Данила напрягся.

— Значит, в Киев поехал?

— Нет, в Киев он лишь дорогу спрашивал, хитрец. А сам в Царьград направлялся, уж я это сразу вижу. У Владимира с такими товарами делать нечего.

— В Царьград путь неблизкий. А в Перелесье-то он гостил?

— Жил здесь три дня вместе со своими слугами и наемниками охранниками. Что делали, не ведаю. Но не дебоширили, иначе мы бы им бока поотшибали…

Воевода начал хорохориться, и забываясь, уходил от дела. Но Данила уже завелся. Перед глазами возникла такая реалистичная картина, как толстый мордатый купец связывает Люту и загоняет в повозку, что сам поверил в это. Неужели, чтобы узнать это, придется отправиться в Царьград.

— Спасибо, воевода. Помог ты мне. Теперь хоть знаю, что делать дальше.

Пехор всплеснул руками.

— Никак в Царьград собрался? Путь туда неблизкий.

— У меня нет выбора. Свой я сделал слишком поздно, теперь расплачиваюсь. Хоть в Царьград пойду, хоть к Ящеру в подземное царство.

— Да, ты настойчивый. Но хоть знаешь, кого искать?

— Как кого? — Удивился Данила. — Купца!

Воевода усмехнулся.

— Да в Царьграде этих купцов больше чем в Перелесье жителей!

Данила понуро опустил голову. Брови сошлись на переносице.

— Я найду его! Всех переберу, но найду!

— Не горячись, витязь. Я еще кое-чем тебе помогу. Телохранители называли его Ликуном. Может это его имя, может прозвище, но это уже лучше, чем ничего.

Данила присел на крыльцо. Меч гулко звякнул о ступеньку.

— Действительно лучше. — Тихо сказал он.

Новая комната выглядела куда лучше прежней. Здесь и кровать была кроватью, и стол из свежевырубленного дуба, не успевший даже потемнеть. На окнах беленькие занавески, стены обиты коврами. Вместо лавок стулья, и две восковые свечи взамен лучин. Эти перемены значительно облегчили жизнь, сделали ее куда более приятной, но так и не избавили от томящего чувства опасности. Путешествие в Царьград пугало его, угнетало, как никогда раньше. Он просто чувствовал, что вернуться оттуда живым не удастся. А Северьян в последнее время доверял предчувствиям.

За окном непроходимой стеной лил дождь. И на душе у Северьяна было так же пасмурно, как и на небе. Лишь домовой, веселый, довольный бегал из угла в угол и верещал:

— Все, теперь меня отсюда никаким калачом не выманишь.

Северьян искренне радовался, что нашел пристанище для своего маленького друга. Хоть кто-то должен обрести счастье и покой. Впрочем, Северьян был уверен, Данилу тоже ждала далеко не худшая из зол. Лишь убийце путь в омут спокойствия был заказан.

В эту ночь спал он плохо, ворочался, стонал, а под утро проснулся в холодном поту. Встал, умылся, не помогло. Ночь была ужасной. День обещал выдаться еще ужаснее… Тучи расползлись. На небо выкатило солнце.

В полдень Северьян прошел в оружейную. Острозуб недовольно ворчал, выполняя приказ князя. Это где же видано: убийцу в княжескую оружейную пускать. Но, пошумел, погалдел, а против воли князя не попрешь.

— Ну, заходи, — злобно прошипел он, отпирая небольшую, кованую железом дверь.

Первым вошел Северьян. Острозуб двинулся следом, подозрительно щурясь, не сопрет ли чего тот. Убийца лишь усмехался, глядя на кряжистого оружейника. Ему бы хозяйственником быть, за добром присматривать. Ишь как напрягается, аж по швам трещит от злости. А Северьян нарочито медленно перебирал мечи и секиры, сабли и ножи. Чего здесь только не было. Одних щитов всевозможных сотни, от легких, обитых кожей, до тяжеленных рыцарских, которые и не каждый меч возьмет. Луки, арбалеты, маленькие, большие, богатырские палицы и секиры, легкие кольчуги и цельные бронзные латы. Все это Северьян обошел кругом, присматриваясь и хмыкая. Взял кривой хазарский меч, повертел в руке, одобрительно хмыкнул. Клинок был прекрасно сбалансирован и лежал в руке, как влитой.

— Беру этот! — Крикнул он Острозубу.

Тот хило улыбнулся, радуясь, что Северьян отделался малым.

