Лейтенант Акимушкин нервничал. Он сидел неестественно прямо, и рука его, сжимавшая молоточкоообразный микрофон, совершала непроизвольные заколачивающие движения, словно лейтенант осторожно вбивал в пульт невидимый гвоздь.

Наконец Акимушкин не выдержал и, утопив на микрофоне кнопку, поднес его к губам.

- "Управление", ответьте "Старту"!

- "Управление" слушает, - раздался из динамика раздраженный голос Мамолина.

- Сеня, ну что там? - взмолился Акимушкин. - Сколько еще ждать?

- "Старт", отключитесь! - закричал Мамолин. - Вы мешаете! Пока еще ничего не ясно! Как только разберемся - сообщим.

Динамик замолчал.

Акимушкин тычком вставил микрофон в зажим и посмотрел на свои руки. Дрожали пальчики, заметно дрожали. Словно не они каких-нибудь пятнадцать минут назад быстро и точно нажимали кнопки, вздымая на дыбы пусковые установки. Пятнадцать минут назад в грохоте пороховых ускорителей, проникшем даже сюда, внутрь холма, закончился первый бой лейтенанта Акимушкина.

А теперь вот у него дрожали руки. Эти пятнадцать минут бездействия и ожидания, последовавшие за победным воплем Мамолина: "Уничтожена вторая!" - оказались хуже всякого боя.

Тут Акимушкин вспомнил, что в кабине он не один, и, поспешно сжав пальцы в кулак, покосился на Царапина. Старший сержант, сгорбясь, - голова ниже загривка, - сидел перед своим пультом и что-то отрешенно бормотал себе под нос. Вид у него при этом, следует признать, был самый придурковатый.

Умный, толстый, картавый Боря Царапин. Глядя на него, лейтенант занервничал еще сильнее. Такое бормотание Царапина всегда кончалось одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено что-то очень важное, о чем сейчас старший сержант вспомнит и доложит.

В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.

- "Кабина", ответьте "Пушкам"! - рявкнул над ухом голос лейтенанта Жоголева.

- Слушаю. - Акимушкин перекинул тумблер.

- Так сколько всего было целей? - заорал Жоголев. - Две или три?

- Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит… Похоже, сам ничего понять не может.

- До трех считать разучился?

- А это ты у него сам спроси. Могу соединить.

Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.

- Черт-те что! - в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.

- Хорошо… - неожиданно и как бы про себя произнес Царапин.

- А чего хорошего? - повернулся к нему лейтенант.

- Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.

В накаленном работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили с воздуха… Но каков Царапин! Выходит, все это время он ждал, когда на его толстый загривок рухнет "минитмен".

- Типун тебе на язык! - пробормотал Акимушкин.

Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или все-таки две?

- Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.

- Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.

"Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно подумал он. - Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет - поступай как знаешь!.."

Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант опять горбился и бормотал.

- Ну что еще у тебя?

- Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин. - Полигон помните?

- Допустим. - Акимушкин насторожился.

- А ведь там легче было…

- Что ты хочешь сказать?

- Помех не поставили, - со странной интонацией произнес Царапин. - Противоракетного маневра не применили. Скорость держали постоянную…

- Отставить! - в сильном волнении крикнул Акимушкин. - Отставить, Царапин! - и дальше, понизив голос чуть ли не до шепота: - Ты что, смеешься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут - три машины строем! Да еще на такой высоте!.. Попробуй-ка лучше еще раз связаться со штабом.

Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась бронированная дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.

- Вот они, соколики! - зловеще сказал он.

- Это не из прикрытия, - положив трубку, с тревогой проговорил Царапин, обладавший сверхъестественным чутьем: бывало, по звуку шагов на спор определял звание идущего.

Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошел по бетонному полу к кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул, слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка, и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло маленькое, почти детское личико с удивленно-испуганными глазами. Из-за плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.

Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант решил эту немую сцену прекратить.

- Ну? - сказал он. - В чем дело, воин?

- Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?

- Збылы, - холодно сказал Акимушкин. - Царапин, что это такое?

- Это рядовой Левша, - как бы извиняясь, объяснил Царапин. - Левша, ты там из прикрытия никого не видел?

- Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком - узкоплечий фитиль под метр девяносто.

- Як грохнуло, як грохнуло!.. - в упоении завел он. - Товарыш лытенант, а вам теперь орден дадут, да?

- Послушайте, воин! - сказал Акимушкин. - Вы что, первый день служите?

Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.

- Разрешите присутствовать?

- Не разрешаю, - сказал Акимушкин. - Вам где положено быть? Почему вы здесь?

- Як грохнуло… - беспомощно повторил Левша. - А потом усе тихо… Я подумал… може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?..

Жалобно улыбаясь, он переминался с ноги на ногу. Ему очень не хотелось уходить из ярко освещенной кабины в неуютную ночь, где возле каждого вверенного ему холма в любую секунду могло ударить в землю грохочущее пламя. Последним трогательным признанием он доконал Акимушкина, и тот растерянно оглянулся на сержанта: что происходит?

Старший сержант Царапин грозно развернулся на вертящемся табурете и упер кулаки в колени.

- Лев-ша! - зловеще грянул он. - На по-ост… бе-гом… марш!

На лице Левши отразился неподдельный ужас. Он подхватился, метнулся к выходу и, грохоча ботинками, ссыпался по лесенке. Лязгнула бронированная дверца, и все стихло.

- Дите дитем… - смущенно сказал Царапин. - Таких не рожают, а высиживают. Зимой дал я ему совковую лопату без черенка - дорожку расчистить. Пришел посмотреть - а он сел в лопату и вниз по дорожке катается…

- "Старт", ответьте "Управлению"! - включился динамик.

- Ну, наконец-то! - Акимушкин схватил микрофон. - Слушает "Старт"!

- Информирую, - буркнул Мамолин. - Границу пересекали три цели. Повторяю: три. Но в связи с тем, что шли они довольно плотным строем… Видимо, цель-три оказалась в непосредственной близости от зоны разрыва второй ракеты, была повреждена и, следовательно, тоже уничтожена. Пока все. Готовность прежняя. "Старт", как поняли?

- Понял вас хорошо, - ошеломленно сказал Акимушкин. С микрофоном в руке он стоял перед пультом, приоткрыв рот от изумления.

- Вот это мы стреляем! - вскричал он и перекинул тумблер. - "Шестая пушка", ответьте "Кабине"!

Жоголев откликнулся не сразу.

- Мамолин утверждает, что мы двумя ракетами поразили три цели, - сообщил Акимушкин. - И как тебе это нравится?

- Два удара - восемь дырок, - мрачно изрек Жоголев. - Слушай, у тебя там прикрытие прибежало? Люди все на месте?