- Кто ж это все измуровал-то? - выдавил Кудыка, силясь представить неведомых строителей.

- Ну, это, брат, не ко мне, - сказал Ухмыл. - Это к розмыслу… Он-то у нас грамотный, а я так, грамотоватый… Пойдем, что ли?..

Впереди расплывалось во мраке смутное желтоватое пятно света, слышались удары, скрежет, хрипящие голоса. Меняли ребро. Трухлявое суходряблое дерево хрустнуло сразу в нескольких местах, так что из земляного гнезда его извлекали по частям, вздув спины от натуги. Новая пропитанная дегтем дубовая снасть лежала вдоль рва, и Кудыка ужаснулся, прикинув, сколько из нее могло бы выйти тех же берендеек. Ухмыл по обыкновению попробовал перекинуться острым словцом с кем-либо из работающих, но те были сердиты и неразговорчивы.

Постояли и двинулись дальше.

- И вот, стало быть, катится это оно по рву, - продолжал Ухмыл, указывая на еле угадывающееся во тьме полукруглое дно бесконечной канавы. - А ров, заметь, нарочно изноровлен покляпый [59], то бишь сначала под уклон, а потом в горку…

- А в горку-то оно как въезжает? Само али так выкатываете, вручную?

- Да бывает, что и вручную… А вообще-то само, с разгону. Такой оно здесь, доложу я тебе, брат Кудыка, прыти достигает самокатом, что и не подступись… Заденет - дальше поедет с мокрым пятнышком. А тебя - будто и рядышком не стояло… Вон, видишь, впадина в стене? Укрытие называется. Или залом. Так вот, ежели, к примеру, попал ты сюда, когда самая прокатка идет, в нем, в заломе этом, и хоронись. Слышь, Чернава, и ты тоже!.. Так и по Уставу положено… А то случай был: проглядели на дне обломок балки… Ну и шли двое наших, смотрят: поехало тресветлое… А им, вишь, лень было до залома бежать - к стеночке прижались. А оно как наскочило на балку - возьми да и прыгни… Так обоих и растерло… по стеночке-то…

- Ну?.. - потрясенно молвил Кудыка. - А потом?..

- А потом как раз и пришлось его в горку катить… До самого до изворота… А ты еще спрашиваешь, почему у нас ночи длинней, чем у греков!.. У них-то, небось, таких лоботесов под землей и не водится… Да и балки во рву не валяются…

- А дальше? - Кудыка изнемогал от любопытства.

- А дальше - что дальше? Дальше - все. Дальше - участок Люта Незнамыча. Тоже розмысл, вроде нашего, только разрядом помельче… Вкатили на изворот, передали с рук на руки - и гуляй…

- Здесь, что ли, гулять? - хмуро спросила Чернава. Неуютно ей было под землей, зябко…

Ухмыл остановился, покрутил носом, словно что-то высматривая в сгустившейся темноте. Размытое пятно бледно-желтого света осталось далеко позади, сердитые голоса наладчиков стали неразборчивы, доносилось лишь невнятное перемежаемое ударами бормотание.

- Эх, - сказал Ухмыл. - Сейчас бы лампу засветить, да возле рва искру высекать не положено… Заметят - отпуска лишат.

- Куда? - тут же спросила Чернава.

- Наверх, вестимо… Тут так: три дня отработал, четвертый - твой… А, ладно! Наощупь похвастаюсь… - Ухмыл увлек обоих к стенке, где смутно чернело узкое углубление в рост берендея. - Это что?

- Залом, - бойко ответил Кудыка.

- Верно, залом… А ну-ка спрячься!

Древорез с готовностью поставил темную лампу на пол, бережно вручил Ухмылу тяжеленный Устав Работ и ступил в узкую черную щель, глубиной в два локтя. Нет, пожалуй, в два с половиной.

- Ну? - сказал снаружи Ухмыл.

- Что ну?

Тот досадливо крякнул.

- Ты справа, справа пощупай…

Кудыка пощупал. Стена - как стена…

- Что? Нету? - всполошился Ухмыл. - А ну-ка вылези!..

Кудыка послушно вышел, и Ухмыл, вернув книгу, нырнул в укрытие сам. Посопел недовольно и выбрался наружу.

- Ладно, пошли дальше… - буркнул он. - Заложить успели… Ну ничего! Скоро опять по камушку растащат…

- А что там было-то? - ошарашенно оглядываясь, спросил Кудыка.

Ухмыл шел какой-то вроде бы обиженный.

