– Имя этого человека лучше не выяснять.

«Значит, речь идет о Гиммлере», – догадался командарм. – Из знакомых Биленберг только он знал о существовании поварихи Вороновой, и только он мог попросить, а точнее, приказать Штрик-Штрикфельдту подготовить ревнивую Хейди к появлению соперницы.

– Считайте, что вы, капитан, поступили правильно.

– Будь я чуть набожнее – перекрестился бы. Я-то как раз боялся, что этим своим предупреждением подставляю вас. Когда мужчина оказывается между двумя женщинами, это пострашнее, чем на передовой, на голой равнине, под перекрестным огнем.

– Но я-то прошу прощения не потому, что вы – германский офицер, а потому…

– …Что это сделано было деликатно и по-мужски, – примирительно довершил Штрик-Штрикфельдт. – Кстати, нам, господин генерал, тоже пора уезжать.

Власов непонимающе уставился на капитана, пытаясь понять, о чем идет речь.

– Почему вы считаете, что пора? И куда мы должны уезжать?

– Париж нас пока не ждет, поэтому придется обойтись Дабендорфом. Дня на три-четыре, не больше. Впрочем, кто способен предсказать, как там все сложится.

– Только не убеждайте меня, что не знали об этом задолго до появления здесь Вороновой.

– Не хотелось портить вам свидание, господин генерал.

– Что тоже по-мужски.

– Отъезжаем через двадцать минут. Иначе не успеем к поезду. Машина уже ждет нас. Я помогу перенести вещи.

– Но не могу же я покинуть это богоугодное заведение, не попрощавшись с Хейди.

Капитан задумчиво и сугубо по-русски почесал затылок.

– Может, в данной ситуации будет лучше – не попрощавшись? Взять и уехать, а потом позвонить, написать. Пригласить в Дабендорф. Две женщины в течение получаса – это, извините, господин генерал, и вне постели тяжеловато.

– Так-то оно так, но потом это уже будет совершенно иной разговор. Поэтому лучше сейчас.

– Как минимум десять минут у вас еще найдется, – пожал плечами Штрик-Штрикфельдт. – Но задерживаться не стоит.

– В Дабендорфе что-то произошло? Или, может, в Берлине? По-моему, вы нервничаете, капитан.

– Нервничаю не я, а известный вам абверовский генерал Гелен.

– Он-то с какой стати? Теперь мы – вооруженная сила, и наша боеспособность…

– Простите, господин генерал, однако генерал Гелен уже неоднократно выражал неудовольствие вашим длительным отсутствием в штабе РОА и частыми поездками в эту хранимую Богом долину. И точно так же неоднократно Гелен требовал от меня объяснений по этому поводу.

– Почему же вы молчали, в стремени, да на рыс-сях?!

– Думал, что он отвлечется на другие проблемы и на какое-то время забудет о нас с вами.

– И никуда он не денется, отвлечется. Но это тоже так, конфиденциально, – процедил Власов и решительно направился к двери, намереваясь тотчас же поговорить с Хейди.

Марию Воронову он уже потерял. Будет страшно, если в один и тот же день потеряет и другую женщину, которую здесь, в Германии, никакая другая ему не заменит. Поскольку такая замена попросту невозможна.

Уже выйдя во двор, Власов с удивлением обнаружил, что Мария все еще не уехала: она стояла у машины, опираясь рукой о капот, а по обе стороны от нее, словно изваяния, застыли – с автоматами наперевес – рослые эсэсовцы.

«Ждала, когда ты выйдешь, чтобы еще раз попрощаться, – истолковал это ее ожидание Власов. – Может, стоит подойти и еще раз предложить перевестись в РОА? Или, наоборот, поблагодарить, что она не согласилась переходить в твою армию, спасая тебя от ревности Хейди?»

И был крайне удивлен, что Мария не окликнула его, не помахала рукой. Едва завидев генерала, она демонстративно отвернулась, молча села в машину и уехала.

– Как считаете, капитан, возможно, у нее была какая-то просьба, с которой так и не решилась обратиться?

– По-моему, она поняла, что идете не к ней, – с хитринкой в голосе прокомментировал Штрик-Штрикфельдт.

– Но зачем-то она меня ждала.

– Только для того, господин генерал, чтобы убедиться, что вы идете не к ней.

– Проверить свою женскую интуицию?

