— Ясна, товарищ Первый секретарь обкома, — ответил Гольдман, а я молча кивнул подтверждая его слова. — И разрешите поднять еще один вопрос.

— Слушаю, — Чуянов уже начал вставать из-за стола, но опять опустился на стол.

— Я сегодня вместе с одним товарищем сопровождал Георгия Васильевича во время его походов по заводам. Ему постоянно необходим сопровождающий. Иначе он свернет себе голову. Там любому ходить проблема, а…

Чуянов коротким и резким движением остановил Гольдмана.

— Что вы предлагаете?

— На постоянной основе выделить товарищу Хабарова специального человека. Ординарца наверное. С ним сегодня был юноша из уральских добровольцев. Вот его можно привлечь.

— Хорошо, Виктор Семёнович, оформите прямо сейчас.

Виктор Семёнович снова открыл сой блокнот и сделал отметку. Н в этот момент я вспомнил, что одним из крупнейших производителей цемента в постсоветской России будет Себряковский цементный завод. И об открытии месторождения мена в 1941 году я читал когда знакомился с положением дел в Сталинграде и области. У меня появилось желание как школьнику поднять руку, чтобы на меня обратили внимание.

Чуянов наверное понял мое желание и спросил:

— Георгий Васильевич, вы что-то еще хотели сказать?

— Да, Алексей Семёнович.

Используя открытое в 1941 году московской экспедицией большого месторождения глины и мела, можно начать масштабное производство цемента. Что и было сделано в 1948 году в жизни прожитой Сергеем Михайловичем. А что если это сделать сейчас, в 1943.

— Главная проблема, которую мы не можем решить своими силами, это цемент. Предлагаю идею панельного домостроения, я исходил из того, что запасы цемента, которые были созданы в период обороны и оказались неиспользованными, вместе с тем, что захвачено в качестве трофеев, будет достаточно чтобы начать работать и продемонстрировать возможности этого метода для решения проблемы скорейшего восстановления города. В целом в стране сейчас цемент в дефиците. Ближайший мощный производитель это Вольск в Куйбышевской области. И я сейчас подумал, что это не совсем правильно рассчитывать на существенную помощь Центра. Но у нас в ста двадцати километрах от Сталинграда есть крупное месторождение глины и мела на базе которого мы можем начать производство цемента. Месторождение разведано в 1941 году перед войной, о нем есть упоминание в тех материалах, которые я смотрел первого апреля в секретной части. Это рядом городом Михайловка, практически в его городской черте и оно идет вроде бы вдоль железной дороги. Немцы до Михайловки не дошли, город пострадал только от авианалетов.

— Вы я смотрю большой специалист во всем, — начал с усмешкой говорить Чуянов. У меня от этого всё внутри похолодело, это похоже перебор. — И любого под монастырь способны подвести. Завтра будет постановление ГКО по восстановлению хозяйства Сталинграда и области. Поэтому меня в Москву и вызывают с вопросом какие конкретно у нас есть предложения. И вы вообще-то правы, главный вопрос осуществления вашего проекта — это цемент. Без варианта его решения нечего и рот раскрывать на заседании. По поаоду вашего предложение по Михайловке. Виктор Семёнович, соберите все доступные данные по этому месторождению и надо набросать хотя бы в превом приближении предложения по цементному заводу. Понимаю, что задача и разряда практически не выполнимых, но надо. Мы сталинградцы. На заседании ГКО надо доложить абсолютно все аспекты имеющие отношения в реализации вашего предложения, поэтому за оставшиеся дни надо проработать и этот вопрос.

Андреева Чуянов попросил задержаться. Когда за Гольдманом и Хабаровым закрылась дверь, он поднялся из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Секретные карты на стенах, стопки документов на столе, пепельница, полная окурков, все это говорило о том, что последние дни первый секретарь практически жил в своем кабинете.

— Наш вопрос на заседании ГКО будет рассматриваться десятого апреля, — начал он, остановившись у окна. — Потом надо ждать конкретных поручений с фамилиями, датами и деталями. У меня лично, Виктор Семёнович, такое ощущение, что я засовываю голову в пасть голодного тигра с нашими предложениями.

