— Милое заведение, — обрадовался Северьян. — Обожаю тишину.

Из-за стойки недоверчиво косился мужик. Одет в ромейскую одежду, да только рожа-то не ромейская, рус он и в Царьграде рус.

— У нас тишина только днем. Вечером пьянки да застолье, славяне гуляют после работы.

— А это кто? — Спросил Северьян.

— Это ромеи. Приходят, едят и уходят. Скучные они и пресные, как… как…

Мужик не нашелся, что сказать и хмуро замолчал.

— Нам бы комнату, — вежливо попросил Данила.

— Все хотят комнату, — передразнил мужик. — Деньги есть?

Северьян высыпал на ладонь корчмовщику несколько золотых. Тот хмыкнул.

— На неделю хватит, — решил он.

— Неделю? — Переспросил Данила.

— Да, неделю, семь дней, если тебе понятнее.

— Так бы и говорил, семь дней, а то какую-то неделю придумал, — обиделся Данила.

Комнату им выделили подстать царскому дворцу. Две огромные кровати, хоть они не из камня. Дерево, крепкое и жесткое. Захочешь разрубить, топор сломаешь. На каждой стене по масляному светильнику. Северьян вспомнил коптящие вонючие лучины, поморщился. А эти и светят ярко и пахнут приятно. Вот уж ромеи, умеют жить красиво. Только себя этой жизнью и развращают.

У стены стоит стол. Не какой-нибудь, из заморского дерева. Да еще и скатеркой прикрыт. И ни каких дохлых тараканов или на крайний случай, мертвых мух. Все чисто, гладко, будто и не по-настоящему все, а так, на картинке нарисовано мудрецом немудреным. На полу постелен ковер. Мягкий, яркий, ноги так и утопают в нем. Северьян снял сапоги, поставил ноги на мягкий ворс, зажмурился от удовольствия.

— Ох, ну и кушать эти ромеи мастаки, — молвил понуро Данила.

— Не понял?

— Зажрались, говорю. От такой красивой жизни сам не замечаешь, как становишься ватным, разбитым, разморенным, как кусок несвежего, с запашком мяса.

— Не будем о мясе, — оборвал его Северьян.

Разговор о еде лучше было оставить. В корчме их накормили так, что еле животы до комнаты донесли. А ведь хотели еще сегодня поискать Ликуна, народ порасспрашивать. Северьян чувствовал, что говорить о деле, а тем более делать оное он совершенно неспособен. Лицо Данилы тоже не располагало к шатаниям по вечернему городу чудес. Судя по заторможенным движениям, больше всего ему хотелось сейчас лечь и хорошенько выспаться. Северьян понимал друга.

— Знаешь что, — сказал он. — Давай-ка лучше отложим поиски до утра. На свежую голову и думается лучше и вообще… Сейчас я идти никуда не хочу.

Данила кивнул.

— Сколько слушаю тебя, друг Северьян, и вечно удивляюсь твоей безграничной прозорливости. Давай-ка и правда спать, а то сегодня уж больно день был тяжелый. А утро вечера, пожалуй, мудренее будет…

Утро встретило путников уличным гомоном и ярким светом. Даже солнце здесь было не от мира сего, казалось суетливым, дерганным, как и тутошний народец. Северьян терпеть не мог суету и взирал на копошащихся, как тараканы людей свысока. Данила тоже не питал особой любви к столпотворениям, а после вчерашнего, так и вовсе стал лютым ненавистником уличных торгашей.

