Тёщина подслушка

Мысль изречённая есть ложь

Ф.И.Тютчев

Поставив в прихожей пластмассовое ведёрко, на донце которого нанесены были древние защитные знаки «херъ», «укъ» и «иже», Глеб Портнягин отворил дверь на площадку и, не переступая порога квартиры, присел на корточки. Кажется, тряпка для вытирания ног лежала в том же положении, что и вчера. Тем не менее, прежде чем прикоснуться к грубой крупноволокнистой ткани, ученик чародея внимательно осмотрел её сверху и лишь после этого, подняв за два уголка, принялся изучать с изнанки. Вроде всё чисто.

Не изменяя позы, бросил тряпку в ведро, наполненное на треть заряженной с вечера водой, и заинтересовался притаившимися у входа двумя безобидными с виду лепестками побелки. Подобно любому отбывшему срок, Портнягин мог сидеть на корточках бесконечно долго. Наконец, убедившись в безвредности чешуек, слетевших с кудряво шелушащегося потолка, юноша встал и со спокойной душой перешагнул порог.

Скажи кто-нибудь год назад, что Глеб Портнягин добровольно станет мыть лестничную площадку… Пусть не всю, конечно, площадку, а только малую часть её, примыкающую к двери учителя и наставника… Да нет, никто бы не рискнул!

Приходится, однако, мыть. Мало ли что могли за ночь подбросить, подсыпать, начертать, нашептать! Завистников и конкурентов у старого колдуна Ефрема Нехорошева в Баклужино хватает. Ох, хватает…

На первом этаже кто-то грохотал молотком по жести. Такое впечатление, что взламывали почтовый ящик. Глеб отжал тряпку и, выждав, пока бетон просохнет окончательно, зажёг церковную свечу и накапал воском три охранных символа. Сходил вылил грязную воду в унитаз, вымыл ведро, вернулся поправить тряпку и прикрыть дверь. Внизу всё грохотали. Для взлома - слишком долго. Видимо, ремонтируют.

Сходить заодно почту проверить?

С пятого по четвертый этаж панели были практически чисты - народ опасался Ефрема. Первое крупное порнограффити встретилось Глебу лишь через пару пролётов. А потом пошло-поехало. Шаловливые рисунки и надписи густо лепились вперемежку с неумело начертанными колдовскими знаками, призванными отпугивать тех, кто малюет на стенах, - и трудно даже сказать, что преобладало.

На промежуточной площадке Портнягин углядел между оконными рамами пустую бутылку, окурки, одноразовый шприц со сгустком крови внутри и разорванный пакетик от презерватива. В довершение картины кто-то ёрнически вывел маркером на подоконнике: «Вот что нас губит!»

Если бы только их! Чем ниже спускался ученик чародея, тем омерзительнее становилась энергетика. Стены дышали эманациями инфрафизических структур.

При появлении Глеба Калерия Леонтьевна опустила молоток и повернула к юноше лучезарно-кретиническое личико. Зря он ей тогда присоветовал освоить технику внутренней улыбки…

- Помочь? - спросил Портнягин, забирая у неё пассатижи. Уж больно грохот достал.

- Ой, спасибо! - зарделась она. Девочка этакая. Полтора на полтора.

- Не за что… - натужно произнёс Глеб, силой выправляя погнутую жестяную дверцу. Выправил, вернул инструмент. Жертва аутотренинга восхищённо заойкала, заахала, принялась благодарить. Портнягин особо не прислушиваясь, подошёл к своему ящику. Отомкнул. Осторожно, чтобы невзначай не потревожить предназначенный специально для разносчиков рекламы крепкий сухой стебель щелбан-травы, извлёк корреспонденцию.

- А мой-то влазень совсем остервенел! - Внутренняя улыбка не к месту придала фразе мечтательную задумчивость. - Как его Леночка терпит - ума не приложу…

Влазнем Калерия Леонтьевна именовала своего зятя Иннокентия, которого шибко не любила и всё пыталась развести с дочерью.

- Так и не отсохла? - рассеянно спросил Глеб, проглядывая адреса.

- Ой, знаете… Вроде всё делала, как вы говорили: ущербной луны дождалась, на соль нашептала… «Чёрт с чертищей сидят на пепелище…» В солонку им подсыпала, остаток по углам разбросала. Сначала вроде помогло, а потом опять помирились! Крепко, видать, присушил…

- Вряд ли, - равнодушно отозвался ученик колдуна, хорошо зная манеру соседки срывать консультацию на халяву. - Отката не было?

