Он смотрел на меня теплыми карими смеющимися глазами. Улыбка лучилась добротой. В его присутствии было не страшно, даже уютно.

«Секретарь Кощея Бессмертного!» — всплыло в моей голове. Так, значит, я сюда все-таки добралась! И прямое доказательство этого факта возилось у меня за спиной.

— Не елозь, постреленок, — не оборачиваясь, но взяв сынишку, на всякий случай, за руку, попросила я. — Ща мама вопросы порешает, и сразу домой.

Правая бровь кощеева секретаря изумленно приподнялась, такой прыти от по голове стукнутой девицы он не ожидал.

— Так, Костя, быстро и по делу, — спуская ноги с перины, командовала я.

Я спешила разузнать необходимую мне информацию, поэтому не заметила, как подол моего сарафана задрался до колен. Стоявший напротив меня кареглазый не сводил с них своих очей, выпав из сказочной реальности.

— И как ты с такой слабой выдержкой в секретарях у Кощея служишь? — подколола я ценителя моих ножек.

— До сегодняшнего дня проблем с выдержкой не возникало, — весело ответил Константин, с трудом отводя взгляд от моих коленок.

— Это ж какой кривизны конечности тебе на глаза попадались, что ты от моих оторваться не можешь? — подколола я парня.

Костя на мой выпад отвечать не стал, мне показалось, что он даже смутился.

— Готова облегчить тебе жизнь за услугу, — старалась я найти единомышленника во вражеском стане.

— Каким это образом? — спросил парень, медленно, чтобы не напугать, подходя ко мне и помогая выловить сынишку из вороха простыней, покрывал и перин. Делал он это, избегая резких движений.

— Ты помогаешь мне вернуться домой, а мои конечности больше не мелькают у тебя перед носом, — начала я очередные торги.

— Ванюшка, вылезай! — сердито требовал Костя, при этом щекоча моего, заливающегося от смеха, сына. — Мария Васильевна, я совершенно не против, если Ваши прелестные конечности будут мелькать у меня перед глазами.

И этот туда же! Мне помощь нужна, а он про коленки…

Грустные мысли забрались под кожу и заполнили весь организм. Видимо, от всех этих нескончаемых путешествий, тряски, тревоги за сына ко мне незаметно подкралась депрессия. Я, глубоко задумавшись, опять уселась на постель. Почувствовав мое настроение, сынишка перестал смеяться, а подполз к моему боку и, тесно прижавшись, тихонько прошептал мне на ушко:

— Мамочка, я очень по тебе скучал. Почему ты так долго не приезжала?

Спазмы перехватили горло. Действительно, как объяснить четырехлетнему малышу, где шаталась его безголовая мать, когда он по ней так скучал и звал. Если она в это время разводила бесполезные политесы с лешаками и бесстыжими русалками.

Я обняла свое беспокойное чудо и, поцеловав в макушку, ответила:

— Мчалась на всех парах, маленький, да только здесь телеги, как наша машинка, так быстро ехать не могут, да и пришлось к дяде Лешему и тетям русалкам заехать.

— К русалкам?! — глаза моего постреленка загорелись в восхищении и диком любопытстве. — А какие они? — от предвкушения новой интересной сказки сынок вновь начал ерзать у меня под боком.

— Вредные и шумные, — я была откровенна с сыном.

— Как девчонки в садике? — уточнил Ванятка.

— Еще хуже, — нажаловалась я.

А вот из садика нас за прогулы скорей всего уже выгнали. И куда теперь ребенка пристраивать, чтобы на работу ходить? Хотя, на какую работу? Меня, наверное, уволили еще раньше, чем Ванюшку из садика отчислили. Так что теперь могу сидеть дома с сыном и заниматься воспитанием, только что мы будем кушать? Может отобрать у бабулек скатерть-самобранку в качестве компенсации за моральный ущерб?

— Мамочка, я домой хочу! — жалобно прошептал постреленок.

— К бабушками Яге и Янине? — спросила я и, припомнив, добавила: — Тебе там зверюшки твои подарки приготовили. В узелке моем лежат, нужно принести, тебе показать, — рассеянно говорила я, вдыхая родной аромат пушистой макушки сына.

— Нет, к нам домой! В садик хочу! — пояснил Ванятка, вдруг как-то слишком крепко обнял меня и скуксился. — Я даже манную кашу буду кушать, только поехали домой.

