- Сам… - тихо сказал Лёхин и выставил на стол всё, что нашлось к чаю. - Роман, тебе в последнее время снились какие-нибудь необычные сны?

Ромка одним махом выдул полкружки чаю - травяного, от лешего-лесовика.

- Странно, оказывается, пить хочется. Был какой-то сон. Но у нас на следующий день контрольная должна была быть. Я думаю, это просто переволновался. А что?

- Извини, что вопросом на вопрос… Что за сон был? Что именно снилось?

- Лестницы, - сказал Ромка и сунул в рот последнюю зефирину. С сушилки до Лёхина донёсся неслышный мальчишке стон. - Я их с детства ненавижу. И боюсь.

Домовой, перебиравшийся со стола на подоконник, застыл на месте. Обернулся, с тревогой глядя на Ромку. А у Лёхина мурашки по спине… Мальчишка вполне мог сегодня утром "не проснуться". Для его родных.

- А… конкретней?

- Ну… Будто хожу среди лестниц, а их всё больше и больше. Заблудился. Спускаться страшно - этого я и в реале боюсь иногда. Поэтому всё поднимаюсь. И всё.

- А как выбрался? - вырвалось у Лёхина. Он-то имел в виду другое, но Ромка понял по-своему. Усмехнулся и погладил гриф гитары.

- Инструмент позвал и песенку спел. Проснулся.

Постаравшись, чтобы вздох облегчения прошёл как можно незаметнее, Лёхин долил мальчишке чаю.

- Как Лада?

- Нормально. Сегодня уехала в деревню - обещала матери. Я хотел с ней, но неудобно пока. Вот закончу школу… - На этот раз он не усмехался, а улыбнулся улыбкой собственника. Вспомнив, тихоню, как ему впервые охарактеризовали, Ладу, на поверку оказавшуюся девицей вполне самостоятельной и решительной, Лёхин поднял брови, но промолчал. Он со своей личной жизнью уже успел наделать ошибок. Кто он такой, чтобы кому-то что-то советовать или предупреждать?.. Сами разберутся, без него.

Мобильник негромко отыграл "К радости".

- Лёхин, со всеми тремя разобраться не смог. У одного дома никого. Но у двоих и в самом деле есть кое-что из тех вещей, про которые мы думали, - торопливо сказал Павел.

- Говорить не можешь? - понял Лёхин.

- Ага. Сейчас подъеду.

- Давай. Жду.

Ромка скептически глянул на мобильник.

- Дядя Лёша, вы из-за этого звонили мне? Из-за сна?

- Из-за него, - задумчиво сказал Лёхин. - Роман, у тебя есть какие-нибудь вещи из Каменного города? Что-нибудь забирал в реал, как ты говоришь?

- Забирал. Когда я обозлился и вызвал каменный дождь, тот разбил запоры на двери темницы. Потом пришли мужики и отбили на руках кандалы. Один остался. Захотелось взять его. Помните кастет? Это и был наручник. Дядь Лёша, а что случилось?

- Все, кто когда-нибудь во сне бывал в Каменном городе, засыпают так, будто впадают в кому. И всем во сне снится то, что их больше всего пугает.

Спросить, откуда Лёхин знает про сны, Ромка не догадался. Но нахмурился, видимо, начал заново припоминать сон.

- Я… многих там встречал не по-старинному одетыми. Догадывался, что они из нашего мира. Но… Я думал…

Что думал мальчишка, Лёхин не услышал. Оба оглянулись на звонок в прихожей.

- Похоже, Павел приехал. Помнишь его? - на ходу бросил Лёхин.

- Помню.

Но за дверью топталась огромная, как от неожиданности показалось Лёхину, толпа. И впереди Саша, племяш Вечи.

- Дядь Лёш… Тут к вам… Он сказал - вас ищет.

Ромка шагнул вперёд, оттеснив Лёхина, с радостным восклицанием:

- Ксандр! Ты здесь! Здорово! - и, схватив его ладонь, крепко сжал.

- Лексей? Лексей! - невнятно пробормотал Ксандр, странно поднимая голову, словно кивая или прислушиваясь.

Какой-то высокий парнишка в спортивном костюме объяснил, во все глаза глядя на Лёхина:

- Он не видит. Сказал, что ищет воя Лексея. Это вы?

Лёхин не слышал. Он остолбенело таращился на толпу тощих маленьких бабулек вокруг ног Ксандра, а они, недовольно кудахча, оглядывались по сторонам и переминались на тощих, птичьих же ножках.

