Николай круто повернулся и единым духом взбежал на третий этаж.

- Работаем без Кученога… - сказал он Аристарху и, не вдаваясь в подробности, дернул за шнурок звонка.

Хорошо еще, что дверь квартиры номер десять распахивалась вовнутрь, а не наружу: иначе бы Ника с ее манерой открывать каждый раз причиняла гостям серьезные увечья…

- Явились?.. - выпалила она с порога, сверкая глазами то на Песика, то на Аристарха. - Ну и что все это значит?.. Почему я должна, как дура, брать музей на пару с каким-то домовым? Мы как договаривались? Где Африкан? Где Панкрат?..

- Тихо ты, тихо… - сдавленно проговорил Выверзнев и опасливо оглядел лестничную клетку. Столь интригующее начало произвело на Нику определенное впечатление. Быстро пропустив гостей в прихожую, она в свою очередь пристально осмотрела площадку и прикрыла дверь почти бесшумно.

Пройдя в большую комнату, Николай упал в кресло и долго не мог произнести ни слова. Чудотворная стояла в углу рядом с прислоненным к стеночке помповым ружьем. В противоположном углу с очумелым видом переминался взъерошенный домовичок дымчатой масти, явно готовый в случае чего дать тягу.

- Ты хоть сама понимаешь, что натворила?.. - безнадежно спросил Выверзнев.

- А что я натворила?! - немедленно взвилась Ника. - Ни Панкрата, ни Африкана - вообще никого! Стою на крыльце, как дура, одна, в камуфле, с ружьем!.. Жду! Никто не подходит!..

- Да нельзя… нельзя тебе было брать эту икону!

- Почему нельзя?.. А это что в углу стоит?..

- Нет, я не могу… - простонал Николай. - Аристарх, ну хоть ты ей растолкуй!..

- А как это я растолкую? - испуганно сказал Аристарх. - Ты же сам говорил, что данные секретны…

Отменно сказано! Можно было побиться об заклад, что после таких слов Ника выпотрошит обоих, но до истины докопается… Так оно и случилось. Уже через несколько минут совершенно измочаленный Николай Выверзнев сидел в кресле, уронив лицо в ладони, и старческим бессильным голосом излагал все как на духу:

- Наша сотрудница…

- Ах, ваша сотрудница?..

- Да… наша сотрудница… должна была взять чудотворную икону и выйти к блокпосту… А у баклужинских пограничников задание: попытаться ее задержать… но при виде иконы все они падают ниц… по команде…

- Прелестно!.. Значит, как выкрадывать икону - так я, а как падать ниц - так перед ней?..

- На лыцкой стороне все тоже падают ниц…

- Ах, и на лыцкой тоже?..

- Да… К мосту сбегаются толпы комсобогомольцев… Ну, в смысле, наши люди в комсобогомоле, а там уже все прочие… Сопровождаемая толпой, сотрудница идет с иконой в Лыцк…

- А почему не я?!

Ахнула тишина. Выверзнев и Аристарх, глядя на разъяренную Нику, слегка отшатнулись. Анчутка наполовину ушел в стену.

- Да потому что я тебе запрещаю! - опомнившись, рявкнул Выверзнев.

Собственно, с этого момента операцию можно было считать начавшейся…

Приблизительно в то же самое время или даже чуть пораньше того в служебное помещение чумахлинского блокпоста ворвался разъяренный кряжистый отрок в бронежилете поверх пятнистого комбинезона.

- Пристрелю падлу!.. - кровожадно пообещал он.

- Какую?.. - с интересом спросили у него, прекращая чистить оружие.

- Какую-какую!.. Хренопятую! Лезет и лезет за шлагбаум! Вышвырну - опять лезет!..

- А чего это он?

- Чего-чего… Африкан его перед смертью проклял, а наши расколдовать не могут!.. Теперь вот к мавзолею рвется - в Лыцк…

- А как проклял-то?..

Отрок хотел снова заругаться, но вместо этого взгоготнул, повеселел и ясными простыми словами сообщил товарищам по оружию, как именно покойный протопарторг проклял стащившего ботинки воришку и что у того выросло на пятке…

- Да гонишь!.. - усомнился кто-то.

- Не веришь - поди посмотри…

Несчастный сидел понурясь на обочине метрах в двадцати от шлагбаума. Правая нога была замотана тряпицей.

