— Ясно, господин преподаватель, — нестройным хором ответили студенты, включая Шмидта, возмущённо поглядывающего на провинившегося паренька.

Внезапно мне стало интересно, а Шмидт-то — маг?

— Алексей, слушай, а что у тебя с магией-то? — задал я ему нейтральный вопрос, который можно трактовать по-разному.

— Алексей? — удивился он, выгнув брови дугой. Они аж взлетели сильно выше его очков. — Ты прежде никогда не называл меня по имени. Всё больше по фамилии или в крайнем случае по имени-отчеству.

— Ну надо же когда-то начинать? — улыбнулся я, поняв, что допустил ошибку.

Прежний я бы так не сказал.

— Лучше не надо звать меня по имени, — проворчал парень, а затем ответил на мой предыдущий вопрос: — Папенька к концу месяца должен купить ещё одну «синьку». И тогда я попробую пробудить свой дар. У меня есть хорошие шансы.

— А сколько всего у тебя будет попыток?

— Ты чего? Забыл? Отец же с самого момента моего рождения по одному зелью в год покупает, невзирая на то, что живём мы небогато. У меня будет семнадцать попыток.

— Ты точно пробудишь дар. В этом нет никаких сомнений.

— Математика с тобой не согласится. Имеется шанс, что у меня ничего не получится, — тяжело вздохнул Шмидт и следом уверенно добавил: — Впрочем, я даже без дара стану одним из лучших химиков Империи. Из университета-то меня не выгонят. Тут есть квота для тех, у кого дар так и не открылся. Авось изобрету какое-нибудь зелье и прославлюсь.

Его глаза замылились мечтами, намекая, что парень очень сильно жаждет вписать своё имя в историю отечественной, а то и мировой химии.

Однако все мечты Шмидта пропали, когда раскрасневшийся старичок-лектор слегка ослабил галстук и громко сказал:

— Напоминаю, что студенты, ещё не зарегистрировавшие свой дар, должны пройти к профессору Еремину! Он выдаст вам соответствующий документ, где будет прописана направленность вашего дара и прочие параметры. Есть ли среди вас те, кто ещё не был у профессора? Может, кто-то буквально на днях открыл в себе дар? У вас же сейчас самый подходящий для пробуждения возраст. Вы сумеете развить дар года за три, а потом будете только поддерживать его и оттачивать мастерство. А вот после двадцати одного года дар уже не открыть. И он перестаёт расти к этому возрасту. Так что не тяните! Всеми силами пытайтесь пробудить дар сейчас! Иначе у вас просто не хватит времени на то, чтобы полностью развить его!

Несколько человек подняли руки. И среди них была дивной красоты смуглокожая, длинноволосая брюнетка в белом платье, украшенном красными розами. Её породистое лицо сразу привлекло мой взгляд. Такой красавице можно и волосы в туалете подержать. Карие глазки дерзкого оленёнка, аккуратный носик, пухлые губки и длинные ресницы, похожие на стрелы.

Да и фигурка у неё что надо. И всё своё, природное. По крайней мере, на первый взгляд.

Правда, на её лице красовалось такое выражение, которое иногда возникает у кошек, когда они с эдаким высокомерием и ленцой смотрят на людей, словно делая им огромное одолжение, что замечают их существование.

Внезапно красавица заметила мой взгляд и холодно посмотрела на меня. Будто ледяной водой облила. А я дружелюбно подмигнул ей и показал жестом: мол, здорово, что у тебя открылся дар. Она удивлённо вскинула бровки, а потом совладала с собой и слегка кивнула мне, безмолвно говоря спасибо.

— Ого, мне показалось, что баронесса Морозова тебе кивнула, — изумился Шмидт, шумно сглотнув.

Его острый кадык прыгнул вверх-вниз.

— Да нет. У неё просто шея устала держать голову.

— Ну-ну. А ты чего руку-то не поднимаешь? Не стесняйся. Это твой локальный триумф.

Да, надо поднимать руку. А куда деваться? Раз уж пошла такая пьянка надо выходить из сумрака. Буду везде в университете рассказывать ту же историю, что скормил Шмидту. Она, оказывается, не такая уж и фантастическая.

— Ага, пять человек, — посчитал старик поднятые руки, в том числе и мою. — Что ж, сегодня же зайдите к профессору Еремину, а сейчас продолжим…

Он опять начал говорить об открытиях в области магии.

