— Хотел уточнить за прошлый раз, я не сбегаю, а поступаю благоразумно, — вставил он ни с того ни с сего.

— Кстати, тоже феноменальная фраза — благоразумный демон! Это что-то новое!

Я жевала. Он молчал.

— Ты же знаешь, о чем я хочу ещё тебя спросить? О том, о чем даже сама боюсь думать. — Я подняла на него глаза.

— Ну? Озвучь.

— Так …будет всегда? Просто, …я не знаю, из какого пальца можно высосать радость здесь через год или два, когда перед тобой маячит одна безысходность. …Я боюсь сойти с ума. Ведь со временем, даже ласки потеряют вкус. И что будет … потом? Только не нужно благоразумно уходить от ответа.

— Охота уже началась, и я не знаю, в какое русло она повернет. Тебе станет легче, если я скажу, что убью тебя, как только ты мне надоешь? — его речь была правильной и неторопливой. Каждое слово произносилось с особым изяществом, но в его голосе уже сквозила холодность и безразличие. Но это меня не останавливало. Я уже знала, что он быстро может меняться, как внешне, так и эмоционально.

— Если бы только знал, …каково это быть жертвой, …игрушкой для забавы. Сильные никогда не поймут слабых, как сытые — голодных. Это очень ужасно, когда чьё-то страдание насыщает кого-то.

— Ты можешь не договаривать! Я скажу за тебя! — было слышно, и даже видно по его лицу, что это нервирует его. — Это зло! Это тьма! А знаешь, почему существует мрак? Чтобы люди могли отличать свет! Для сравнения. И каждый выбирает свой путь, украсть — не украсть, убить — пожалеть. Но, в основном, мотивы людей выстраивают слишком сложные модели, за свою жизнь они бросаются то к светлым, то к темным. То, что есть здесь этого не изменить, я уже объяснял, как все сюда попали. И вызвать у меня жалость у тебя не получиться! Ты же не знаешь, каково это, когда в тебе один лишь мрак, и ты дышишь злобой, она просто течет по твоим венам. Тебе противен свет, а слух ласкает лишь испуганный крик. Когда ты не различаешь красок, а единственный вкус — это горечь. Я же не прошу понять и пожалеть меня! А то, что со мной происходит, …через что я пью твою душу — в моём мире назвали бы страшным пороком, проклятьем. Остальные демоны стали бы презирать меня и желать уничтожить! Я чувствую себя сдвинувшимся изгоем и отступником, но в тоже время ничего не могу поделать. Меня захватила эта пагубная страсть! Я стал получать удовольствие, только когда пью радостную душу! Ты даже не представляешь, какой это кошмар для меня! Меня даже светлые отвергнут, да я к ним и не стремлюсь. Наверное, нужно пытаться бороться с этой вредной привычкой!

Мне вдруг захотелось закрыть лицо руками, спрятаться от него. Не видеть и не слышать! В душе всё воспротивилось и упрямо бунтовало. Все эти фрагменты из прошлой моей жизни, которыми он бередил мои страдания, даже эта знакомая пища, заставляли меня отталкивать то, о чем здесь все мечтают. Добровольно принять смерть я пока ещё была не готова. Но в то же время, где-то глубоко, я понимала, что бороться с этим невозможно. Не здесь!

Ладони мои разомкнулись так быстро, что я успела уловить интерес в его черных глазах, который тут же скрылся за блеснувшим холодом. Я смотрела на него очень долго и пристально. За это время он должен был увидеть все мои потаенные мысли. Но смотрела я искренне, открыто и доверительно, я была словно меркнущая дрожащая искорка на его ладони. Потом тихо-тихо я прошептала:

— Я не хочу умирать. Я так и не поняла для чего жила.

Взгляд не прерывался. Он врал мне, что дышал одной лишь злобой. На очень короткий миг, на его лице отразилась борьба, потом он снова заштопал свою маску. Но говорить по поводу моих слов он ничего не стал, вероятно, помешало всё тоже благоразумие. Вместо этого он закрыл глаза и прошептал:

— Спи.

— А ты будешь здесь?

— Нет, мне нужно уйти.

— Не уходи! Плюнь ты на всё это хотя бы ненадолго. В аду легионы демонов, пусть всё это остается им.

Рафаил удивленно хмыкнул. Кажется, я удивила даже саму себя.

