Возможно, озорной возглас был адресован вовсе не ему. Тем не менее возникло нехорошее предчувствие. Ратмир наморщил выпуклый лоб и, тихонько заскулив, уставился на высоченные дубовые двери - за ними недавно скрылся человек, которого пес чтил, как бога. И хотя хозяин каждый раз благополучно выходил из недр розовато-белой громады с куполом и колоннами, беспокойство всегда терзало Ратмира до того самого мига, когда послышатся знакомые шаги, грубоватая сильная рука потреплет небрежно по холке, открепит поводок от столба, и единственный в мире голос прикажет негромко: «Ратмир! Место!» После чего можно будет, ни о чем уже не заботясь, метнуться стремглав в открытую дверцу машины и, повизгивая от радости, взгромоздиться на заднее сиденье.
Тяжелая дубовая дверь приоткрылась медленно и бесшумно, но к великому разочарованию Ратмира на крыльцо ступил всего-навсего юный охранник с неподвижным хмурым лицом. Вытянул зубами сигарету из пачки, достал зажигалку, хотел прикурить - как вдруг увидел собаку. Замер. Затем, недобро прищурившись, двинулся вниз по ступеням.
Ратмир скучающе поглядел ему в глаза и с вызовом почесал за ухом. Охранников он не боялся. Рослые парни в пятнистой униформе, несмотря на такие грозные с виду резиновые палки у пояса, обычно опасности не представляли. Но этот был новенький. Вдруг его забыли предупредить, что зарегистрированных трогать нельзя!
Вскоре лицо юноши выразило легкую досаду - он наконец-то заметил намордник, бляшку и поводок. Расслабился, прикурил - и, недовольный, вернулся к дубовой двери, возле которой стояла урна с государственным гербом.
Ратмир проводил пятнистую униформу надменным взглядом и подумал вдруг, что Джерри - при всех его достоинствах - пес, между нами говоря, скверный. Того и гляди выкрутит голову из ошейника да ударится в бега. Вроде и мастью взял, и экстерьером, а комком бросили - завизжал, закрутился, как последняя шавка. Ты пес! Умей за себя постоять! Рявкни, оскалься или вот, как сейчас, лениво поглядев в глаза, почешись с независимым видом…
Следует добавить, что первое знакомство Ратмира и Джерри ознаменовалось грандиозной дракой, в которой Джерри потерпел решительное поражение, что и позволяло теперь Ратмиру думать о своем бывшем противнике с ленивым превосходством.
Нехитрые собачьи мысли были прерваны частым шарканьем и отрывистым злым стуком палки. Со стороны «Будки» быстро приближался маленький ссохшийся старикашка в пыльно-черном костюме, на лацкане которого тускло отсвечивали крестообразные и звездовидные регалии. То ли проскочит мимо, то ли привяжется.
В небе опять громыхнуло. Старикашка приостановился на миг и погрозил громыханию палкой. «Вредный», - безошибочно определил Ратмир, спешно принимаясь вылизываться. Главное в подобных случаях - держаться понеприметнее.
Стук и шарканье поравнялись с Ратмиром - и смолкли. Пес нехотя поднял голову. Плохо дело. Вредный старикан стоял перед ним, стискивая набалдашник с такой силой, что даже костяшки пальцев поголубели. Морщинистое личико била судорога.
- У, с-собака! - с ненавистью произнес старикан и гневно ткнул палкой в асфальт.
Ратмир с надеждой взглянул на охранника. Тот погасил окурок о край герблёной урны и, как бы ничего не заметив, скрылся за тяжелой дубовой дверью. Сволочь!
- Для чего же я за родной Суслов кровь свою проливал? - рыдающе продолжал старикан. - Чтобы ты, кобель здоровый, перед бывшей Государственной Думой в наморднике сидел?!
Ратмир наморщил выпуклый лоб и виновато понурился. Ну, кобель… Ну, здоровый… Что ж теперь делать-то? Всем нелегко: и вам, и нам.
Разжалобить старичишку, однако, не удалось.
- А морду-то, морду наел! Поперек себя шире! - С этими словами престарелый орденоносец судорожно перехватил палку, словно собираясь отянуть наглую псину вдоль спины.
Пугнуть его, что ли?
Ратмир поднялся и, обнажив клыки, издал низкое горловое ворчание - наподобие того, что временами раздавалось с ясного неба. Старикашку отбросило к шеренге голубых елей - справа от крыльца. Даже на палку опереться забыл.