- Здорово, контрабандист… - приветствовал его один из подошедших. - Давай показывай, чего ты там без пошлины в Лыцк провезти хотел… Декларацию заполнять будем…

Калека затравленно посмотрел на балагура и не ответил.

- Показывай давай, а то обыщем… - Погранец слегка повысил голос.

- На, обыскивай! - остервенело бросил калека и ткнул в воздух спеленутой пяткой.

Пограничники с несколько оскорбленным видом отодвинулись и заложили руки за спину.

- Гля, обиделся!.. - с удивлением сообщил один другому.

- Жрать охота… - злобно сказал калека. - С утра не жрамши…

Сторговались за буханку хлеба и банку тушенки. Обиженный Африканом бедолага размотал тряпицу и выставил половозрелую пятку на всеобщее позорище. Потом, не обращая внимания на жизнерадостный гогот погранцов, накинулся на жратву. Утолив первый голод, вскинул голову и заметил, что народу вокруг поприбавилось.

- Так! - решительно сказал он, вновь пеленая ступню. - А вы куда, на халяву? Ишь, деловые…

- Сколько за погляд? - ухмыляясь, осведомился огромный шофер следующего за бугор фургона.

- Червонец, - отрубил калека, кладя перед собой кепку. Еще раз осмотрел толпу и, заметив миловидное девичье лицо с наивно распахнутыми глазами, добавил сурово: - С баб - четвертак!..

Машин у моста скопилось в тот день много. В кепку летели алые червонцы с профилем Нехорошева и радужные четвертаки, где старый колдун Ефрем был изображен вполоборота. Затем уникумом заинтересовались интуристы - и в кепке зазеленело.

Озадаченно помаргивая, страдалец пересчитал выручку, как вдруг сообразил, что за такую сумму он запросто может нанять любого контрабандиста и без проблем переправиться на тот берег. Огляделся. Облака над лыцкой стороной уже розовели и золотились, отражаясь в перламутровой наклонной поверхности Чумахлинки. Вдали в недвусмысленной близости от нейтральных вод болталась моторка известного браконьера Якоря. Сам Якорь беседовал с кем-то, уцепившимся за борт, - должно быть, с водяным… Потом дернул тросик стартера - и лодка двинулась к баклужинскому берегу. За клиентом поплыл…

Калека еще раз заглянул в лежащую перед ним кепку - и поймал себя на мысли, что за кордон его уже как-то не тянет. Здесь-то все-таки какая-никакая, а Родина…

Середина и конец мая для маломерного флота время сложное. Впрочем, другого флота на Чумахлинке и не водится… Мало того, что разлив, а тут еще чехарда с календарями! То в одну сторону поверхность наклонена, то в другую… Сколько из-за этого моторок каждой весной опрокидывается - лучше не считать…

В Баклужино воду уже неделю как подобрало, а в Лыцке она только-только еще собирается пойти на убыль - застоялась в низинах и оврагах, подернулась пленкой, как глаз курицы…

Паспорт у Якоря был баклужинский, поэтому в светлое время суток он в территориальные лыцкие воды старался без нужды не соваться. В тот самый час, когда над левобережьем начинает розоветь и золотиться закат, а правобережью еще хоть бы хны, за кормой плеснуло не по-рыбьи, затем на борт легла пятерня с перепонками - и показалась лягушачья морда размером чуть меньше человеческой. Глаза - как волдыри.

- Ну и чего?.. - лениво спросил Якорь.

- Да за тобой послали… - простуженно, с хрипотцой отвечал речной житель.

- А чего надо?.. - все так же равнодушно осведомился старый флибустьер речных затонов.

- В Лыцк кое-кого переправить…

- Обождут… - обронил Якорь. - Стемнеет - тогда…

- Не! Не обождут… - сказал водяной. - Велено: прямо сейчас…

Якорь потянулся.

- Слышь, Хлюпало… - поинтересовался он через зевок. - А хочешь, гребень на дембель подарю? Бороду расчесывать…

В следующий миг лодка резко накренилась, и контрабандист едва не вошел торчмя головой в пологий скат реки.

- Ты чего?! - заорал он. - Шуток не понимаешь?..

Лягушачий рот распялился ширше прежнего.

- Не-а!.. - хрипловато и глумливо отозвался Хлюпало. - И те, что тебя ждут, - тоже…

- А кто ждет?.. - малость ошалев, спросил Якорь.