Из глаз сынишки потекли слезы. Обычно веселый, находчивый, никогда не унывающий мой четырехлетний постреленок в один миг превратился в расплакавшегося малыша, которого я никак не могла успокоить. Его слезы заразили и меня. Поэтому, я смогла лишь усадить Ванятку к себе на колени, обнять двумя руками и, уткнувшись носом в его волосы, молча покачивать малыша, глотая сырость, бегущую из глаз.

— Ну вот, а я думал, вы увидите друг друга и обрадуетесь, смеяться будете, а вы тут решили фонтан устроить, — пытался нас отвлечь заметно нервничающий парень.

— Кстати, о фонтане, — вскинулась я. — Где флакончик? Опять эти престарелые интриганки что-то замышляют?

— Интриганки? — не понял мой злой юмор Костя.

— Или бледненький решил добытое тяжелым трудом пойло себе забрать? — перебирала я варианты фиаско.

— Бледненький? — казалось, парень не мог поверить в происходящее, видимо, я покусилась на святое.

— Ага, — зло прищурилась я, — есть возражения? — боевой настрой зашкаливал.

— Возражений нет, — тут же выпрямился и замотал головой парень. — Я — Костя, он — бледненький.

— Так, где с боем добытое? — не унималась я.

— О чем ты, Машенька? — парень уже явно беспокоился о моей вменяемости.

— О зелье! — злилась я.

— О каком? — не унимался новоявленный еврей.

— Заветном! — устав от препираний ответила я, шмыгая носом.

Это явно придало парню сообразительности, потому что он тут же ответил.

— На столе стоит, — показал парень, помогая рукой мне сориентироваться в пространстве.

На мощном сооружении из темного дерева, покрытого ярко-красной расшитой золочеными узорами скатерти, действительно стоял мой пузырек.

— Подменили? — высказала я рвущиеся наружу подозрения.

— Зачем? — удивился Костя.

— Чтобы ворожбу на меня навести! — теперь из меня рвались претензии.

— Зачем? — парень решил не ломать голову и обходиться только одним словом.

Неужели передо мной Эллочка-людоедка в мужском исполнении?

— Чтобы стала легкоуправляемой и не перечила вашему злыдню! — политическая корректность с мужским полом — не мой конек. Пусть благодарят, что в руке сковородки или скалки нет!

— Зачем? — не унимался болезный, страдающий явным дефицитом словарного запаса.

— Действительно! Зачем я тут распинаюсь, пойду найду здесь более полезного, — зло ответила я, — И вменяемого! — добавила уже более равнодушно.

Чего это я действительно завелась? Как будто мои желания, мнения, интересы в этой сказке игнорируют в первый раз. Пойду, сделаю все сама, как хочу и с кем хочу, а они потом пусть сами все разгребают. На этой оптимистической ноте я деловито повернулась к Ванюшке:

— Мамина радость, нечего сопли на кулак наматывать! Пойдем и всех победим! Ты же меня с новыми своими зверюшками не познакомил и с дядей Кощеем! Ты бабушек Ягу и Янину видел? А Елисея? Там еще Тихон, Любомир и Святояр с подчиненными должны были прибыть, если, конечно, их портал обратно не выплюнул в тридесятое царство! — забалтывала я горе собственного ребенка.

— Нет еще, я сразу к тебе побежал, — все еще шмыгая носом, ответил сынишка.

Сердце щемило от жалости к себе и обиды за сына. Используют нас, как разменную монету, в своих высоко-политических играх. Но ничего, победа будет за нами, мы упертые!

— Пойдем здороваться, они по тебе очень сильно скучали! — озадачила я практически успокоившегося постреленка.

Я спустила Ванятку на пол, встала с постели и, обойдя секретаря, забрала со стола склянку с заветным зельем и мою сумку, в которой, кстати, обнаружился блокнот с записями.

— Разрешите, я помогу Вам, Мария Васильевна, найти своих друзей! — не на шутку встревожился секретарь. — И хотел бы сразу объяснить свое поведение. У нас на женщин и детей чар не наводят. Во-первых, это бессовестное деяние, во-вторых, в редких случаях вредно для здоровья. Поэтому у нас в государстве никто не пойдет на такое бесчестие и риск. В связи с этим Ваши вопросы, Мария Васильевна, были для меня удивительными. Я прошу прощения, что не учел Ваше эмоциональное состояние и проявил бестактность.