Он посмотрел на меня, и я увидел в его глазах усталость. Не физическую, а ту, что приходит с осознанием масштаба задачи, с пониманием того, что предстоит сделать невозможное.

— У нас в городе на второе февраля осталось около тридцати двух тысяч жителей, причём почти все они были здесь, в Кировском районе. В остальных районах меньше тысячи человек. Представляешь? В целом городе, в котором до войны проживало полмиллиона человек, в боевых районах осталось меньше тысячи. Сейчас люди возвращаются из эвакуации, и прибывают добровольцы для восстановления города. По нашим прогнозам, к осени население может вырасти как минимум до ста пятидесяти тысяч, а к концу года до двухсот. Им всем нужно жильё. А что мы можем предложить? Землянки, бараки, в лучшем случае комнату в уцелевшем доме, где уже живут пять-шесть семей.

Я слушал внимательно, понимая, что это тот момент, когда я должен высказать своё предложение. Но Виктор Семёнович продолжал, и я понимал, что ему нужно выговориться, поделиться этим грузом ответственности, который внезапно свалился на него:

— Строить по старинке, кирпичные дома, это долго и дорого. На один дом уходит год, а то и больше. Плюс квалифицированных каменщиков не хватает, многие погибли, многие ещё на фронте. Я думал о том, чтобы организовать массовое производство деревянных бараков. Быстро, относительно дёшево. Но это временное жильё, низкого качества, холодное. И дерева у нас тоже не так много, его надо откуда-то везти, а транспорт жизненно необходим на фронте, попробуй найти сотню свободных машин, а тут необходимы тысячи.

Он замолчал, закрыл папку, посмотрел на меня:

— Вот такая картина. Вот здесь, — Виктор Семёнович показал мне папку, — все материалы о состоянии города на сегодняшний день. Эта информация секретная, свой экземпляр получишь в секретной части. Ознакомиться с ним можно только у них в читальном зале. Делать какие-либо выписки запрещено. Полагайся только на свою память. Как закончим разговор, иди и ознакомься с материалами. На это тебе один день.

Я думал, что на сегодня разговор окончен, и даже успел слегка разочароваться. Всего один день на изучение материалов? Этого явно недостаточно для такого объёма информации. А самое главное я рассчитывал немного на другой разговор. Но я ошибся предположив, что на этом разговор окончен.

Виктор Семёнович встал и снова прошёлся по кабинету. Его движения были нервными, резкими. Я понял, что он находится в огромном внутренним напряжении.

— Время не ждёт, Георгий Васильевич. Такие темпы работы с натяжкой допустимы в мирное время, но не сейчас. Прошло два месяца после окончания боёв, а к восстановлению города так и не приступили. Да, мы расчищаем завалы, разминируем территорию, хороним погибших. Но это подготовительная работа. А строительства как такового нет. И после разговоров по телефону сегодня ночью с товарищами из Москвы я понимаю, что от нас всех и меня лично ждут успехов, пусть даже небольших, каждый день. Надо в буквальном смысле свернуть здесь горы.

Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза:

— Понимаешь, о чём я? Это не просто работа. Это экзамен. Для меня, для тебя и всех кто здесь находится. И я лично не имею права его провалить. Не имею морального права перед городом, перед людьми. И не имею права с точки зрения тех, кто дал мне этот шанс.

Я кивнул, показывая, что понимаю. И я действительно это понимал. Виктору Семёновичу дали возможность вернуться. Но это не просто возвращение, это испытание. Докажи, что ты достоин доверия. Докажи, что ты можешь работать. Провалишься, второго шанса не будет.

После небольшой паузы Виктор Семёнович продолжил:

— Я жду от тебя идей. Чуянов сказал, что ты человек неординарный, способный мыслить нестандартно. Так вот, давай мыслить нестандартно. Так, как ты мыслил, когда в госпитале предложил конструкцию своего протеза. Какие у тебя за два дня появились мысли о том, как нам решить эту проблему? Ты ведь наверняка уже думал об этом, я вижу это по твоим глазам.

Настал мой черёд. Я достал из полевой сумки свои листы с набросками и разложил их на столе перед Виктором Семёновичем. Листов было несколько, на каждом схемы, расчёты, пометки. Я работал когда задержался в столовой.

