Всё так же механически он встал и, осторожно уложив сосуд в сумку, снова вошёл в камень. Пройдя маленькое узкое пространство, он очутился в личной осени. А ещё через секунды небо озарилось первыми лучами солнца.

Лёхин зажмурился. А проморгавшись, вдруг понял, что сумка в руках весомо отяжелела, хотя до сих пор он не чувствовал её веса. Удивлённый, он раскрыл её.

- Не трогай, - строго сказала Вертушинка. - Вот когда понадобится, тогда вынешь.

- А.. мне это точно нужно?

- Точно-точно! Прощай, Алексей Григорьич! Теперь ты и без меня справишься!

- Вертушинка?! Подожди! А как же?!

- Слушай сердце и руки! Теперь они главное!

Шелест листьев - и вихорёк исчез.

Слегка обалдевший, Лёхин постоял на месте. Потом огляделся, припоминая: а ведь здесь где-то камень такой большой стоял. И где? Нет, обычная поляна. Деревья, кусты, поросль. Какие в лесу камни… И отчётливо осознанное одиночество… Так, наверное, только по осени себя в лесу ощущаешь. Вроде и птицы перекличку затеяли, и грибами пахнет, и дорога где-то недалеко гудит… Ан нет, всё равно одиноко…

Из-под подбородка что-то боязливо проскрипели.

- Народ, смотри, что тут у меня, - тихо сказал Лёхин и снова растянул ручки сумки.

Шишики заглянули, сделали большие глаза.

- Откуда это? Где я был? Ничего не помню.

"Помпошки" недоверчиво посмотрели на человека - уже с локтя: это они по рукаву съехали разглядеть содержимое сумки. Недоверчиво - типа: как это не помнишь? А Лёхин, как всегда, чуть задержавшись взглядом на загадочных "помпошковых" глазищах, кое-что всё-таки в них уловил.

- Не может быть! Это сделал я?.. А… откуда вся эта зелень? В лесу сейчас ничего нет такого… Наверное… А зачем это?

Но тут руки, о которых предупреждала Вертушинка, оживились. Впрочем, точно сказать, что оживились именно они, трудновато. Однако то, что сумка вдруг ощутимо подалась в сторону, - это случилось на самом деле. "Слушай сердце и руки!" Руки и впрямь чувствительно потянуло за сумкой. И Лёхин в очередной раз решил положиться на странных проводников паранормального мира и не удивляться, что среди них может оказаться обыкновенная тряпичная сумка с обыкновенным когда-то бидоном для молока.

Каковое решение Шишики и одобрили, когда транспорт по имени Лёхин снова тронулся в путь.

С просеки Лёхина потянуло не вниз, к мосту, а наверх - как он скоро сообразил, к остановке, до которой минуты три деловым шагом. Приближаясь к ней, он решил, что таким образом сумка со странным содержимым хочет, чтобы он поторопился домой или ещё куда там надо. На транспорте и впрямь быстрее.

Но едва он встал на остановке, выглядывая вместе с тремя ранними пассажирами нужный троллейбус или автобус, сумка снова потянула вперёд. Лёхин затаённо вздохнул и целиком и полностью сосредоточился на ощущениях ладони с зажатыми в ней ручками оживившейся сумки.

Потрёпанный тряпичный предмет "перевёл" его через дорогу, но не к следующей остановке, как сначала показалось. Лёхин шёл некоторое время вдоль какого-то забора, слишком зациклившись на ощущениях в ладони, поэтому не сразу сообразил, что сумка ведёт его по дороге возле больницы "скорой помощи", где он недавно был с Павлом.

Заинтересовавшись, Лёхин решился на своевольное решение - сразу зашагать к тому отделению, из палаты которого он с Павлом вытаскивал перекормленного Зеркальщика. На этот раз угадал. Сумка не возражала.

Несмотря на посветлевшее от солнечных лучей небо, на улице ещё царил сумрак, как перед грозой. Может, из-за того что везде много деревьев… На территории больничного комплекса оказалось довольно оживлённо, но на постороннего человека не больно обращали внимание.

Он свернул по запомнившейся асфальтированной тропке к нужному зданию. Навстречу попалась торопливая девушка с огромным, но явно пустым ведром, отчего, пропустив её, Лёхин быстро поплевал через плечо.

