Дверь открыл невысокий, полноватый старичок, в красивом расписном халате. Осмотрел девушку с ног до головы, молвил:

— Чего ты хочешь, красавица?

— Пустите, дедушка, — взмолилась Люта, — за мной изверги гонятся. Хотят меня продать, а я не хочу. Я не рабыня!

Старик задумался, почесывая блестящую лысину. Нахмурился, покачал головой.

— Опять Ликун за старое взялся. Но ничего, сегодня… нет, завтра поговорю со старейшиной, он этого горе-купца быстро приструнит! Ты заходи, милая, заходи. Многим не помогу, но накормить напоить сумею, а там уж пусть совет старейшин решает, что с тобой делать.

— Совет старейшин? Что это такое? — Спросила Люта, когда старик прикрыл за собой дверь.

— У нас, в Славянском квартале, все проблемы соотечественников решаются сообща советом старейшин. Там же мы решим, что делать с Ликуном. У него уже было одно предупреждение, а он взялся за старое…

— Но он же торгует в Славянском квартале! Как такое возможно?

Брови старика удивленно поползли вверх.

— В нашем квартале торгует, тварь? Да как он посмел! Его сюда на пушечный выстрел не пускают.

Люта смутилась.

— Ликун говорил, что договорился с кем-то из купцов о покупке сразу нескольких наложниц. Этот купец проживает в Славянском квартале.

— Не может быть! Ты не заговариваешься, девочка? Это же серьезное обвинение. Кто-то из совета старейшин, уважаемых людей сам позволяет такие непотребства чинить?

Девушка бессильно заплакала.

— Да не вру я, дедушка, не вру. Зачем мне это?

— И правда, зачем, — согласился старик, — незачем. Ты проходи, деточка, садись. Меня зовут Тарас, можешь называть меня дед Тарас.

От соленой воды уже щипало глаза. Данила, который буквально боготворил море, теперь отплевываясь, клял его такими словами, что даже бывалые корабельщики краснели, как красные девицы. Путешествие затянулось, попутный ветер, ведущий корабль вдруг исчез, будто и не было его. Пришлось садиться на весла, а Данила сам попросился в гребцы. Тяжелая работа отвлекала от жуткой скуки, помогала привести уставшее от безделья тело в нормальную форму. Но вскоре, ветер снова вернулся, и кораблик понесло по волнам куда быстрее. Сине-зеленая гладь моря мерно колыхалась, рассекаемая бортом корабля. Данила вздохнул. Всего должно быть в меру. Даже такая красота может надоесть, да что там надоест, уже ведь отвращение неописуемое вызывает!

Северьяну же было все равно. Что он умел, так это ждать. Убийца целыми днями сидел на палубе, бесцветными стеклянными глазами вперившись в лазурный горизонт. Данила поначалу пробовал вывести друга из транса, но вскоре бросил это бесполезное занятие. Но как же утомительно было ожидание того, неизвестного, что вот-вот должно было появиться на горизонте. На двенадцатый день пути Данила все глаза себе просмотрел до дыр, силясь увидеть диковинные башни сказочного города. И когда оные, наконец появились на горизонте, Данила уже не восхищался, лишь облегченно вздохнул. Появились и ладно, значит доплыли. Воин напрягся, глядя на озаренный яркими красками горизонт. Где-то там, в этом чудо городе страдает его невеста. И он найдет ее, чего бы это ни стоило.

Мачта весело поскрипывала. Дикий, хохочущий ветер рвал и трепал белый парус, так что корабль несся по волнам, будто вдруг обзавелся крыльями. Да он уже и не плыл, летел! Чудо-город приближался все быстрее, уже стали различимы огромные белокаменные ворота, проступили высоченные оранжевые башни. Они были столь диковинны и необычны, что у Данилы на миг перехватило дух. Вид открывался шикарнейший, и верхушки башен, казалось, окунались в колышущуюся морскую гладь.

— Красота, — изумленно выдохнул Данила, — куда красивей, чем море.

— И красивей чем Искоростень, — раздался знакомый, с издевкой голос.