— Виктор Семёнович, у меня есть предложение. Крупнопанельное домостроение.

Он нахмурился, посмотрел на мои наброски, потом на меня. На его лице было полнейшее непонимание.

— Что? — в голосе Виктор Семёнович звучало недоумение. Это как когда вроде бы говорят на русском языке, слова знакомые, а смысла не понимаешь.

— Крупнопанельное домостроение, — повторил я спокойно и внятно. — Технология строительства домов из готовых железобетонных панелей. Панели изготавливаются на заводе, затем доставляются на строительную площадку и собираются с помощью крана, как конструктор. Один дом можно построить за месяц-полтора, а не за год.

Виктор Семёнович взял один лист, затем другой и внимательно изучил мои схемы. Я видел, как он всматривается в рисунки, пытается понять логику конструкции. Он был умным человеком, быстро схватывал суть.

— Георгий, я, конечно, не строитель, но что-то припоминаю о таких экспериментах. Вроде бы в Москве пытались, — он двумя руками потёр глаза, очевидно устав от напряжения последних дней, и достал из портсигара две папиросы, одну себе, одну мне. — Но это же сложная технология, нужно специальное оборудование, квалифицированные кадры.

Я взял папиросу, мы прикурили и в кабинете повисло облачко дыма.

— Нужно, — согласился я. — Но всё это у нас есть или может появиться. Завод по производству панелей можно организовать где-то рядом с местом строительства, а лучше всего на базе тракторного завода, там есть подходящие краны, которые нужны для погрузки готовых панелей. Боюсь, конечно, ошибиться, но вроде припоминаю, наши разведчики как-то докладывали о тяжёлых передвижных немецких кранах, которые немцы зачем-то пригнали в Сталинград.

Это были знания не Сергея Михайловича, а фронтовика лейтенанта Хабарова. После 19 ноября, когда началась операция «Уран» и кольцо окружения сомкнулось, его родная дивизия начала активные наступательные действия. Об этих кранах говорили офицеры штаба армии, проводившие рекогносцировку на его позициях. Немцы вероятно намечали что-то вывозить из города и часть техники осталась.

— А ты откуда знаешь про такое домостроение? — спросил Виктор Семёнович, и в его голосе прозвучала не подозрительность, а искренний интерес. Он явно пытался понять, откуда у молодого лейтенанта такие специфические знания.

— Я хорошо учился в детдоме, много читал, — быстро ответил я, заранее подготовив объяснение. — В Минске, в республиканской библиотеке, были журналы по строительству, технические издания. Я их все изучил. Меня всегда интересовала эта тема. К тому же на фронте я встречал инженеров-строителей, мы с ними разговаривали в перерывах между боями. Они мне много рассказывали о своих мыслях как будут восстанавливать города после войны. Я мечтал стать строителем, если бы не война.

Виктор Семёнович кивнул, принимая объяснение. Он снова посмотрел на схему, внимательно изучил расчёты, которые я сделал, а затем поднял на меня глаза:

— Хорошо. Допустим, это интересно. Но давай конкретнее. Что нужно для реализации? Какие ресурсы, какие сроки? Сколько это будет стоить? Сколько нужно рабочих? Где взять цемент, арматуру? Детали, Георгий Васильевич, мне нужны детали.

Я затушил папиросу в пепельнице, придвинул к себе чистый лист бумаги, взял карандаш и начал рисовать новую схему, более подробную.

— Смотрите, Виктор Семёнович. Для начала нам нужен завод по производству панелей. Это может быть отдельный цех на тракторном или любом другом заводе, где есть подходящие площади. Цех должен состоять из нескольких участков.

Я рисовал и объяснял, используя все свои знания из прошлой жизни, из учебников, из опыта работы:

— Первый участок формовочный. Здесь изготавливают металлические формы для панелей. Формы должны быть разборными, чтобы можно было легко извлечь готовую панель. Второй участок армирование. Здесь вяжут арматурные каркасы, которые будут залиты бетоном. Третий участок бетонирование. Сюда подаётся готовая бетонная смесь, которой заливают формы с арматурой. Четвёртый участок пропарочные камеры. Панели нужно пропаривать, чтобы бетон быстрее набрал прочность. При обычной температуре бетон набирает марочную прочность где-то за месяц, а после пропаривания всего за трое суток. Это критически важно для ускорения производства.