С меня лился пот, я задыхался, словно пробежал с полсотни километров за раз, и с удивлением смотрел на то, как от моих ног отделяется чужая тень, тень светлой ведьмы, что помогла мне пройти детское испытание, которое мне совсем не понравилось.

− Иньху, − тяжело дыша, проговорил я. – Сейчас я отдышусь и оторву тебе ноги.

− Рык, успокойся, − быстро выставил в примеряющем жесте руки вперед Иньху. – Я не знал, что ты трехстихийник.

− А ты обязан это знать?

− Если ты вдруг обладаешь четвертой стихией, то на следующем проверочном артефакте тебе будет еще хуже, – скривился Иньху. – Тебя разорвет на части, да так, что лекари и маги жизни устанут собирать, а то знаешь, прадеду нашего императора по легенде оторвало член, хоть летописи и утверждают, что это были всего лишь ноги, и летописям я верю.

− Иньху! Агау точно твоя дочь! Я прибью тебя, ты меня бесишь.

− Да успокойся ты, если у тебя нет четвертой то никаких проблем, и вообще, Рык, когда тебя начали волновать пара новых шрамов? – начал издеваться Иньху, пятясь к явно необычной статуе в виде огромного человекоподобного камня. – Хотя все знают, что дед императора был с одним яйцом, второе, видать, так и не нашли.

− Иньху! – прорычал я и из моей руки вылез небольшой кровавый жгут, которым я мог придушить мастера. Жаль, что сегодня я без ножей.

− Идиоты! – послышался далекий крик «светлой» ведьмы. – У зверя проблемы со стихией! Дар есть, но не защищает от света, а тьма ему не отвечает!

− Значит, на обратном пути спрыгнешь со стены, – махнул рукой Иньху и пошел вперед.

− В канаву, в эту жижу, в которую я чуть мост не уронил?

− Ну да, на мост падать тебе нельзя − разрушишь усиленным ударом двух стихий.

− Иньху, я кину в канаву тебя и прыгну сверху, – прорычал я, делая осторожные шаги вперед. Хорошо хоть, что магия крови за стихию не считается, но что если у меня есть четвертая стихия?

− Побольше уважения! Я не табуретка, я мастер стихии! – возмутился Иньху. – И знаешь, я немного горд, трехстихийник в семье это очень неплохо.

− Вот ты козел.

− Не знаю что такое козел, но от козла слышу, ты как старший в семье после меня, естественно, мне еще не ответил за ночного гостя, которого нужно было выкинуть за территорию дома.

− Насчет ночных гостей, – спокойно проговорил я, приближаясь вместе с Иньху к воротам, где уже столпились сотни учеников. Ученики, все как один, жались к стенам и пытались оказаться подальше от Кирсаны, от которой по земле шли причудливые, живые тени.

− Были еще гости кроме медноголового?

− Да, гостья. Меня ночью посетила одна из охраниц и сделала сказочный массаж. Я бы хотел ее найти.

− Странные у тебя сны, Рык, – пожал плечами Иньху. – Со снами разбирайся сам.

− Это был не сон.

Иньху посмотрел на меня и на мгновение его глаза начали голубеть, словно вода в океане, потом он нахмурился и впервые за наше общение обратился ко мне с ласковой интонацией, отчего мне стало как-то не по себе.

− Охранница спустилась к тебе со стены, ведь так, Рык? Скажи мне, как она выглядела?

− Нет, она сказала, что не её смена ночью, и я не видел её. Я уснул, когда она массировала мне плечи, − спокойно ответил я, а Иньху схватился за голову.

− Что ты несешь?! Как ты думаешь, идиот, почему Агрей бил в ворота?! И почему я расстроен, что он не мертв, а!? – закричал мастер, а толпа начала на нас оглядываться.

– Никто кроме семьи не может находиться ночью на моей территории, это мой приказ! Охрана сидит на стенах и только на стенах! Любой человек не из семьи должен быть убит, а тебе массаж делали!?

− Иньху, – холодно проговорил я. – Помятая трава и следы остались даже утром, я помню её запах трав.

− Запах, – задумчиво повторил за мной Иньху. – Какой был запах, Рык?

− Приятный, манящий, − мечтательно проговорил я.

− Манящий, говоришь. Хорошо, сейчас мы разбираемся с тобой, – холодно проговорил Иньху. – А ночью мы будем охотиться на ту, что пришла незваной. Рык, воительницы никогда не пахнут, они сбивают запах. Маняще и приятно пахнут портовые шлюхи, чтобы сбить вонь и привлечь клиентов, а не воительницы.

