— Нормальная, — отмахнулась Лика, которая была странно задумчивой, то ли с недосыпу, то ли из-за Бестужева. Я надеялась все-таки, что дело именно в недосыпе.

С недосыпом сладить всяко проще.

— Но знаешь… — она повернулась ко мне. — Если дошло до разговора этого, то все не так и просто.

— То есть?

— Вот скажи, если бы и вправду был этот контракт, стали бы тебя запугивать? Да никто бы вообще внимания не обратил, будь все так. Подумаешь, романчик. Мало ли с кем чего на деревне приключается.

— Наверное, — прозвучало как-то…

— Спроси, — предложила Ксюха.

— Кого?

— Некроманта своего.

— Он не мой!

— Но тебе нравится?

Я подумала и вынуждена была признать.

— Нравится. Он… хороший.

Линка фыркнула. А Ксюха вздохнула и, покосившись на Линку, призналась:

— Мне вот тоже нравится…

— Красноцветов?

Она кивнула и покраснела. Я же открыла рот. И закрыла. Когда только успели-то? Вот, что работа с людьми-то делает! Сколько всего пропустила.

— Заметно? — поинтересовалась Ксюха отчего-то шепотом.

— А то… он на тебя вот тоже… знаешь, сколько жили, а на меня он так не смотрел. И чтобы заробел вдруг? Да такого в жизни не случалось! — Линка выглядела не столько обиженною, сколько удивленной. И тут же спохватилась. — Если у вас чего выйдет, то я только рада буду, но…

— Ничего не выйдет.

Ксюха подтянула ноги к груди и обняла колени.

— Почему?

— Во-первых, ты сама говорила, что у него невеста есть. А в чужую семью…

— Невеста — еще не семья, — возразила Линка. — Да и то, будь там любовь, я бы сама тебя отговорила бы, но любви нет, расчет голый. А тут я вижу, что впервые у него мозги отказывают.

— А с тобой?

— Со мной… со мной сложно. Мне, наверное, тогда нужен был кто-то, за кем спрятаться можно. И просто жить в свое удовольствие, ни о чем не думая. А он… ты же знаешь, против нас сложно устоять.

Я кивнула, подтверждая, что так оно и есть. А еще подумала, что старший Бестужев вокруг Линки кружил, а вот некромант, если и глядел, то отнюдь не с восторгом.

Это что-то значило?

Или ничего?

— Вот и не устоял. Он не хотел противиться, я себя не сдерживала. Мама сказала, потому он и дуреть стал, что чары мозги застили…

— А тут?

— А тут уже не застят. Да и тебя встретил.

Ксюха все еще сомневалась. И сомнения я видела.

— Я ведь… ты же знаешь… может, и получится все поправить. А если нет? Если детей у меня не будет? Что тогда?

— Тогда… поговори с ним. Начистоту, — палец Линкин ткнулся в Ксюхино плечо. — Пусть сам думает. И ты тоже поговори со своим…

— Он не мой!

— …некромантом.

Наверное, совет был неплохим. Только… только как исполнить-то? Подойти и спросить этак, невинно, мол, не подскажете ли, не собираетесь ли вы тут жениться, а то у меня на вас планы имеются.

— Маруся! — Васяткин голос избавил меня от необходимости вести диалог. — Маруся…

— Тут я.

— Там… горит… — Васятка, верно, от самой деревни бежал. И теперь остановился, пытаясь отдышаться. — Горит…

— Что горит? — Линка поднялась.

— Так… дом… горит… тетки Василины… и еще который… деда… Василя… мама… сказала вас найти…

Нашел.

И вечер окончательно перестал быть томным.

Глава 34 Где обстоятельства складываются не самым лучшим образом

У женщин есть характер. Просто каждый день другой.

Из откровений о женской сути

Оленька шла.

И шла.

И… шла. В какой-то момент она явственно осознала, что заблудилась.

— Вот ведь, — сказала она обреченно и на корне пристроилась, пытаясь сообразить, что делать дальше. Нет, смешно, чтобы ведьме и в лесу заблудится.

Не бывает такого.

Или…

Оленька взяла телефон. Геометку на лагерь она сразу поставила, исключительно в силу привычки, и теперь… теперь можно посмотреть на неё да порадоваться собственной предусмотрительности. Связи не было.

