— Значит, уходишь? — Откуда ни возьмись, взялся домовой. Хмуро смотрел на убийцу, свесив ноги со стола. — Если хочешь, я пойду с тобой.

— Нет, — Северьян улыбнулся, — я справлюсь и сам. Ты уже свое отпутешествовал. Если я не вернусь… — начал он, оборвал. Получается пафосно, дешево, как разбавленное водой молоко на базаре, на вид белое, а на вкус дерьмо дерьмом. Он снова собрался с силами, выдавил корявый оскал. — Я не вернусь. Это наверняка. Но кто знает, как все обернется, если даже звезды иногда падают и меняются друг с другом местами. Ничего еще не написано. Мы сами творим свою судьбу… я попытаюсь сотворить все так, как надо… А потом я получу свободу и уеду куда-нибудь далеко. Поеду путешествовать по свету!

— Не говори гоп, — мрачно сказал Доробей. — Я буду ждать тебя, Северьян. У тебя темная душа, но доброе сердце. Я — домовой. Я чувствую это лучше людей, и даже лучше женщин.

Северьян прикрыл глаза, на лбу собрались морщины. Убийца с добрым сердцем, курам на смех. Слишком много черноты вокруг, она, как болото. И пути обратного нет, болото засасывает все глубже, глубже…

Он сам не заметил, как измученное жарой тело сморил тяжелый мутный сон. Северьяну снились черные и белые булыжники, огромный волк и Базилевс… у Владыки были желтые волчьи глаза.

Он отправился в путь ночью, не вытерпел. Дожидаться рассвета, а с ним и нестерпимого зноя не хотелось. А тут, есть возможность затемно, прежде чем палящее солнце выползет в небо уже достичь границ леса. А там уж даже деревья — помощники.

Северьян уходил налегке: только котомка на плече, да ятаган, притороченный к поясу. Еще, конечно были ножи, предусмотрительно запрятанные в высокие, из дубленой свиной кожи сапоги. Обременять себя непосильным грузом в виде коня не хотелось. Северьян и ездить-то на нем толком не умел, что уж говорить о постоянной заботе… Зверь, не человек. Убивать жалко.

На дворе было прохладно. Прилетевший с севера ветер приятно обдувал лицо, ерошил волосы. В воздух, доселе горячий и тяжелый, вкрались запахи свежескошенного сена, цветов, трав. Замолкшие кузнечики несмело стрекотали. Мелодия их ломалась и рвалась, как у неумелых менестрелей, но все же они пытались!

Когда проходил мимо постоялого двора, недовольно заржали кони. Чуют приближение человека… Северьян обошел двор большим кругом. Только лишних беспокойств ему и не хватало.

Городские ворота приближались, на глазах вырастая, обретая форму и объем. Уже стали видны острые шпили, и башни сторожевые смутно просматривались в ночной мгле. На ночь ворота закрывают. Приходится лезть через стену. Но Северьяну не привыкать. Сколько он уже лазил туда-сюда? Два раза? Три? Вот так-то. Привыкнешь, как ненормальный через стены сигать, так про ворота вообще забудешь. И в дом придется через окно входить.

Он легко взобрался по брусьям сторожевой башни, переступил на узкий, выступающий обод железной ковки. Здесь, отсюда виден был лес над десятки верст вперед. Эх, если бы не темнота!

Резво Северьян побежал к видневшейся вдалеке черной стене леса. Здесь стена, там стена. Повсюду стены. Холодный ветер хлестал лицо, зарывался в расстегнутую до пупа рубаху. Хорошо что не белая, а то был бы отличной мишенью для скучающих на башне лучников. А ветер, неугомонный, яростный, играл с человеком, как кот с мышью. И Северьяну это нравилось. На какой-то миг он ощутил себя пушинкой, то воспаряющей к небесам, то снова падающей на землю. Это было так ново, необычно, что он захлебывался от свежего воздуха, идущего от земли. Трава под ногами пронзительно шуршала. Беги рядом конь, так и не угнался бы за Северьяном.