Если бы не вовремя явившийся Павел и не Елисей, суматоха у дверей в квартиру продолжалась бы неопределённо долго. Нет. Сначала - Елисей. Это он протиснулся к порогу вслед за Ромкой, стал очень суров, отчего куроногие бабульки кудахтать перестали, уставившись на него, и грозно сказал:

- Цыц, балаболки! Привели хожалого - молодцы, а клекотать незачем! Оставьте человека здесь - не пропадёт уж. Сами же - шасть на кухню!

Всё это Лёхин успел приметить, пока Ксандр, словно и в самом деле слепой, вытянув руки, шёл в квартиру. Куроногие бабульки вдруг повыросли - на цыпочки встали. И так - на цыпочках - и побежали на кухню, где уже звенели ложки-чашки: соседи-домовые готовились встречать нежданных-негаданных ("Невиданных-неслыханных!" - по инерции обомлело подумал Лёхин) гостей.

А уж когда на лестничной площадке появился Павел, в ситуацию он вник с ходу: с кем-то поздоровался, что-то скомандовал, кого-то поблагодарил - в общем, привёл в некоторое подобие порядка шум-гам на лестничной площадке. Лёхин и глазом моргнуть не успел, как подъезд затих и опустел (наплевав на лифт, довольные и успокоенные ребята прогрохотали вниз по лестницам), а сыщик в последний раз огляделся и закрыл за собой дверь.

- Весело у тебя! - заметил он Лёхину и пожал руку Ксандру: - Привет, старина! Что у тебя с глазами? Ромка, привет!

Ксандра торжественно ввели в зал и усадили на диван. С обеих сторон от него уселись Павел и Ромка, а Лёхин побежал на кухню быстренько соорудить что-нибудь на перекус. На пороге снова замер, приглядываясь к новшествам.

Широкий подоконник кухонного окна Елисей устелил старым покрывалом с кресла. И сидели на нём, поджавши ножки, двенадцать востроносых бабулек. Сидели примолкшие, тянули из самых маленьких, кофейных, чашек (Лёхин и забыл, что у него такие есть) горячий крепкий чай, воровато посматривая по сторонам, когда таскали из расставленных для них по подоконнику же блюдец сушки и пряники.

- Варенье! - машинально сказал Лёхин, глядя на странных гостий.

- Сейчас закончу, - с пола отозвался Никодим, разливающий варенье по креманкам.

Бабульки тут же уставились по-птичьи круглыми глазёнками на домового. Одна тихо сказала что-то вроде "ко-ко-о", и вся компания в платочках заметно повеселела. А Шишики, сидевшие наверху дверцы холодильника, шелестяще захихикали. Неужто поняли сказанное?

- Неси, Лексей Григорьич, хлеб на стол. Щас у нас щи согреются да картошечка к рыбке солёной поспеет, - деловито сказал Елисей и закрыл кастрюлю, куда заглядывал проверить степень прогретости щей.

Ромка от совместного ужина отказался: бабка Петровна знает, что он должен прийти, ждёт, наверное. Павел проводил его. Мальчишка спокойно воспринял, что Ксандр отмалчивается, ничего не говорит. Понял, что стесняет, только посмотрел на Лёхина вопросительно - и тот кивнул: если что - позовём.

Домовые без Ромки повеселели (он ещё не знал про их дружбу с Лёхиным) и быстро накрыли стол в зале. Когда Лёхин в последний раз заглянул на кухню, куроногие бабульки уже не спеша прихлёбывали подливаемый Никодимом чай - смягчившиеся, раскрасневшиеся от удовольствия, а трёхлитровая банка варенья, опустошённая, стояла в уголке - Никодим взялся за вторую.

- Любят они яблочное, - сказал домовой. - Елисей говорит, у вас его много.

Заслышав неявные вопросительные интонации и видя бабулькины проверяющие глаза ("Ай, пожадничает?"), Лёхин поспешил его успокоить:

- Это ты ещё только прошлогодние банки открываешь. На балконе и этого года стоят. Так что не жалей. Если что - ещё и вишнёвое есть.

Столкнувшись с Елисеем в коридоре между залом и кухней, Лёхин шёпотом поинтересовался:

- Елисей, а кто это? Ну, в платках?

- А кикиморки, - почти легкомысленно ответил домовой.

- А зачем их Ксандр привёл?

- Что ты, Лексей Григорьич! Это кикиморки Ксандра к нам привели. - Увидев, что хозяин сейчас вроде как даже обидится на загадки-непонятки, Елисей затараторил: - В Камень-город ведь как попасть можно? Помнишь ли?