Чуянов обернулся, его лицо было напряженным.

— Но в то же время, как не доложить? Замолчать такое предложение невозможно. Потом скорее всего спросят не за то, что сделали, а за то, что не сделали. Да и перспективы такие, что дух захватывает.

Он подошел к большой карте Сталинграда, занимавшей половину стены. Карта была вся исписана пометками, отмечены разрушенные районы, восстановленные объекты, планируемые стройки.

— Сделано уже очень много, даже не верится, как много, — продолжил первый секретарь, проводя пальцем по линиям улиц. — Но со дня на день начнется окончательный вывод с территории города и области воинских частей, которые завершали разгром врага и приводили здесь себя в порядок. Вы отлично знаете, каков их вклад в то, что сделано.

Андреев молча кивнул. Он действительно знал. Без помощи военных строителей и саперов многое было бы невозможно.

— Дальше мы можем рассчитывать только на себя, — Чуянов повернулся к Андрееву. — Конечно, помощь Москвы будет, я в этом не сомневаюсь. Из всех освобожденных городов Сталинград для страны самый значимый. Но основное мы должны до окончания войны делать сами.

Он вернулся к столу, оперся на него руками.

— Поэтому ты, Виктор Семёнович, должен сделать невозможное. На стол в высоком московском кабинете я должен положить проект, полностью готовый к внедрению по всем позициям. Понимаешь? Полностью готовый. Чтобы можно было сразу подписывать и запускать в работу.

Андреев выпрямился, понимая всю тяжесть возложенной на него ответственности.

— Будет сделано, Алексей Семёнович.

— Я знаю, что будет, — Чуянов устало улыбнулся. — Иначе бы не поручал.

Об этом разговоре главных сталинградских секретарей Георгий Хабаров, естественно, не знал. Но предполагал, что следующие несколько дней для него будут очень интересными и, скорее всего, весьма напряженными.

Мы с Гольдманом только и успели, что дойти до кабинета отдела и перевести дух. Леонид сразу бросился к своему столу, начал перебирать бумаги, что-то искать в ящиках. Я опустился на свой стул, пытаясь собраться с мыслями.

У меня просто голова шла кругом. Я догадывался, что сейчас скажет нам Виктор Семёнович, когда придет в отдел. Масштаб задачи был ясен, оставалось узнать только сроки. И я подозревал, что сроки будут такими, что впору хвататься за голову.

А то, что он придет к нам сам, а не вызовет к себе в кабинет, я не сомневался. Это было в стиле Андреева, он любил лично отдавать боевые приказы, смотреть людям в глаза, видеть их реакцию.

И действительно, мы с Гольдманом успели только выпить по кружке чаю под огнем обжигающих взглядов двух наших товарищей, как дверь распахнулась. В наш отдел ворвался второй секретарь Сталинградского горкома ВКП(б). За ним семенил Андрей Белов, бледный и испуганный, явно не понимающий, что происходит и почему его вдруг вызвали к самому Андрееву.

— Итак, товарищи инструкторы строительного отдела, — начал Виктор Семёнович, окидывая нас тяжелым взглядом. — Люди вы все опытные, повоевавшие. Вы знаете значение слов «боевая задача». Притом такая, которая должна быть выполнена любой ценой.

Он медленно прошелся вдоль наших столов, заглядывая то в одно лицо, то в другое.

— Сегодня третье апреля, — продолжил он, останавливаясь. — Седьмого, в ноль часов, вы должны сдать полностью, подчеркиваю, полностью готовый в мельчайших деталях проект, предложенный товарищем Хабаровым. Начало экспериментального крупнопанельного домостроения в городе Сталинграде.

Кузнецов тихо присвистнул. Савельев побледнел. Гольдман застыл с карандашом в руке.

— Проект должен быть проработан так, чтобы можно было на нем поставить дату, подпись и надписать: «Утверждаю», товарищам Чуянову и Андрееву к исполнению. Понятно?