Северьян, оказывается, уже пришел в себя, и теперь наблюдал за приближающейся полосой берега с не меньшим вниманием, чем Данила. Увидел яркие высокие башни, будто пахнуло смертным холодом. А вдруг в одной из них сидит Базилевс и держит в руках злосчастный амулет? Кто знает…

— Невероятно, я и не думал, что он такой большой! — Восхищенно бормотал Данила. — Уж думал, Искоростень громадный, Киев так вообще громада громад. А это что тогда? Да здесь же ни одного деревянного дома нет!

— Это и к худшему, — нахмурился Северьян. — Камень всю черноту и злобу копит, он — самое вольготное место для магов. Почему думаешь, колдуны-отшельники селятся в пещерах скал. Не затем ведь, чтобы думать о высоком. Им магию копить надо, чтобы потом значит сразу вдарить, ну и получить мировое господство.

— А зачем оно, это господство? — Недоуменно покосился Данила.

— Ящер его знает, зачем. Это ты спроси у безумцев-отшельников. Благо, пока никто столько силы не накопил…

Вспомнился старик Опис.

— …а если кто и накопил, так стал выше этого. Сильным мира сего плевать на мирские проблемы. Они уже и не вмешиваются в людскую суету, все больше мыслят о высоком.

Кораблей в порту было видимо-невидимо, глаза разбегались от обилия парусов. Ишан долго искал свободное место, где бы пришвартоваться. Нашел с трудом, на отшибе, и тотчас принялся орать на рабочих, которые все еще лениво пялились на столпившихся у пристани людей. Те засуетились, стали таскать бочки. А Ишан между делом покосился на путников.

— Все, приехали. Берите свои шмотки и проваливайте на берег. Я вам не корчма, чтобы ночлежки устраивать!

Путники неспеша сошли на причал, огляделись. Кого здесь только не было. И корабли-то все разные, одни похожи на лодки, другие, как крепости, разве что осадных орудий нет, а может и есть, но хорошо припрятаны, не подкопаешься. И лица все разные, и славяне, и хазары, и еще видимо невидимо, даже такие народы, о которых никто слыхом не слыхивал. Данила начал с ума сходить от такого обилия лиц, в глазах пестрило, в ушах стоял звон. Такой гам мог выдержать не каждый. И все вокруг кричали, ссорились, смеялись и просто суетились, норовя пихнуть ближнего локтем, поддеть словом или просто наступить на ногу.

— Ну и толпа, — вздохнул он. — Тут затеряться — раз плюнуть.

— Если бы все было так просто, — Северьян настороженно косился по сторонам. — Боюсь, Царьградские маги уже нас выследили. По крайней мере, меня точно. Уже однажды пытались убить, но как увидели, что их интересы не сильно короблю, так и оставили в покое. Мне так казалось. А теперь-то уж точно достанут. Даже раньше, чем в город войду.

А к путникам уже спешили три здоровенных мужа обряженные в ромейскую блестящую, будто золото, кольчугу.

— Пошлину за вход в город платить будете? — Спросил один, главный в тройке. Усмехнулся, добавил. — А куда же денетесь. Ну, где ваши товары?

— Ан, нету, — вздохнул Северьян.

Сборщики мыта сразу утратили к путникам всякий интерес. Да какой им прок возиться с любопытными бедняками, когда вокруг столько богатых купцов. И все хотят что-то нелегально протащить, откупиться подешевле. Так что работы у сборщиков было невпроворот.

Северьян облегченно вздохнул, думал уже по его душу пришли. Ошибся. И обрадовался, как младенец, поспешив к воротам. Данила только охал, когда огромная, бескрайняя людская толпа подхватила обоих, как пушинки, и потащила к белокаменной стене туда, где распахнулись перед гостями огромные ворота. Стена высоченная, в Киеве раза в три ниже, да и то все больше частоколом из свежесрубленных сосен. Куда уж там им супротив этих каменных укреплений. Вокруг толкались, сыпались тумаки, и ругань катилась аж до самых стен. У врат стояли стражи. Проводили путников настороженными взглядами, но не подошли. Да куда им еще к каждому подозрительному с расспросами лезть. Тут вон кого только нету, и рожи все воровские, либо разбойники, либо купцы, эти все на одно лицо, из одного теста лепленные.

— Ну и врата! — Восхищался Данила. — Да весь Искоростень в эти врата влезет.

— Влезет, — согласился Северьян. — И вылезет. Царьград это тебе не блошиный рынок, здесь глаз да глаз нужен. Смотри по сторонам, а то лишишься последнего.