Хлоя задумчиво смотрела в окно, пока я наливал тесто на сковородку.

— Папа, а я еще должна называть ее мамой?

Подняв руку к лицу, я постарался скрыть, как умираю внутри. Как же я ненавидел Ким в этот момент.

— Нет, Хлоя. Ты не должна называть ее мамой, если не хочешь. Она больше никогда не будет присутствовать в нашей жизни.

— Она не хочет быть моей мамой, не так ли?

Бля. Сказать ей правду? Как это отразиться на ней?

— Тыковка, она не заслуживает быть твоей мамой.

Ее глазки, казалось, заблудились в мыслях, прежде чем огромная улыбка появилась на ее лице.

— Пакстон скоро станет моей новой мамой. Тебе нужно поторопиться, пап.

Смеясь, я поцеловал ее в кончик носа.

— Ты босс. Точно, потороплюсь!

Глаза Хлои светились, и я не мог вспомнить, когда видел, мою дочь такой счастливой.

— Я хочу быть как она! Интересно, Пакстон тоже хочет козлика? Патчу нужен друг.

Отложив венчик, я покачал головой.

— Ты маленькая хитрюшка. Ты пытаешься выторговать себе еще одного козлика?

Маленькие ручки прикрыли ротик, Хлоя захихикала и кивнула.

— Хлоя Линн Паркер. Так нельзя!

Мои глаза вернулись к финансовым книгам ранчо, чувствуя, как мои щеки напряжены от счастливой улыбки. Я покачал головой и вернулся к работе.

Что-то не так. Цифры не сходились, и у меня было ощущение, что прежний бухгалтер, ничего хорошего не делал. Папа хотел нанять ублюдка Майка, но я остановил это, когда засранец попытался клеиться к Пакстон. Я отправил его обратно в Сан-Антонио почти две недели назад. Он вызвал отторжение сразу, как только переступил порог моего кабинета.

Козел. Конечно, если бы не он, я бы никогда не пришел в бар той ночью, и не отвез Пакстон домой. Когда она пригласила меня в свою спальню, я не мог отмахнуться от грязных мыслей. Вот и сейчас мой член твердеет, когда вспоминаю ее в своих объятиях. Голая. Ее нежная кожа против моей.

Бля. Я хочу ее.

Я вытолкнул все мысли о том, как мой член погружается в киску Пакстон из головы и вернулся к рассмотрению цифр прошлых месяцев.

Стук в дверь заставил меня поднять взгляд.

— Стид?

— Папа, — жестом пригласил его зайти.

Он вошел в комнату, такой уверенный в себе. Помню, как я был маленьким, хотел когда вырасту, входить в помещения как мой отец. Я постоянно слышал, как люди говорят самые удивительные вещи о моем отце и, глядя на него знал, что хочу вырасти таким же, как он. Вина, что я вынужден был держаться подальше от семейного ранчо, по-прежнему лежала тяжелым грузом на моем сердце.

— Как дела, сынок? Нашел то, что искал?

Он откинулся в большом кожаном кресле напротив моего стола. Папа настоял, чтобы мой кабинет располагался в главном доме, по соседству с его собственным. Через день после того как сказал отцу что возвращаюсь домой, он уже подготовил мне кабинет. Большой стол из красного дерева стоял у окон от пола до потолка, из которых открывался вид на техасские холмы. У стола стояло два больших кожаных кресла, которые выбрала мама. Слева была зона отдыха с диваном и журнальным столиком, справа ­­— стоял большой стол. Раньше отец использовал это помещение как конференц-зал, и после переезда, я уговорил сохранить его.

Черт. Как, сказать отцу, что подозреваю, что его бывший бухгалтер крал у него?

— Я думаю, что нашел.

— Позвать Тревора? Я могу позвонить ему.

У брата тоже был кабинет, но располагался он в главной конюшне, там же была и студия с двумя спальнями, где Тревор жил. Как только он стал главным мастером, то хотел находиться ближе к конюшне, и ему оборудовали там студию.

Конюшня. Если можно так ее назвать. В главной конюшне размещались самые дорогие лошади. Было проведено отопление и установлены кондиционеры, и я мог поклясться, там лучше, чем в моей первой квартире в Орегоне.

— Не, я не думаю, что ему важны движения цифр.