— А еще этот и этот! — Добавил Северьян, пряча за пояс два коротких, обоюдоострых кинжала. — А другой оружейной у вас нет?

Острозуб закипел от злости. Широкое, массивное лицо его покраснело. Видно было, как играют желваки, и глаза из-под массивных надбровных дуг смотрят яростно, дико. Не приказ князя, растерзал бы на месте.

— Нет, — выдавил из себя Острозуб.

— Жаль, — притворно вздохнул Северьян и вышел первым из оружейной комнаты, оставив оружейника в гордом одиночестве.

В боевом зале его встретил Белоян. Волхв, как всегда облаченный в белый саван, с прищуром поглядывал на Северьяна, одетого в просторную белую рубаху и кожаные штаны. Тот чем-то неуловимо напоминал князя, такой же мощный, крепко сбитый.

— Неплохо выглядишь, — молвил верховный.

— Стараюсь, — улыбнулся Северьян. — Вот, пришел оружье опробовать.

Волхв нахмурился.

— Раньше тебе этого не требовалось.

— А раньше я на Царьград и не ходил, — с издевкой ответил Северьян.

Белоян увидел, как убийца выкладывает на стол ножи, кривой хазарский клинок. Покачал головой.

— А как же эта… тьфу, Ящер ее возьми… конспирация?

Северьян хитро улыбнулся.

— Ну не пойду же я в Царьград в обличье калики. Меня не то, что к городу, ни на один корабль не пустят.

Белоян с интересом взял в руки обоюдоострый нож, повертел, как диковинную игрушку.

— Идешь проторенным путем?

— О чем это ты, волхв?

— Как же… на Владимира-то охотился.

Убийца провел рукавом по лбу, смахивая прилипшие к коже волосы.

— Так то с магией. Сам Протокл, правая рука Базилевса меня перемещал к вратам Киева.

Белоян покачал головой.

— А я, старый, и не заметил!

— Спал, наверное, — предположил Северьян. — Да теперь старое вспоминать несподручно.

— Слушай, — озабоченно проговорил верховный. — А если тебя узнают? Вычислят, определят? В Царьграде шпионов, как грязи.

Северьян беззаботно рассмеялся.

— Волхв, признайся, ты хоть раз был в Царьграде? Ага, по глазам вижу, не был. А я, хоть и провел там не так много времени, но знаю, что нет на свете другого места, где человек мог бы легко затеряться.

— Тебе лучше знать. — Выкрутился Белоян. — А не посвятишь ли в детали своей легенды? Кем ты отправишься в Царьград?

— Чуть позже, волхв, чуть позже. Сейчас я немного поиграюсь с безделушками.

Он указал на разложенные на столе ножи и мечи.

В боевом зале стояли три набитых чучела, для отработки ударов. Добрые молодцы и дружинники мерялись силой во дворе, на глазах всего честного люда. Здесь же тренировался сам князь. На стенах висели мишени, здесь же покоились стеллажи со всевозможным оружием. Выбор был не меньше, чем в оружейной. Пики, алебарды, мечи и ятаганы. Северьян с удивлением узнал в одном из клинков похожую на катану, саблю. Но лишь похожую. У этой лезвие было заточено одним боком, наискось. Таким можно убить безоружного, но обладателя даже плохонького меча не одолеть. Если у него, конечно, не такая же сабля.

Вспоминая старые навыки, убийца минут пять швырял ножи. Волхв стоял поодаль, восхищенно наблюдая, как ножи, на первый взгляд несбалансированные и неудобные, исправно втыкаются в мишени. Это занятие Северьяну быстро наскучило. Он проверил кинжалы на прочность, и, довольно крякнув, отложил в сторону. Теперь остался меч.

Несомненно, выглядел он достойно. Изогнутый, в форме полумесяца, заточен до невероятнейшей остроты, полотно легко гнется, но не ломается. Против двурушника неэффективен, зато при битвах на ближних дистанциях лучше оружия не найти.

Северьян сделал несколько пробных выпадов, блоков. Истыкал вдоль и поперек чучела и в довершение всего, срубил всем троим набитые соломой головы. Вот Владимир обрадуется!

— Не желаешь ли того… с живым противником?

У входа стоял князь Владимир, и, позевывая, смотрел на убийцу.

— Можно и с живым, — согласился Северьян.

— Ты зачем моих чучелов в капусту порубил? — Спросил Князь, выбирая клинок. Бросил взгляд на сжатый в руке убийцы ятаган, криво усмехнулся, выбирая из груды оружия два одинаковых средней длины меча-близнеца.