- Дыра там была, - бросил он. - И будет… Да сам все потом увидишь. Ты новенький, тебе и бегать…

- Куда?

- Куда-куда!.. Наверх. За вином.

Кудыка облизнул губы и невольно поднял взор к погрязшим в темноте сводам.

- Так над нами сейчас что? Кружало?..

- Лес над нами, - сказал Ухмыл. - А ты думал, вино только в слободке да в городе курят? Лешие они тоже не водокряки [60]!.. Небось, мимо рта не пронесут. Ну, вроде, пришли…

Справа обозначился узкий, в полтора переплева, подземный переход, в глубине которого тлела подвешенная к потолку лампа. Возле стен громоздились пригорки отбросов и прочего сора, так что дух здесь был жилой, тяжелый. Справа и слева потянулись какие-то хлипкие дверцы. Ухмыл остановился под самой лампой и всмотрелся в бирку, прицепленную к железной бородчатой клюке.

- Ага… - пробормотал он, отдавая отмыкало. - Это он вас в самом конце поселил… Во-он та дверь, с заплатой…

Обдышавшись, направились к заплатанной двери. Ухмыл задержался, воровато оглянувшись, приоткинул стеклянный колпак висячей лампы и вынул с помощью лучинки огоньку.

- Высекать неохота… - шепотом пояснил он, прикрывая ладонью ласковый желтый язычок. - Открывай давай, а то еще углядит кто-нибудь…

Сноровистый Кудыка довольно быстро справился с дверью. Вошли, засветили одну из выданных ключником масляных ламп, осмотрелись. Тесная клетушка, две лавки, стол, сундук с оторванными петлями… Чернава вздохнула.

- Ну, хотя бы не землянка… - без особой радости молвила она, ставя на одну из лавок лампу и прочий скарб. - Что скажешь, Кудыка?..

Тот уже успел расстегнуть и раскрыть на столе Устав Работ. Заслышав, что к нему обращаются, отнял от книги вытаращенные очи.

- Солнышко… - упавшим голосом сообщил он, - подымается умедлительным полетом, а опущается ускорительным…

Вот и дождались слобожане весны. Изныли сугробы, взбурлили, заиграли овражки. Двинулся шорохом лед по речке по Сволочи, поредели утренние туманы над теплой Вытеклой. Лес на том берегу стоял уже вползелена.

Однако особой радости на рожах не виделось. Раньше, бывало, по весне расправляли бороды, теперь же озадаченно сгребали в кулак. Подсек царский указ слободку древорезов под становой корень. По раскисшим улочкам, заломив шапчонку и распахнувши серый зипунец, шастал зловещий Шумок - рыло порото усмешкой по самое ухо.

- Ну как, теплынцы? До того дожили, что и ножки съежили? - ехидно вопрошал он. - А волхвы-то - слыхали? Докуку-то нашего, а?.. В бадью да под землю! За десять берендеек!..

Бабы роняли коромысла и тоненько выли, подхватив животы. Мужики угрюмо надвигали брови на глаза, шапки - на брови.

- Погодите, все там будем!.. - изгалялся Шумок, пронимая зябкими словами до хребта. - Вот взденет царь-батюшка очки греческие да напишет еще один указ… Отец он родной, только, вишь, не своим детям!..

В другое бы время не сносить Шумку лихой головушки, а тут лишь поглядывали на него хмуро да скребли в затылках. Смутой веял хмельной ветерок. Чавкая по грязи сапожищами и тяжко шурша кольчугами, прохаживались по слободке недовольные и молчаливые храбры из княжьей дружины. Поговаривали, будто, опасаясь беспорядков, старенький царь-батюшка велел князю теплынскому Столпосвяту исполчить всю рать до последнего отрока. Однако даже и храбры не трогали Шумка - слушали, насупясь, крамольную речь, а подчас и ухмылялись тайком.

- Поделом вам, теплынцы!.. - злорадствовал тот. - Как в ополчение идти, постоять за красно солнышко, за князя со княгинею - сразу все по-за печью схоронились, ломом не выломишь!.. Сабельки Ахтаковой боязно… Пусть-де Шумок с Ахтаком тягается!..

- Да полно тебе молоть-то! - не стерпев, запыхтел огромный косолапый Плоскыня. - Мельница ты безоброчна!.. Наслышаны мы, наслышаны, как вы с речки со Сволочи ноги уносили… На торгу про то был указ бирючами оглашен… А не иди супротив царя-батюшки! Зря, что ли, бес кочергой вас употчевал?..