— Спасибо, товарищи, за проделанную качественную работу в столь сжатые, напряженные сроки. Спасибо за самоотверженность, за бессонные ночи. Уверен, что наш проект Государственный Комитет Обороны внимательно рассмотрит и даст ему зеленый свет для реализации. Очень на это надеюсь. Выражаю всем искреннюю благодарность от себя лично и от обкома партии за вашу работу, за ваш труд. И предоставляю вам заслуженные сутки отдыха. Отоспитесь как следует, наберитесь сил. Вы это заслужили.

Его слова прозвучали официально, но в охрипшем голосе явственно чувствовалась неподдельная усталость, изнеможение и какое-то внутреннее напряжение. Было ясно, что он сам находится на пределе своих физических сил. Виктор Семенович молча стоял рядом с ним, чуть позади, тоже усталый и измотанный, но более собранный и подтянутый.

Когда за Чуяновым и Андреевым закрылась тяжелая дверь и их шаги затихли в коридоре, кто-то из чертежников, молодой парень с веснушками, с грустным сожалением протянул:

— Эх, жалко, наверное, не будут больше так кормить, как последние дни. Привык уже к хорошему.

Несколько человек устало усмехнулись. Действительно, нас кормили по-настоящему хорошо, почти по летным нормам. Белый хлеб, мясо, даже масло давали. А теперь, скорее всего, вернемся к обычному пайку.

В такой поздний час, естественно, все остались ночевать в партийном доме. Я медленно пошел в кабинет нашего отдела и с облегчением расположился на отдых в своих привычных креслах, сдвинув их вместе. Пост НКВД у нашей двери уже был снят. Даже унесли стул и тумбочку, на которых дежурил офицер охраны. А вот старый телефонный аппарат еще сиротливо стоял на полу у стены. Черный, с круглым диском, он казался каким-то ненужным теперь.

Как это часто бывает, стоило мне улечься, как сон куда-то улетучился. Глаза открылись, и я уставился в темный потолок. Мысли крутились в голове, не давая уснуть. Я не удивился, когда минут через пятнадцать мучительного лежания ко мне тихо зашел Виктор Семенович. Я хотел было встать и предложить ему одно из кресел, но он останавливающим жестом остановил меня:

— Лежи, лежи, отдыхай, — тихо сказал он. — Намаялся, наверное, изрядно за сегодня. Сколько часов на ногах провел без отдыха?

— Есть такое дело, — подтвердил я, не поднимаясь. — Всё тело просто гудит от усталости, ноги налились свинцом. А спать почему-то расхотелось совершенно. Лежу и думаю.

— Вот и мне тоже не спится, — Виктор Семенович устало потер покрасневшие глаза ладонями. — На ногах еле стою от усталости, а спать категорически не хочу. Голова работает. Наверное, пока Алексей Семенович из Москвы не позвонит с результатами, не засну спокойно. Буду ждать и нервничать.

Он присел на стул, достал папиросы и закурил. В темноте комнаты огонек ярко вспыхнул.

— А как вы думаете, Виктор Семенович, получим добро от ГКО? — осторожно спросил я, приподнимаясь на локте. — Одобрят наш проект?

Виктор Семенович затянулся, выдохнул дым, задумчиво посмотрел на тлеющий кончик папиросы.

— Уверен, что дадут добро, — ответил он после паузы. — Не дураки же в конце концов в Москве сидят. Ситуацию с жильем в стране должны понимать лучше нас с тобой. Проблема общая, не только сталинградская. Хотя, — он помолчал, — постулат о том, что всякая инициатива наказуема, никто пока не отменял. Это надо понимать.

Его последние слова прозвучали как-то особенно мрачно. Я насторожился.

— А что, могут не только не поддержать проект, но еще и наказать за инициативу? — ошарашенно спросил я, широко раскрыв глаза в темноте. — Серьезно? За что наказывать-то?

Виктор Семенович поморщился, явно пожалев о своих словах.

— Давай лучше отдыхай, Георгий Васильевич, — примирительно сказал он, вставая. — Что-то не туда у нас с тобой разговор завернул. В ненужную сторону. Спи спокойно.