Солнце лениво очерчивало линию на небе и усиливало жару до невыносимости. Сейчас перед экзаменом оно словно назло в разы усилило свои безжалостные жаркие лучи, нагревая мою бедную лысину как сковороду. Огромные трибуны, что меня окружали, были полупусты, они рассчитаны на тысячи людей, но подростков было около сотни, а на другом краю трибун амфитеатра стояли мастера и преподаватели. Они наблюдали за нами и постоянно посмеивались, а вот подросткам и даже мне сейчас было не до смеха.

И смотря на старика в белых одеждах, что стоял посередине небольшого амфитеатра, высеченного из красного мрамора, я проклял этот экзамен. Ну не могут темные стоять вот так на солнце, и наверняка все из-за этого старика, это он выбрал место в замке, где нет тени, а я не светлый, и совершенно точно солнце не мой друг.

Мне нечем было защитить свою лысую голову, а в каменном амфитеатре не было ни единой тени, а темный, кровавого цвета, мрамор впитывал солнечные лучи и был горяч как сковорода. Но я выдерживал в пустынях и не такие температуры, в отличие от многих темных у меня была стихия, что защищала меня от жары. А вот подросткам пришлось несладко, особенно тем, чьи стихии не любят жар и свет.

− За меня встаньте, – тихо прорычал я на нескольких подростков передо мной, которым явно было плохо. Увидев непонимание в их глазах, я дополнил тем же голосом с рычащими нотками. – Там тень.

И за мной сразу не стало место, позади меня столпились, прижимаясь друг к другу, подростки не просто так.

− Темные, − с усмешкой произнес мальчишка водник, которому также было жарко. – Что, вам солнышко не нравится?

− Я тоже темный, а будешь умничать… − прорычал я и увидев, как посерел мальчишка, смягчился. – Водник, там тень, а экзамен начнется нескоро, если хочешь …

И не успел я договорить как водник уже оказался в защите моей тени. Меня спасал от жары лишь внутренний огонь, который хоть и не нравился тьме, но был моей частью. И все же яркое солнце было невыносимо, нас словно специально привели сюда, в каменный казан с неровными стенками, и среди учителей я не видел темных мастеров, ни одного человека в темном кимоно или просто темного цвета. Лишь гордая и вечно надменная Кирсана в черном платье выделялась из всех и, кажется, она усмехалась надо мной и моим белым кимоно.

Седой же старик в центре арены амфитеатра все же решил, что пора начинать, и медленно заговорил с теми, кто ожидал экзамена, и говорил он так, что каждое слово отпечатывалось в моем разуме. Хоть и не было в его речи чего-то особенного.

− Доброго вам дня, претенденты, и этот день изменит вашу жизнь раз и навсегда, – с небольшой усмешкой проговорил старик, наморщив свой лоб, и обнажил мощное не по годам предплечье из широкого рукава кимоно, испещренное печатями башен и иными мелкими татуировками, что точно не просто картинки, только не у этого человека. – Я Агалау, глава ордена символистов, сильнейший из владеющих словом, что останавливает одним словом армию и воодушевляет целые народы, несомненно, вы все обо мне знаете…

Сотни подростков одновременно выдохнули, словно единый организм, они знали его, но не я, и мне он не нравился, хотелось уйти в тень, но было не понятно от чего. От этого палящего солнца или все уже убраться подальше от старикашки. Во мне что-то заурчало недовольно, а старик словно засиял светом, который струился от него, от его седой бороды, от серебристых волос, от кимоно. Нет, от него нельзя отходить и искать тени, нужно вцепиться в его горло и проверить насколько много у него печатей и что может символист в открытом реальном бою. Старику явно понравилась реакция подростков, но на мне он на мгновение остановился и даже ухмыльнулся.

− Сегодня все утро я упрашивал ваших учителей обратиться к корням истории проведения первого экзамена для страждущих познать мастерство их даров. Да, мир постоянно меняется, но это лишь на первый взгляд,мир цикличен и нам давно пора вернуться к истокам, ведь пять веков назад прекрасных дев пустили в школу искусств, – усмехнулся Алагау. – Забыв про то, что тысячелетия назад впервые мужей пустили в школы девы, да, была такая темная полоса в нашем мире…