Я опускаю ноги и слегка раскачиваюсь в кресле. От его слов что-то во мне шевелится.

– Не пытайся читать мне мораль. Я еще пока не перевоспитался, прошел всего лишь один день.

Долгий, несчастный, одинокий день.

Лэндон с сочувствием смотрит на меня.

– Нет, я серьезно. Ты не притронулся к выпивке, не затеял драку, не был арестован, и я знаю, что ты пришел, чтобы поговорить с отцом.

Я изумленно раскрываю рот.

– Это он тебе сказал? – Вот ублюдок.

– Нет, он мне не говорил. Я же тут живу и видел тогда твою машину.

– А…

– Думаю, то, что ты разговариваешь с ним, будет иметь для Тессы большое значение, – продолжает он.

– Заткнись, а? – Меня передергивает. – Ну тебя на хрен. Ты не мой психиатр. Хватит вести себя так, словно ты лучше меня, а я какой-то гребаный хищник, которого тебе нужно…

– Почему бы тебе просто не принять комплимент с благодарностью? – перебивает меня Лэндон. – Я никогда не говорил, что я лучше тебя. Все, что я пытаюсь сделать, это по-дружески помочь. У тебя никого нет, ты сам так сказал, и теперь ты отпускаешь Тессу в Сиэтл и лишаешься единственного человека, который тебя морально поддерживал. – Он смотрит на меня в упор, но я гляжу в сторону. – Ты должен прекратить отталкивать людей, Хардин. Я знаю, что я тебе не нравлюсь, ты меня ненавидишь, потому что думаешь, что я виноват в некоторых проблемах, которые у тебя возникают с отцом, но я все равно глубоко переживаю за вас с Тессой, хочешь ты этого или нет.

– Я не хочу это слушать! – кричу я в ответ.

Почему он всегда несет всякий бред? Я приехал сюда, чтобы… Не знаю, поговорить с ним. Именно поговорить… а не выслушивать излияния, как он обо мне заботится. И зачем ему заботиться обо мне, кстати? Я вел себя с ним всегда как придурок, но я его не ненавидел. Неужели он думает, что я его ненавижу?

– Ну, именно так ты обычно и поступаешь.

Он встает на ноги и выходит из теплицы, оставляя меня одного.

– Блин! – Я бью ногой по стеллажу, и тот накреняется. Раздается треск, и я вскакиваю на ноги. – Нет, нет, нет!

Пытаюсь поймать большие цветочные горшки, маленькие глиняные горшочки и все остальное, вдребезги бьющееся об пол. Всего несколько секунд – и они превращаются в осколки на полу. Это не должно было произойти! Я даже не хотел их разбивать – и вот стою среди гор земли, цветов и глиняных черепков.

Может, я успею что-нибудь убрать до того, как Карен…

– Ой, – слышу я ее вздох и, повернувшись, вижу ее: она застыла в дверях со шпателем в руке.

Ну, трендец.

– Я не хотел бить по нему, клянусь! Я дернул ногой и случайно задел полку, а потом вся эта хрень начала падать вниз, но я пытался их поймать! – в отчаянии объясняю я.

Карен бросается к разбитым горшкам. Ее руки шарят по осколкам, пытаясь собрать воедино синий цветочный горшок, разбитый безвозвратно. Она молчит, но я слышу, как она всхлипывает, затем поднимает руки, чтобы вытереть щеки, и на них остаются грязные разводы. Через несколько секунд она произносит:

– Этот горшок появился у меня, когда была еще маленькая. Это был первый горшок, в котором я держала рассаду.

– Я…

Не знаю, что ей сказать. Из всего, что я совершил, это действительно вышло случайно. Ужасное ощущение.

– Этот горшок и мой фарфоровый сервиз – единственные вещи, которые оставались у меня от бабушки, – плачет она.

Фарфоровый сервиз. Тот фарфор, который я тогда перебил.

– Карен, прости, я…

– Все нормально, Хардин. – Она вздыхает и бросает осколки обратно на кучу земли.

