Действительно, из узкой прорези меж груд золы выползала на берег еще одна вереница саней - ветхих, насквозь проеденных чернотой. Да и возчики, ведущие лошаденок под уздцы, были сплошь мрачные, оборванные, небитые. В слободке древорезов им, должно быть, шепнули уже о нечаянной удаче товарищей, потому что на справное новенькое снаряжение и одежку людей Бермяты они поглядывали с завистью, но без удивления. Стали неподалеку, перебрасываясь ехидными замечаниями.
- Эй, Вражина! Шубейку не замарай!..
- Колами-то, чай, сподручней махать, чем лопатами?..
- Не замай!.. Не видишь, что ли, горе у них: пальцы торчат - работать мешают…
Огрызаться было некогда. Два обоза на берегу могли привлечь внимание грозного Завида Хотеныча, которого, надо понимать, побаивались все, включая Бермяту. Наконец оставшиеся четверо саней были наполнены доверху, и нажилившиеся лошадки тронули их волоком по нежной певучей золе. Отогнав груженый обоз за черно-сизые хребты, чтобы зря не маячил, вернулись к дыре.
- Ну вы смутьяны… - вроде бы сокрушенно, а на самом деле одобрительно молвил вожак порожнего обоза, кивая шапчонкой, якобы, сшитой из шкурки злака-баранца. - Мало того, что бои дрекольные чините, так еще и беглых изменников от царского гнева прячете…
- Где? - удивился Бермята.
Вожак пришлых сволочан огляделся и отличил в толпе две незнакомые рожи.
- Да вот… - Он указал кнутовищем сначала на Кудыку, потом на Чернаву.
- А кто видел, как мы их в обоз приняли?
- Увидят, - успокоил вожак. - Как до слободки доползете - сразу же и увидят… Там, брат, сейчас заставы неминучие. Кроме вас-то по этой дороге никто в тот день не проходил. Стало быть, вы их и укрыли, больше некому. Так-то вот…
- Знать ничего не знаем, ведать не ведаем, - посмеиваясь, отвечал Бермята. - Впятером из слободки вышли, впятером и возвратились, по дороге никого не встретили… А беглые, видать, в лесу прячутся, не иначе…
Чернава болезненно охнула и, осев наземь, с тихим стоном замотала головой.
- Эй, девка, девка!.. - встревожился Бермята. - Ты это брось! Назад мы тебя не возьмем, даже и не думай…
- Так ведь ловят-то его, а не меня… - взмолилась она.
- Ну это все едино, - рассудительно молвил вожак пришлых. - В слободке-то гоняли вас двоих! Стало быть, увидят хотя бы тебя одну - сразу все и раскумекают…
- А нам, девонька, - покашляв, прибавил Вражина, - лишних бед не надо. Своими поделиться можем…
Кудыка беспомощно смотрел в спины уходящих вдоль бугров золы возчиков, и мнилось, будто с сердца снимают резцом глубокую запрещенную царским указом стружку. Хоть и сволочане, хоть и обозники - все равно ведь свои, берендеи… А тут…
Посмотрел на змею подколодную Чернаву. Та еще сидела на земле, уперев ладошку в синевато-серый прах и горестно уронив головушку. Ухмыл раздал вновь прибывшим лопаты и, поигрывая оставшейся, направился к ним двоим.
- Смотри, Любим! - весело крикнул он через плечо. - Хоть одну мне сломаете - шкуру спущу!..
Вослед ему полетела задорная брань, но Ухмыл оставил ее без внимания.
- Ну что, беглые? - сказал он. - Пойдем к розмыслу…
Кудыка припомнил костистое остролобое лицо, выхваченное из мрака светом греческой лампы, и вздрогнул. Ухмыл засмеялся.
- Что? Боязно?.. А придется… Без его слова вас тут никто не примет. Так что вставай, Чернава, нечего рассиживаться…
Чернава поднялась со вздохом, и двинулись они втроем вдоль рва по скрипучей дресве туда, где громоздилась похожая на качель махина. Справа шли тесаные, покрытые внизу зелеными водорослями камни волнореза, сдвигаясь все теснее и теснее, пока не сплотились в пристань, возле которой покачивались вчерашние острогрудые ладьи. Одна из них была завалена набок прямо на причале. Над поврежденным днищем стояли, почесывая бороды и затылки, человек семь. Горела смола, постукивали топорики.
- Эй, Неждан! - осклабясь, окликнул Ухмыл хмурого берендея со смоляным кляпом в руке. - Ты хоть рыбкам-то от меня привет передал?..
- Да чтоб тя во рву переехало!.. - недружелюбно отозвался тот.