Еле слышный звук с груди. Он глянул вниз. Две "помпошки", высунувшись из кармана куртки, распахнув пасти и вылупив на него глазища, ржали так задорно, что и Лёхин не удержался - усмехнулся. А потом тихо и ласково сказал:

- Вы лучше "спасибо" скажите, что не сидели в этот момент на плече.

Шишики, забыв закрыть пасти, потаращились на него. Потом до них дошло, что он имеет в виду, - и возмущённо завопили. После чего с достоинством утопли в кармане.

С трудом удерживая смех, Лёхин дошагал до знакомой двери в отделение - и посторонился: мимо бежала маленькая худенькая девчушка с рыжеватыми волосами, выбившимися из-под платка, - ага, уже без ведра. Она только схватилась за дверную ручку и вдруг обернулась и тонким, почти писклявым голоском сказала:

- А я вас помню. Вы у нас недавно были. Носилки пустые вытряхнули, а потом в одной палате дышать легче стало.

Слышал бы её кто - с внутренним смешком подумал Лёхин. Он тоже её вспомнил - та самая рыдающая санитарка, которая не могла работать в палате с заколдованными спящими и которую утешали две медсестры. Старательно сохраняя серьёзную мину лица, он доверительно спросил:

- А можно ещё раз в ту же палату заглянуть? Я ненадолго.

Девчушка похлопала ресницами, а потом посветлела лицом.

- Нина Викентьевна же возражать не будет. Но только я вас всё равно потихоньку проведу. Время-то почти шесть. Начальство хоть ещё не скоро появится, но… Вы бахилы только натяните.

- Давайте я лучше ботинки сниму? - предложил Лёхин.

- Давайте, - согласилась санитарка.

Судя по всему, она ему обрадовалась, а может, понадеялась, что после нового прихода одного из спасителей в палате вообще станет легко работать. Ведь убрав Зеркальщика, Лёхин с Павлом проблему увеличенных снов-страхов не решили.

Он присел на скамью, отставил в сторону сумку с сосудом и быстро разулся. По коридорному ковру-дорожке, который он углядел от входа, всё равно идти мягко и удобно.

Девчушка поспешила по коридору отделения, а Лёхин прислушался к сумке. Сумка - не возражала. Любопытно.

Догнав санитарку, Лёхин представился:

- Меня зовут Алексей Григорьич.

- А меня - Мариша.

- Мариша, как там, в этой палате?

- Одного забрали родственники. Двое всё ещё лежат. Там… страшно.

- А в вашем отделении есть ещё такие палаты? Ну, с такими больными?

- В инфекционном есть. Девочки говорят - тоже заходить туда тошно. А вы кто? Колдун? Или этот… экстрасенс?

- Не то и не другое. Мне… подсказывают, что делать, - неуверенно сказал Лёхин, стараясь ответить максимально честно. Он изо всех сил желал, чтобы девчушку устроил такой ответ и чтобы она больше не задавала… неудобных вопросов.

Может, таинственность ей понравилась, может - и правда устроил ответ, но она остановилась у двери в палату и, быстро оглядевшись, распахнула дверь.

- Заходите! Только побыстрее. Я пока у двери посторожу. - Девчушка снова огляделась и, видимо, машинально принялась накручивать на палец выбившуюся из-под платка прядку рыжеватых волос. Волновалась?

А Лёхин откровенно обрадовался. Наверное, она боится заходить, только бы лишней минутки рядом со страшными больными не провести. А обрадовался, потому что сам ещё не знал, что именно будет делать сумка. А что сумка, то есть бывший бидон в ней, собирается что-то необычное вытворять, сразу ясно. Иначе она не тащила бы Лёхина в больницу.

Он осторожно притворил за собой дверь.

В палате остались те двое, над головой одного из которых неподвижно продолжала висеть петля висельника, а тень другого продолжала биться в закрытой лифтовой кабине.

Не отходя от порога палаты, Лёхин вынул из сумки сосуд, на первый взгляд словно сплошь сплетённый из трав. Он достал его трепетно, за ручки, торчащие почти вровень с верхом сумки. Ручки сосуда тоже оказались оплетёнными какой-то травкой, и Лёхин - странное дело - почему-то боялся слишком сильно нажимать на это плетение. Откуда-то шло смутное понимание, что трава эта, неприметная по очертаниям, с какими-то тускловатыми, даже словно бы пыльными зелёными листьями, очень ядовита.