Виктор Семенович быстро ушел, явно недовольный своими неосторожными словами. Дверь тихо закрылась за ним. А я решил не забивать себе голову всякими глупостями и мрачными мыслями. И почти тут же почувствовал, как на меня тяжело навалился долгожданный сон. Я провалился в него мгновенно, даже не успев додумать начатую мысль.

Я думал, что буду спать не меньше целых суток, отсыпаясь за все прошедшие практически бессонные ночи и изнурительную работу. Но совершенно неожиданно для себя проснулся около шести часов утра, когда за окнами уже начинало светать. Проснулся сам, без всякого будильника или посторонних звуков. Просто открыл глаза и понял, что больше не могу спать. Самочувствие было, честно признаться, так себе, не очень хорошее. Голова гудела и болела, словно в тисках, во рту пересохло и был противный привкус, тело ломило, каждая мышца ныла. Но спать совершенно не хотелось больше, хотя отдыха явно было совершенно недостаточно для полного восстановления сил. Организм взбунтовался. Я с большим трудом поднялся с кресла, с хрустом размял затекшие от неудобной позы мышцы шеи и спины, потянулся.

Я осторожно, стараясь не шуметь, аккуратно растолкал спящего рядом на раскладушке Андрея. Тот мгновенно подскочил, как от сильного толчка электрическим током, резко сел на раскладушке, испуганно оглядываясь вокруг широко раскрытыми глазами. Явно еще не до конца проснулся и не сразу понял, где именно находится, что происходит вокруг.

— Пойдем в столовую, — негромко предложил я, поправляя помятую гимнастерку. — Позавтракаем как следует, а потом поедем домой спать дальше в нормальных условиях.

Мы медленно спустились по лестнице вниз, на первый этаж. Столовая партийного дома, несмотря на столь ранний утренний час, уже работала вовсю. Повара в белых фартуках готовили завтрак для дежурных партийных работников и охраны. Пахло горячей кашей и свежезаваренным чаем.

Марфа Петровна, была на своем привычном «боевом» посту и распорядилась вызвать для нас машину. Через каких-то десять минут мы уже ехали по пустынным, только просыпающимся утренним улицам разрушенного города к себе домой, в наш скромный блиндажный дом, чтобы как следует, в тепле и тишине выспаться в нормальных человеческих условиях, в своих постелях.

Первый секретарь Сталинградского обкома и горкома ВКП(б) Алексей Семенович Чуянов действительно последние двое суток практически не спал, тщательно готовясь к ответственному докладу на предстоящем заседании Государственного Комитета Обороны. Это была серьезная проверка его работы.

За два месяца, прошедших после окончания кровопролитных боев в Сталинграде, в городе было сделано очень много. Гораздо больше, чем он сам ожидал в начале. Он даже не предполагал, что при таких колоссальных разрушениях можно успеть столько сделать за такой короткий срок. Несмотря на все разрушения, голод и лишения, уже вполне можно было смело говорить, что город постепенно возрождается из пепла.

Чуянов, ежедневно проезжая по его разбитым улицам, каждый день своими глазами видел заметные перемены к лучшему. Люди разбирали завалы, восстанавливали дома, ремонтировали заводы. Прочитав подробный перечень всего уже сделанного, всех восстановливающихся объектов, он испытал искреннее чувство гордости за своих земляков. За этих простых людей, которые еще живя в голоде и холоде, работая на пределе сил, упорно поднимают родной город из чудовищных руин.

Прочитав полученный из Москвы текст правительственного Постановления о восстановлении Сталинграда, Чуянов сразу же четко оценил, насколько высок уровень требований, предъявляемых к восстановлению города. Он великолепно, до мелочей знал, чем был этот промышленный город на Волге для всей страны до начала войны, какое важное место занимал в экономике государства. Тракторный завод, «Красный Октябрь», «Баррикады», судоверфь — всё это было гордостью страны.

И вот теперь, всего лишь через два месяца после окончания самой масштабной, кровопролитной и страшной военной битвы в мировой истории, от него лично требуют почти невозможного. Требуют в кратчайшие сроки возродить весь оборонный потенциал города, восстановить заводы-гиганты. Причем в самые сжатые, нереальные сроки, когда война еще продолжается.