Отец усмехнулся.

— Тогда скажи мне.

— Я не знаю, как помягче сказать тебе, папа, так что скажу прямо: думаю, Фред крал у тебя.

Я думал, отец рассмеется. Скажет, что я сошел с ума, что нужно просмотреть книги снова. Но он наклонился вперед, хлопнул ладонями по коленям и выругался.

— Ублюдок. Я знал это.

Я округлил глаза.

— Что? Ты знал, что Фред ворует, и ничего не делал?

Когда его голова упала, мне пришлось бороться с желанием утешить его. Я точно знал об отце одну вещь — он не проявлял эмоций, слабости; ничего из этого, когда это касалось его дела.

Его голова была по-прежнему опущена. Бля. Он расстроен? Или зол?

Наконец, он посмотрел на меня, и я получил ответ.

Он был зол.

Черт, он был ЗОЛ.

— Вялый член, сукин сын, мудак, жадный до денег, сволочь, козел, мудак!

О да, очень зол.

— Ты дважды сказал «мудак», — усмехнулся я.

Он раздраженно посмотрел на меня. Видимо сейчас не время шутить.

— Я хочу, чтобы его грохнули.

— Ну, я уверен, что Корд по своим каналам найдет человека, который в свою очередь знает человека, который сможет договориться с тем, кто сможет это сделать.

Его глаза встретились с моими, и я был уверен, что будь у него нож, то он незамедлительно полетел бы в меня.

— Ладно, мы еще не в стадии шуток? — спросил я.

— Узнай, сколько взял этот ублюдок. Я ждал повода надрать ему задницу с тех пор, как он приставал к твоей матери.

Он встал и направился к двери. Я вскочил.

— Подожди, Фред приставал к маме? Когда?

Папа посмотрел через плечо.

— На нашей свадьбе.

Я нахмурил брови.

— Но вы ведь хорошие друзья. Почему ты никогда ничего не предпринимал?

— Потому что я Паркер, и мы не беспокоимся, что наши женщины будут искать в другом месте то, что имеют с нами.

Я зарычал при мысли об отце и матери. Все тело содрогнулось.

— И я знал, что мне не нужно беспокоиться о твоей матери, я ей доверяю. Но Фред был другим. Как ты думаешь, почему я держал этого ублюдка так близко все эти годы? Я думал, что он снова пытался приставать к маме, но красть у меня? О, черт возьми, нет. Я ждал причину надрать ему задницу, и теперь, благодаря тому, что мой сын вышел из своей тупой задницы и вернулся домой, я наконец-то получил ее.

Он вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь. Я улыбался до тех пор, пока не понял, что отец сделал мне далеко не комплимент. Он оскорбил меня.

Стук в дверь, и вошла Амелия.

— О, я думал, ты уехала из города.

— Книжное мероприятие было отменено. Что происходит с папой? Он выглядел злым, — нахмурилась она.

Я отмахнулся.

— Просто он рядом с Фредом ссал сорок лет.

— Да? — недоуменно спросила Амелия.

Смеясь, я ответил:

— Да, ладно, ничего.

Не надо рассказывать Амелии о краже Фреда. Если папа захочет, то сам оповестит остальных членов семьи.

Она устроилась с ногами в кресле и улыбнулась мне.

— Что?

— Ничего. Просто интересно, как дела у тебя и Пакстон.

Одно упоминание ее имени, и мое сердце пропустило удар.

— Они идут хорошо. Медленно, но хорошо.

Она подняла брови.

— Медленно? Как это? Вы все время друг с другом.

Я опустил голову — она попала в больное место.

Рот Амелии открылся, когда до нее дошло

— О! Медленно, в плане секса.

— Да. И, пожалуйста, не говори больше ничего Хлое. Я знаю, что ты заполняешь ей голову насчет брака.

Амелия, казалось, обиделась.

— Прости, но я ничего не говорила о вашей свадьбе. Ни единого слова.

— Нет?

— Нет. Я бы сказала, что это — мама.

Черт. Мама. Я даже не думал о ней.

— В любом случае, вернемся к сексу. Что происходит?

Я пожал плечами.

— Пакстон хочет двигаться медленно. Так что я двигаюсь медленно. Уж больно хреново, медленно.