А я поймал на себе несколько удивлённых взглядов, брошенных студентами. Кто-то даже зло покосился на меня. Да и шут с ними. Меня они сейчас заботили меньше всего. Я вдруг почувствовал лёгкое беспокойство, связанное с паутиной лжи, возникшей вокруг моей персоны при моём же непосредственном участии.

Ишь чего! Видимо, лгать мне не по душе. Кажется, я совсем не Князь Лжи. Но ситуация требовала вранья. Не рассказывать же всем правду? Она такая, что буквально мозг взрывается. Я сам пока мало чего понимаю. Мне бы хоть уяснить, что у меня за дар такой странный. И на что он ещё способен? Наверное, надо будет сегодня где-нибудь в укромном месте провести пару экспериментов с ним.

Пока же я задумался над своим визитом к профессору Еремину. Интересно, он способен понять, что мой дар так же обычен, как трёхголовый телёнок с хвостом скорпиона и зубами тигра? Пёс его знает! Надо бы как-то прощупать почву.

— Шмидт, — шёпотом позвал я парня, тщательно скребущего перьевой ручкой по листу тетради.

Почерк у него оказался красивым, убористым, чуть ли не каллиграфическим. Мне аж завидно стало. У меня-то в тетради будто пьяная курица лапой писала.

— Чего? — отозвался он и следом строго добавил: — Сейчас лучше не болтать. Лектор уже весь красный. За любой проступок может выгнать из аудитории. Это уже будет совсем тёмное пятно на моей репутации.

— Ответь всего на один вопрос. Ты же знаешь всё обо всём, — льстиво просюсюкал я, заметив самодовольство, промелькнувшее на бледном лице парня. — Как профессор Еремин будет определять мой дар? А то мне чего-то волнительно.

— Не переживай. Сударь Еремин попросит тебя показать твои способности и запишет сколько зелий «си» ты потратил на открытие своего дара. А затем он замерит силу твоего дара, поглядев на объём маны. Профессор — очень опытный маг-физик, так что «взглядом мага» владеет отменно.

— Ясно.

Я успокоился и больше ничего у Шмидта спрашивать не стал. К тому же на меня обратил пристальное внимание лектор. Его острый сердитый взгляд чуть скальп с меня не снял. Как он вообще услышал мой шёпот? У него слух, что ли, как у летучей мыши?

Мне пришлось виновато ему улыбнуться. На что он лишь погрозил мне кривым сухоньким пальцем и выгонять из аудитории не стал. Поэтому я благополучно досидел до самого конца лекции.

— Шмидт, а где кабинет Еремина? — спросил я у друга, закрывая тетрадь.

— На третьем этаже, в самом конце коридора, — ответил тот, не моргнув глазом, словно назубок, поэтажно, знал весь план университета.

— А какое у нас следующее занятие? — бросил я, встав из-за парты.

— Химия, — с нежной любовью сказал Шмидт, не сумев сдержать радостного блеска в глазах. — Помнишь же, где она проходит?

— Что-то из головы вылетело.

Парень сокрушённо вздохнул, словно я забыл имя родной матушки.

— Подвал, химическая лаборатория номер три.

Я чуть ли не в числе первых студентов выскочил из аудитории и наткнулся взором на красавицу Морозову, задумчиво хмурящую бровки. Она смотрела то в одну сторону коридора, то в другую, будто соображала, куда идти.

Кажется, это замечательный шанс познакомиться с ней поближе. Ясно ведь почему она тут стоит и не знает, куда направить свои явно симпатичные стопы.

— Сударыня, извините, что так грубо врываюсь в ваш мыслительный процесс. Но, ежели вы собираетесь сходить к профессору Еремину и не знаете, где он обитает, то я могу проводить вас. Я как раз к нему и иду.

Баронесса пробежалась по мне прохладным взглядом, словно оценивала, а затем, поколебавшись, проговорила приятным музыкальным голосом:

— Хорошо. Пойдёмте, сударь.

— Мудрое решение, — весело улыбнулся я и двинулся по коридору.

Морозова пошла рядом со мной, вышагивая не то, что как баронесса, а как настоящая принцесса! Голова гордо вскинута, плечи расправлены, а спина такая ровная, будто девушка лом проглотила.