— Софи, ты хочешь, чтобы я остался с тобой?!! Я демон, а не человек. Моя суть гораздо шире, и она рвется из этого тела. Я не умею спать, мне это ни к чему!

— А ты попробуй! Ведь некоторые вещи ты делаешь, как человек! Тебе ведь нравиться быть мужчиной. Знаешь, какая это сила, какая радость тебя наполняет, когда ты засыпаешь в объятьях с близким человеком! Чувствовать тепло его тела, его запах, слышать его ровное дыхание. Мир за стенами может вращаться и сходить с ума, как угодно, а ты лежишь, обнимаешь того, кто тебе не равнодушен, и знаешь, что это ощущение ты унесешь с собой в вечность, какого бы цвета она ни была. — И вот после этих моих слов, древний демон растерялся окончательно. Для него, вероятно, стало неожиданностью такое пламенное отношение к нему его жертвы.

— А ты меня пугаешь, Софи! — медленно отстраняясь, проговорил он.

— Значит, в тебе нет столько сил и уверенности в себе, чтобы попробовать? Рафаил, побудь хотя бы, пока я не усну!

Я не знаю, но мой взгляд начал на него как-то странно действовать. Он смотрел на меня недоверчиво, но всё же остался. Я прижалась к нему, повернувшись лицом, и положила голову на его согнутую руку, закрыла глаза и притихла. Как-то нарочито медленно, он обнял меня свободной рукой.

Да, этого, вероятно, никто бы не понял. Хотелось бы мне узнать, о чем он думал. Наверняка, ожидая меня, он готовился к изнурительной осаде моей души, а теперь ему самому приходилось обороняться. Ведь что-то было в этом неестественное — когда рыбка сама вешается на крючок.

За всё время, что я находилась здесь — это был единственный спокойный сон. Впервые, я проснулась не от кошмара! И сладко потягиваясь, ощутила, что я здесь не одна. Он поймал губами мой рот и сделал глоток души.

— И как пробуждение на вкус? — открыла я глаза.

— Оказывается тоже чудесное! — отозвался он с улыбкой. — Как вот это. Держи, ты ведь любишь!

Между нами упала гроздь спелых бананов.

— Сумасшедший демон, который таскает божественные фрукты! — прошептала я себе под нос. Но этого хватило, чтобы он рассмеялся.

— Ты специально бананы мне притащил, чтобы поднять мне настроение? Они ведь способствуют выработке гормона радости! Мне вот всегда хотелось выяснить, действительно ли обезьяны, раз они постоянно лопают бананы, самые счастливые на планете? — беззаботно пошутила я, с благоговейным трепетом очищая плод. — Им же и правда можно позавидовать, минимум мозгов, а они радуются! — я смеялась, а его взгляд заволокло уже знакомым мне туманом — желание получить свой допинг.

— Похоже, меня заводит уже лишь одна твоя улыбка, — прохрипел он, и бананы полетели в сторону.

«Ненасытность» — вот подходящее слово. Пожирающая ненасытность овладела им. Он сделал всего лишь несколько глотков, а потом просто отдался толкнувшей его ко мне страсти. Слишком ураганной и горячей. Мне даже показалось на миг, что я умру в этих объятьях, если от такого умирали. В этой мрачной пещере взорвалось миллион разноцветный огней, окрашивая этот серый мир красками.

— Ты плохо на меня действуешь, — тяжело дыша, прошептал он.

— Вредные привычки никогда до добра не доводят, — вставила я.

— Правда? — усмехнулся демон, уловив в этом свой смысл. — Я надеюсь.

Чем дольше он находился рядом со мной, тем почему-то сложнее ему было удержать себя. У нас это называлось «сносило крышу». Стоило мне прикоснуться к нему или взглянуть на него, как его дыхание вновь становилось тяжелым, а взгляд затуманивался, словно им обуревала неукротимая жажда и желание обладать. Демон, похоже, сорвался с цепи, не в силах противиться этому порыву любовной лихорадки. Мои губы уже распухли, а он всё шептал: — Ещё, ещё, ещё. — И я тонула в его поцелуях.

Глотки он делал украдкой, теперь он поглощал моё тело.

— Поговори со мной о чем-нибудь, Софи! Я должен отвлечься. Сейчас я даже не смогу лететь. Ты просто какое-то чудовище! — выпалил он, прижимаясь к прохладной каменой стене. — Эта склонность становится опасной!