- Чего-чего не было?

- Отката, - повторил Глеб. - Ну, когда порчу снимают, она обычно возвращается на того, кто её навёл…

- Н-нет… Не было…

- Значит, просто не подействовало. Они у вас не атеисты оба?

- Что вы!..

- Тогда не знаю…

Калерия Леонтьевна пригорюнилась. В сочетании внутренней улыбкой выглядело это жутковато.

- Чует моё сердце, Калерия сегодня припрётся, - хмуро известил Глеб, бросая корреспонденцию на стол.

- А я тут при чём? - лукаво молвил старый колдун Ефрем Нехорошев. - Кто у нас по женскому полу спец?

- Да я так, к слову… - Портнягин взглянул в окно. Зима. Утоптанную дорогу пересекал чёрный котяра с заснеженной спиной, давний соперник серо-белого Калиостро. Он явно собирался перейти двор, но не знал как. Кругом сугробы. Остановился в растерянности. Делать нечего - побежал где положено, по прокопанной тропинке, подергивая от омерзения кончиком хвоста. - Ну, допустим, отсушу я Ленку от Кешки! - с недоумением прикинул Глеб. - А вдруг у них любовь? Оно мне надо - карму отягощать!

- Кару, а не карму, - брюзгливо поправил Ефрем. - Что ж вы все так родной язык-то не любите? Это по-ихнему возмездие - карма. А по-нашему - кара.

- Да мне что в лоб, что по лбу!

Колдун с любопытством взглянул на широкую, слегка ссутулившуюся спину ученика.

- А знаешь что? - сказал он. - Мы ей того… подслушку, а?

Спина распрямилась.

- Точно! - оборачиваясь, выговорил Глеб. Глаза его ожили, повеселели.

Как выяснилось, сердце чуяло недаром. Буквально через пару минут тихонько застонала, завыла приоткрываемая с опаской входная дверь, и голосок Калерии Леонтьевны осведомился деликатно:

- Ой, можно к вам?

- Отчего ж нельзя? - ворчливо отозвался колдун. - К нам завсегда можно…

Вошла, осветив комнатёнку внутренней улыбкой. Спящий на мониторе Калиостро встрепенулся, уставился - и нервно выстриг зубами воображаемую блоху. Затем нахмурил мурло и, подчёркнуто громко спрыгнув на пол, покинул помещение. Предпочёл пойти потолковать с чёрным супостатом во дворе.

- А мы тут про тебя, Леонтьевна, балакали… - Опередив на мгновение Глеба, наставник неожиданно взял беседу на себя. Оба, и колдун, и ученик, хорошо знали, что если Калерия откроет рот первой, то остановить её потом будет сложно. Всю жизнь перескажет. - Значит, соль на маяту ты наговаривала?

- Наговаривала…

- А землю на рассору?

- И землю…

- Иголку в косяк втыкала?

- Втыкала…

- И не берёт?

- Не берёт…

Старый колдун удручённо покачал редеющими патлами, затем вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на Глеба.

- Подешевле старался, чтоб в расход не вводить… - помявшись, объяснил тот. - Не подслушку же соседке предлагать! Штука дорогая. Полгода настаивалась…

- Под… чего?.. - Калерия мигом навострила уши.

- Да это, видишь, такое зелье, - вынужден был растолковать кудесник. - В чай плеснёшь или ещё куда… Во-от… И кто выпьет - тот услышит, что о нём думают. Только, ты учти, лить надо чуть-чуть, капель двадцать, а то оглушит. Действует, правда, недолго - до десяти досчитать не успеешь… И следующую порцию - только через сутки, не раньше! Средство сильное…

- Ой, а зачем это мне?..

- Да не тебе… - Колдун поморщился. - Дочери плеснёшь. Как услышит мужнины мысли, сразу на развод подаст…

- Ой, так откуда ж я знаю, какие у него мысли? А вдруг…

- Леонтьевна! - изумлённо отшатнувшись, вскричал Ефрем. - Побойся Бога! Ты нам что о своём зяте рассказывала?..

- Ой… - Калерия вконец растерялась.

- Врала, что ли?..

Внутренняя улыбка увяла.

- Ну, так прямо и скажи: врала!..

- А-а… - Внезапно Калерию накрыло озарение. - А самой сначала попробовать можно?