- Ты еще рычать? Сукин сын! - взвизгнул он, сам, видно, не сознавая двусмысленности оскорбления. Огляделся, ища комок земли поувесистей. Таковых под елями имелось превеликое множество. В панике Ратмир рванулся изо всех собачьих сил. Столб, к которому он был привязан, естественно, устоял, зато в машине хозяина включилось противоугонное устройство. Ошейник передавил горло, в глазах потемнело.
Но все же есть на свете собачье счастье. Снова отворилась тяжелая дубовая дверь - и на крыльцо Капитолия ступили трое: мужчина, обильно украшенный шрамами, высокий круглолицый юноша и (Ратмир задохнулся от радости) вальяжный лет сорока шатен с тронутыми инеем висками. Он!
Заслышав истошные вопли противоугонки, хозяин немедля обратил внимание, что верный его Ратмир стоит в напряженной позе, и, проследив направление собачьего взгляда, быстро оценил обстановку. Слегка изменил маршрут и, неспешно сойдя по ступеням несколько наискосок, оказался за спиной престарелого ненавистника городской фауны.
- Какие проблемы, отец?
Произнесено это было мягко, с участием, и все же старикан вздрогнул. Обернувшись, он к облегчению своему узрел перед собою отнюдь не тупорылого отморозка из Общества охраны животных (эти пощады не знают), а крупного интеллигентного мужчину, кажется, настроенного вполне благожелательно. Снова задохнулся от злости и не в силах выговорить ни слова потряс палкой в сторону Ратмира.
- Понимаю тебя, отец, понимаю… - Представительный незнакомец, благоухая импортным одеколоном и контрабандным коньяком, приобнял старичишку и продолжал интимно: - Ну вот скажи: кому это все мешало? Кому мешало единое, сильное Суслове? Тебе? Мне? Зачем нужно было все ломать по-новой? Что, не было свободы у нас? Была… А теперь? Теперь беспредел! Ты со мной согласен, отец?..
- Гранату!.. - прохрипел старикан, вновь потрясая палкой, но уже в сторону бело-розового здания с колоннами. - Гранату им туда, сукиным детям!..
- Конечно! - подхватил незнакомец. - Гранату! Давно пора, отец, давно пора… Вот давай завтра встретимся, прикинем, где раздобыть… - И, обаятельный, как сорок тысяч братьев, повернул собеседника за хрупкие плечики, вывел его из-под елей на тротуар и, придав нужное направление, вернулся к машине, вытирая руки одноразовым платком.
Очень вовремя, нужно сказать, поскольку Ратмир был уже вне себя. Поведение хозяина показалось ему предательством. Как? Потрепать по холке - кого?! Того, кто чуть не запустил в него комком земли? Будучи откреплен от столба, пес просто обезумел: огрызнулся на украшенного шрамами шофера-телохранителя, чуть не вырвал из рук поводок.
- Ратмир! - угрожающе рявкнул громила - и был облаян.
Вдвоем с молодым человеком они кое-как уговорили разъяренного пса занять свое место в машине.
- Я с ним рядом не поеду! - решительно предупредил молодой. - Рванет через намордник - лечись потом… Гля! Аж белки кровью налились! Вот зверь! А прикус у него - видел?
Телохранитель не ответил. Был занят, распахивал переднюю дверцу перед хозяином. Тот, усевшись, оглянулся с улыбкой и, безбоязненно протянув широкую ладонь, с грубоватой лаской потрепал ощерившегося Ратмира по загривку.
- Хор-роший пес, хор-роший… Так его, падлу старую… Ишь! Гранату ему…
И Ратмир чуть не описался от счастья - как щенок.
Убедившись, что зверь настроен теперь вполне миролюбиво, молодой человек, вопреки недавнему зароку, расположился рядом с ним на заднем сиденье - даже рискнул осторожно почесать за ухом. Ратмир ему это позволил, но особой радости не выказал. Не принадлежа к так называемым собакам волчьих пород, он тем не менее свято чтил иерархию, ставя выше себя лишь хозяина - вожака стаи. Ко всем прочим в лучшем случае относился как к ровне, а кое-кого (старушку уборщицу, например) просто третировал.
- Совсем народ одичал, - молвил со вздохом молодой. - На собак бросается…
Автомобиль катил по бетонной набережной Сусла-реки мимо недостроенной высотной гостиницы - в данный момент тихой, но вообще имевшей обыкновение при малейшем ветерке устрашающе грохотать листовым железом.