– Скорее убедиться, что в состоянии окончательно порвать с вами.

Лилия взглянула на часы и демонстративно зевнула, показывая, что и так слишком задержалась в гостях. Юлишу эти ее «знаки неприличия» сразу же повергли в беспокойство.

– Вы могли бы остаться на ночь, госпожа Фройнштаг. Уверяю: здесь вам было бы не хуже, чем в номерах «Берлина».

– Я останусь лишь на то время, которое понадобится вам, чтобы высказать, наконец, то, ради чего стремились встретиться со мной.

– И все же мы могли бы провести ночь в этом особнячке. Если пожелаете, то и в обществе мужчин.

– Нетерпеливо поджидающих нас вон за той узенькой черной дверью, «охраняемой» рыцарем в доспехах?

– За какой дверью? – чуть ли не подхватилась фон Шемберг. – Там никого нет. Можете подойти и убедиться…

Однако для того, чтобы убедиться в присутствии там некоего соглядатая, подниматься вовсе не понадобилось. Лилия прекрасно слышала шаги удаляющегося человека. Однако изобличать баронессу во лжи не стала.

– Вот видите… – как-то неопределенно завершила она этот диалог. – Оказывается, и за той дверью тоже никого нет. А сколько подобных дверей вам еще придется преодолеть, прежде чем вы достигнете трона. Поэтому я жду, будущая первая леди Венгрии, жду…

Баронесса сделала несколько жадных глотков, однако поставить бокал на стол так и не решилась. Никто не считал ее законченной алкоголичкой, но даже для сотрудников местного гестапо уже давно не являлось секретом, что время от времени эта экзальтированная особа позволяет себе так кутнуть в обществе двух-трех мужчин, что очередная молва по поводу ее загула бурлит потом по околопартийным особнякам и пивнушкам две-три недели подряд.

Впрочем, ко всеобщему удивлению, молва эта не производила никакого впечатления ни на Юлиану, ни, что еще более поразительно, на самого Салаши. Казалось, ничто в мире не могло разрушить этот странный союз. Пока все вокруг судачили, нагло перемывая их кости, они преспокойно предавались «яростной любви», в которой оба знали толк не хуже, чем в токайском вине.

– Не беспокойтесь, вне этого особняка, я по-прежнему буду обращаться к вам, как к фрау Вольф, – несмело заговорила фон Шемберг. – Делая вид, что для меня является секретом ваше настоящее имя.

– Ничего страшного, время о времени можете напоминать мне его, – невозмутимо парировала Фройнштаг.

– Я сказала об этом, поскольку хотела выяснить, существует ли у вас какой-то личный интерес в Будапеште, в пределах Венгрии.

– Вы уже объявили, что я прибыла сюда в сопровождении Скорцени. Зачем повторяться? Сказанного вами, уважаемая баронесса, и так вполне достаточно, чтобы отправить вас на тот свет, – окончательно заскучала Лилия. Если бы Скорцени был свидетелем их беседы, он остался бы доволен ее поведением. – Чем еще вы попытаетесь удивить меня?

– Ничем. Смиренно, хотя и упорно пытаюсь найти подходы к вашему личному интересу к Венгрии. Чем занимается ваш настоящий муж, коим Скорцени, как мы уже выяснили, не является? Он, тот, настоящий муж, имеет какое-то отношение к СД?

– Абсолютно никакого. Вот он-то как раз настоящий архитектор, – начала сотворять свою новую легенду Фройнштаг. Она уже понимала, что Юлиша пытается откровенно вербовать ее, и разговор продолжала из чистого любопытства: хотелось знать, как баронесса станет подступаться к ней. – Моего настоящего мужа куда больше увлекает архитектура. Ну, еще – коммерция. Он рассчитывает на кое-какие контракты. А вообще-то по натуре своей он законченный бездельник.

– Это несерьезно, фрау Вольф. Мне бы не хотелось, чтобы наша беседа продолжалась в таком духе. Если у вашего мужа возникают какие-то проблемы с контрактами, над этим можно было бы подумать сообща. Подключая и Ференца Салаши. Но для этого мне нужна правдивая информация, а не ваши мимолетные фантазии.

Фройнштаг решила, что самое время еще раз предаться вину. Она не ожидала, что Юлиша станет выплескивать свои подозрения с такой обескураживающей прямолинейностью. Должны же, в конце концов, существовать какие-то правила игры.