Ухмыл загоготал, довольный своею шуткой, и повернулся к Кудыке с Чернавой.
- Вчера, когда чалили, - шепнул он, перегородивши рот ладонью, - об камушек брюхо ладье порвали… Рыба-то, она - не дура: как вечер - вся к берегу подается… А чальщики наши тоже в темечко не колочены: отряжают один челнок вдоль волнореза. Ну и пожадничал Неждан, решил впритирку невод проволочь… Только ты, слышь, - добавил он озабоченно, - розмыслу об этом ни слова…
Кудыка распахнул полушубок. Не пригревало уже, а припекало. Тени по обе стороны стали заметно короче, причем левая проступала погуще, поотчетливей… Древорез вознес боязливый взор и, сличив оба солнышка, повернулся к Ухмылу.
- Ухмыл, а, Ухмыл… - жалобно позвал он. - А что это у греков оно вроде поярче?
Тот насупился, сплюнул.
- Будешь тут поярче! - сказал он, перебрасывая лопату из одной руки в другую и тоже распахивая зипунишко. - Они-то его на каменном масле калят… Нафта [57] называется…
- А мы?
- А мы - дровами.
Кудыка ошалел и еще раз сравнил обе тени.
- Дровами?.. Да мил человек!.. Дрова-то - дорогие!..
- В том-то и дело… - проворчал Ухмыл. - А тут еще вы со своей глубокой резьбой… Ох и хитрющий же народ! И стружки хотят снять поболе, и чтобы солнышко пожарче грело…
Кудыку словно колом промеж глаз полыхнули. Остановился, уставился в ужасе.
- Берендейками?!
- А то чем же? Понятно, что берендейками… Вы их кому в жертву приносите? Солнышку? Ну вот в солнышке они и сгорают, берендейки-то ваши… - Тут Ухмыл почуял спиной неладное и обернулся. Кудыка стоял столбом. - Э, ты чего?
- Погодь… - прохрипел Кудыка, запуская пальцы за ворот рубахи. Накатило удушье. Постоял, отдышался… - Зачем же мы их режем-то?! - завопил он так громко, что на пристани даже оглянулись. - Душу, можно сказать, вкладываем!..
- Ну, как?.. - Ухмыл несколько растерялся. - А иначе вы вообще ни щепочки не принесете, все в печь засунете… без молитвы-то… И так вон уже ничего не боитесь… Перунов, говорят, со старых капищ на дрова крадете…
К счастью, древорез вспомнил вдруг, что к резным идольцам он теперь никакого отношения не имеет. И все равно: работы было жалко… Да какой работы!..
- Очухался, что ли? - спросил Ухмыл, тревожно заглядывая в глаза. - А очухался - так пошли…
До самой махины древорез брел молча и вид имел пришибленный. С мыслями удалось собраться лишь в самом конце рва.
- Слышь, Ухмыл… - сипло позвал он. - Ну, с берендейками - ладно… А ночи-то у нас почему длиннее, чем у греков?
- Еще бы им не быть длиннее! - Ухмыл усмехнулся. - Греки-то, вишь, три солнца катают, а мы-то - два…
После таких слов ум Кудыкин и вовсе разбежался весь по закоулкам, ничего в середке не осталось.
- Так, может, и нам тоже?..
- Эва! - подивился Ухмыл его наивности. - А где ж тебе третье взять, ежели у нас их всего два и есть? Четное да нечетное…
Похожая на качель махина заслонила тем временем весь прочий берег. Как и на пристани, копошились, ползали и ходили по ней людишки, что-то выстукивали, что-то подмазывали. Судя по запаху, дегтем. Резкий голос Завида Хотеныча Кудыка заслышал еще издали. Розмысл стоял под самым перечапом и что-то кому-то указывал.
- Суров… - заметил, словно бы похвастался, Ухмыл. - А уж умен-то, умен!.. - Понурился и вздохнул сокрушенно. - Эх, мне бы такую голову - я бы уже, наверно, сотником был…
- Чего ж не стал? - впервые подала голос хмурая Чернава. - Смекала недостало?
- По грамоте осекся, цифирь не далась… - удрученно признался тот.
Сделал знак подождать его здесь, а сам вжал голову в плечи и робкими мелкими шажками направился к розмыслу. Обратился, однако, без поклона и шапку, к удивлению Кудыкину, ломать не стал… Завид Хотеныч, нахмурясь, выслушал Ухмыла, потом повернулся и смерил взглядом Кудыку с Чернавой. Был розмысл высок, острокост, а глаза имел темные, пронзительные.
