не все-то так ладно было в роду кошачьих, не обошлось там без рысей.

— Брысь, — не слишком уверенно произнес Олег.

Кошак развернулся и хвост поднял высоко, наглядно демонстрируя, что он думает о всяких там.

Вот зар-р-раза… и еще майка чужая, главное, и вправду чистая, пусть и выстиранная добела почти, оказалась впору. А мягкая. И пахнет травами.

И… может, он головой шибанулся?

Пока ехал?

Или шел?

Не может нормальному человеку нравиться чужая одежда. А Олег вот трогает, щупает… точно, шибанулся. Или зачаровали? Дед сказывал, что с лесовика станется душу подменить.

Он потряс головой, избавляясь от этих чужих мыслей, и решительно в дом вошел.

Пять тысяч… нет, конечно, не деньги. Для него. А вот для местных если…

— Садись. Яишенку будешь? Будешь… куда ты денешься. Разносолов у нас тут немашечки… а она на сальце жареная. Блины утрешние, но уж какие есть. Еще вот мяска сейчас скоренько…

Она говорила и двигалась неспешно, плавно, завораживая. Вдруг показалось, что не было на самом деле ничего-то. Никогда-то он, Олег Красноцветов, не выбирался за пределы деревни. И жил, и живет в старом бабкином доме, вот таком же, с плетеными половичками на полу, с печкою, которую надо бы побелить, с красным газовым баллоном, что прятался за простою двухкамфорной плитой.

Не было.

Ни университета. Ни работы в две смены, когда голова становилась тяжелой и хотелось даже не спать — сдохнуть… ни первых денег.