Нет, не все нормально, я вижу это по ее карим глазам. Я чувствую, как ей больно, и поражаюсь, какую сильную вину испытываю при виде ее печали. Несколько секунд она смотрит на осколки горшка, а я молча стою рядом. Я пытаюсь представить себе Карен молодой девушкой с большими карими глазами и уже тогда добрейшей душой. Готов поспорить, она была одной из тех девушек, которые привлекательны для всех, даже таких придурков, как я. Думаю о ее бабушке: понимаю, как ей было приятно подарить Карен что-то, что для нее кажется важным, чтобы хранить это столько лет. У меня никогда не было ничего такого, что бы я ни разрушил.

– Я пойду доделаю ужин. Скоро будет готово, – наконец говорит она.

Затем, вытирая глаза, выходит из теплицы.

Совсем как ее сын за несколько минут до нее.

Разумеется, Смит встречает меня, важно пожимает мне руку и забрасывает вопросами, как мои дела. Затем, когда я развешиваю одежду, он подкрадывается и тихо спрашивает:

– Где твой Хардин?

Я не могу не расстроиться. Это заставляет меня с грустью признаться, что я оставила его в CWU, наивность этого милого ребенка слегка облегчает мою боль.

– А где это CWU?

Я улыбаюсь, сделав над собой усилие.

– Это далеко.

Смит часто моргает своими чудными зелеными глазами.

– А он придет?

– Я так не думаю. Хм, а тебе нравится Хардин, так ведь, Смит? – улыбаюсь я, складываю свое старое бордовое платье и убираю его в шкаф.

– Типа того. Он смешной.

– Эй, я тоже смешная! – дразню его я, но он только застенчиво улыбается.

– Не очень, – честно отвечает он.

Теперь мне еще сложнее смеяться.

– А Хардин считает меня смешной, – вру я.

– Правда? – Смит смотрит за тем, что я делаю, и начинает помогать мне распаковывать и складывать одежду.

– Да, хотя он и не хочет этого признавать.

– Почему?

– Не знаю, – пожимаю я плечами.

Наверное, потому что я не смешная, а когда пытаюсь быть смешной, то еще хуже.

– Тогда скажи своему Хардину, чтобы приехал к нам и жил, как и ты, – говорит он как ни в чем не бывало, словно маленький король, издавший указ.

От слов этого милого мальчика у меня сжимается сердце.

– Я ему передам. Ту не выкладывай, – прошу я, потянувшись к синей футболке в его ручках.

– Мне нравится складывать.

Смит кладет футболку к остальным, и что мне остается делать, кроме как согласиться?

– Однажды ты станешь хорошим мужем, – улыбаясь, замечаю я.

– Я не хочу быть мужем, – морщится он, и я закатываю глаза оттого, что этот пятилетний мальчик уже говорит, как взрослый мужчина.

– Однажды ты передумаешь, – дразню я.

– Нет.

На этом он завершает разговор, и мы заканчиваем раскладывать мою одежду в тишине.

Мой первый день в Сиэтле подходит к концу, а завтра наступит первый рабочий день в новом офисе. Я очень нервничаю. Я не просто волнуюсь – я в панике. Мне нравится держать любую ситуацию под контролем и всегда иметь четкий план действий. Но у меня не было времени все предусмотреть, удалось только записаться на новый курс, и, честно говоря, я жду его с нетерпением. Пока я нервничаю, Смит исчезает, оставив на моей кровати аккуратно сложенные стопки одежды.

Завтра после работы надо пройтись и посмотреть Сиэтл. Мне нужно вспомнить, за что я так люблю этот город, потому что прямо сейчас, в чужой спальне, в нескольких часах езды от всего, что я знаю, мне становится так… одиноко.

Смотрю, как Логан опрокидывает в себя пинту пива с горкой пены. Поставив стакан на стол, он вытирает рот.

– Стеф сумасшедшая. Никто не знал, что она собирается делать с Тессой, – сообщает он и рыгает.

– Дэн знал. И если я узнаю, что кто-то еще… – предупреждаю я его.

Он кивает, убедительно глядя на меня.

– Никто не знал. То есть… я не то чтобы уверен. Но мне, по крайней мере, никто про эту хрень не говорил. – Рядом с ним появляется высокая брюнетка, и он скользит рукой по ее ногам. – Нэт и Челси скоро будут здесь, – говорит он ей.

– У вас тут вечер пар, – со стоном констатирую я. – Мне пора.

Собираюсь подняться, но Логан меня останавливает.

– Никаких парных вечеров. Тристан теперь один, а Нэт не встречается с Челси, они просто трахаются.