Оленька встала.

Подняла руку.

Связь не появилась.

Вздохнув, она окинула взглядом ближайшие деревья на предмет того, удобно ли будет на них взбираться. Вдруг вспомнилось, что тогда, в детстве, она очень любила лежать на толстой ветке яблони. Дерево было старым и разлапистым, а еще на диво удобным.

И росло-то у дома.

И ствол у него-то был раздвоенным, пригодным для карабкания, не то, что тут.

— Допустим, — сказала Оленька вслух, сунув мобильник в карман. — Допустим, связи нет, потому что вышка тут одна и далеко, а еще полог леса. Тогда… забравшись на дерево, я могу… могу что? Построить маршрут?

Она отмахнулась от комара.

— И дальше что?

Наверное, разговаривать самой с собой было несколько ненормально, но рядом не было никого, кто бы мог Оленьку подслушать.

— Забираться через каждые сотню метров? Или надеяться, что полог станет не таким густым? Или вообще по памяти. По памяти я уже шла.

Она погладила кору ближайшего дерева.

Сосна была огромной и уходила куда-то ввысь. Нижние ветви её давно иссохли и обломались под самый ствол. Верхние были зелены, но начинались где-то там, наверху.

Нет, сосна не вариант.

— Тогда… тогда можно позвонить кому-нибудь. Только не маме. Вот она посмеется, да… в лесу заблудилась, — Оленька вздохнула. Себя было жаль, но жалость — не то, что нужно. — Нет уж… лучше Николаеву. Или Важену. Он козел, но оборотень… в том смысле, что сволочь, но не в козла, в ирбиса оборачивается. А они леса знают. По следу найдет.

Она кивнула, признав, что план вполне себе годный.

Осталась сущая безделица — отыскать дерево, которое сгодилось бы для его реализации. И Оленька принялась обходить их одно за другим, всякий раз с сожалением признавая, что не сдюжит.

Но вдруг проснулось прежнее упрямство.

…а ведь её учили быть послушной девочкой, она и старалась. Очень старалась. И не виновата ведь, что способностей не хватало.

— Подойдешь, — Оленька с нежностью погладила яблоню-дичку, которая едва ли не терялась средь огромных сосен. И была чужой, как… как сама Оленька в семье Верещагиных.

Может, фамилию сменить?

Нет, такого оскорбления матушка точно не простит.

— Потом… подумаю, — Оленька вытерла вспотевшие ладони и, подпрыгнув, вцепилась в ветку. Попыталась закинуть ногу, но не получилось. Более того, от резкого движения руки соскользнули, и Оленька плюхнулась на землю.

Благо, падать на мхи было мягко.

— Да уж, — она перевернулась на спину. — В детстве это было как-то… проще, что ли?

Она поднялась.

И на руки поплевала. Правда, Оленька понятия не имела, зачем это надо, но в кино показывали. Авось, поможет. Впрочем, вторая попытка провалилась, а вот третья — и откуда в ней это? — удалась. На ветку Оленька забралась, пыхтя и ворча, что приличных девиц из приличных семей учат вовсе не тому, что в жизни надо.

На ветке она растянулась, вцепившись в неё руками и ногами.

И дальше что? На следующую? Но… оттуда падать будет выше. И как знать, не сломает ли чего-нибудь Оленька при падении.

Тут и в животе заурчало, напоминая, что ужин давным-давно прошел.

…её ведь будут искать, верно?

Не так много людей у Николаева, чтобы не заметить Оленькиного отсутствия. И… и надо лишь подождать.

Но сотовый она достала.

Просто, чтобы убедиться, что связь так и не появилась. И… и лучше, если искать начнут пораньше. Раньше начнут, раньше найдут.

Именно.

Связи все еще не было.

Оленька задрала голову, вглядываясь в небо. А ведь лес сосновый… что там говорили? Сосна — растение светолюбивое… да, именно. И потому сосновый лес — разреженный. Тут, конечно, между сосен и березы встречаются, и даже ольху Оленька видела, там, на опушке, но их не так и много, чтобы создать сомкнутый полог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — И это значит… это значит, что связи нет не из-за слабого сигнала, — она заставила себя отлипнуть от ветки.