Стена леса приближалась невероятно быстро. Не менее быстро светлело небо. Вот уже чернота сменилась серостью, чуть позже виднокрай озарило багряное марево восхода. Солнце поднималось невероятно быстро, Так, по крайней мере, казалось Северьяну. Отсюда, еще слышен был крик петухов. Северьян не останавливаясь, оглянулся. Высокая, частоколом, городская стена почти скрылась за горизонтом, лишь высокие остроконечные шпили сторожевых башен казалось, упирались в низко нависшее небо. А впереди по небу уже растеклись бордовые лужи, разбегались змейками во все стороны, пока небо не стало светло-сиреневым. В этот момент деревья были уже совсем рядом. Высокие стройные березы, еще редкие, но с намеком на дремучесть стояли, склонив понуро ветви. Здесь же много вырубленных, через одну пеньки стоят. Уже запасаются на зиму. Готовь сани летом… — как говорят русы.

Посвистывали птицы, еще не почувствовавшие утренней жары, а потому веселые, беззаботные. Слишком беззаботные. Еще дождутся. Ближе к соснам, да елям раздался хруст ломающихся под ногами веток. Северьян старался ходить бесшумно, но звуки отличил без труда. Так неуклюже передвигается лишь человек, звери куда осторожней.

— Эй, не прячьтесь, выходите! — Гаркнул Северьян.

Из-за деревьев вышла пара звероватых мужиков.

— Уже напрятались! — Гаркнул один. — А ну сымай рубаху да сапоги! Штаны можешь оставить…

Видать в темноте разбойники так и не разглядели массивный кошель на поясе. Не разглядели и меч.

— Пожалуй, я оставлю все, — тихо сказал Северьян.

— Ну, сам напросился, — вздохнул мужик. — Хотели без драки, по свойски…

Оба двинулись на щуплого чужеземца, самоуверенные, наглые, поигрывая дубинами, как пушинками. Оба так и не поняли, что случилось, когда одинокий путник еще недавно стоящий перед ними вдруг исчез. А палки в руках будто зажили своей, непонятной жизнью. Одна вдруг что было мочи огрела разбойника по загривку. Тот и повалился наземь, в глазах тьма, в голове шум. Второй увидел, как чужеземец откинул палку в сторону, зверовато ухмыльнулся.

— Но ты! Щас получишь! — Крикнул он, перед тем, как упасть. Тяжелая дубина опустилась на коленку. Нехорошо хрустнуло, разбойник взвыл. Северьян не стал их убивать. Не сильно мешали, к тому же каждый устраивается в жизни, как может. Убийца отбросил бесполезную дубину в сторону, вынул из ножен меч, слыша приятный лязг. Приставил клинок к горлу одного из разбойников.

— Кто такие? Чего здесь делаете?

Разбойник тупо таращился, не в силах понять, чего же хочет чужеземец. Тут же очевидно, чего делают: разбойничают.

— Мы вольные разбойники, — басовито молвил поверженный. — Из банды Горотича!

Северьян спрятал меч в ножны, сплюнул.

— Не живется, неймется вам! Вон, засуха кругом, а вы все грабите. Этот ваш Горотич… поймать бы, да ноги повыдергать.

За спиной затрещали кусты.

— Ну, попробуй, выдерни! Ежели силенок хватит.

Северьян обернулся. Перед ним стоял высокий молодой парень. Светлые волосы красиво спадают на плечи, на лбу перехвачены обручем. Широкие надбровные дуги, глаза по-детски наивные, но это компенсирует широкий волевой подбородок. Убийца усмехнулся, вспомнив себя в корчме. Ну, вылитый! Уж ни с него ли Белоян личину лепил?

— Так значит, ты и есть Горотич? — Спросил Северьян.

— Я и есть! Ну что, боя хочешь? Будет тебе бой!

— Слушай, Горотич, а иди ты… — выругался убийца. — Вон, лучше своим помоги, атаман!

— Так мы что, драться не будем? — Удивился тот. — А я думал…

— Индюк тоже думал! — Загадочно произнес чужеземец. — Эй, смотри! — Крикнул вдруг он, — жареные куры по небу летят!

Горотич по привычке вперился в небо, посмотреть на диковинных кур. Оных в небе не было, что и не удивительно. Куры по небу не летают. А когда разбойник раздосадовано хотел обругать чужеземца, дескать, обманул путник, того уже и след простыл. Лишь тихо шебуршали кусты. Толи от человеческого вторжения, толи от ветра.

Северьян легко оторвался от назойливых разбойников. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось драться. И уж тем более убивать. Что-то сломалось внутри, не было уже той, жесткой твердой руки, быть хладнокровным становилось все сложнее. Никак, обрусел совсем, — решил Северьян. — Проснулась родная кровь…