Настроение было хуже некуда. Северьян обвел ленивым взглядом каменные стены, покосился на ковер, и снова закрыл глаза. Проблемы роились, как осы над крынкой с медом. Даже если сейчас удастся найти невесту Данилы, даже если Царьградские маги настолько потеряли хватку, что не заметили проникновение чужака в город, то проникнуть в святая святых — обиталище Базилевса, дело совершенно гиблое. Даже не потому, что Владыка обладал сокрушающей магической силой, но и по той простой причине, что Северьян не знал, куда, собственно, идти. Когда он был здесь в последний раз, то видел город лишь из окна высокой башни, и с Базилевсом не общался. Северьяну пришлось повидать только Протокла, маленького злобного старика с совсем не старческим голосом и силой. Сам же Базилевс поостерегся общаться с убийцей. Потому Северьян просто не мог представить, куда нужно идти. Тут один лишь Славянский квартал больше всего Киева, и дома здесь как замки. Заблудишься, никто руки не подаст.

А Данилу распирало от желания действовать. Поутру он собрался, на пояс повесил кинжал, натянул грязную рубаху и стал буйствовать, долго и упорно зудя под носом у Северьяна. Убийца встал неохотно, все время бурчал и ругался. Поначалу все казалось простым до невозможности, надо было добраться до Царьграда. А теперь голову так ясно прорезала тугая, как тетива мысль, полная отчаяния и безысходности. Нет, ничего из этой затеи не получится, — решил Северьян, и сам испугался собственных мыслей.

Он вышел на улицу вслед за Данилой, долго щурился, стараясь не глядеть на яркое, жаркое небо. На улице уже царила суета. Вечный нескончаемый базар, даже в жилом квартале шла постоянная торговля. Северьян первым заметил дружинника Василия в компании другого, облаченного в ромейские доспехи, витязя.

— Утро доброе Василий, — поприветствовал Северьян дружинника.

— А, новенькие! — Обрадовался он. — Вот, Збыслав, эти только вчера прибыли.

Воин обернулся, смерил обоих путников тяжелым изучающим взглядом. Глаза надолго задержались на Северьяна.

— Ты откуда такой… славянский? — Усмехнулся Збыслав.

— Так прямиком из Киева, — не растерялся Северьян, — живу я там.

Збыслав кивнул.

— Ладно, вы тут гуляйте, отдыхайте. Мой добрый совет, не забредайте лучше в Армянский квартал. Мы с ними нонче в ссоре, могут и зарезать ненароком.

— Хорошие у вас тут нравы, — молвил Северьян. — Ну, спасибо за предупреждение. А не подскажешь ли, уважаемый Збыслав, есть ли здесь где-нибудь купец Ликун?

Брови Збыслава сошлись на переносице, руки сжались в кулаки. Еще мгновение, и бросился бы на Северьяна.

— Зачем тебе нужен этот пес? Может, на сладенькое потянуло? Решил рабыню себе купить? Так знай, у нас это не приветствуется, могут по башке настучать, а то и вовсе пришибить.

— Нет, — махнул Данила рукой, — Этот Ликун мою невесту похитил… кажется.

Пришлось рассказать Збыславу о поисках девушки, умолчав, естественно об амулете. Воин слушал Данилу внимательно, глаза цепкие и зоркие пытались уловить на лице собеседника фальшь, но Данила был, как открытая книга — читай, не хочу.

— Да, не повезло вам, — сокрушенно кивнул Збыслав. — Ликун — злобная змея, просто так не попадается. В Славянский квартал ему путь заказан, но в Царьград никто приехать не запретит. Так что ищите, если он здесь, считайте, что повезло. Но я сомневаюсь… Ладно, у меня еще дел много. Вчера вечером кто-то убил старого Тараса, одного из родоначальников здешнего квартала. Это случаем не вы постарались? — Подозрительно спросил воин.

— Разве мы похожи на убийц? — Серьезно спросил Северьян.

— Похожи, — кивнул Збыслав, — но вижу, что не вы. Небось, опять армяне устроили вылазку. Ничего, им это даром не пройдет… ну бывайте, ищите Ликуна, авось повезет…

Солнце жарко светило в широкое окно. Владыка морщился, отворачивался. В последнее время он стал избегать солнца. Раньше оно давало ему силы, а теперь лишь отбирает их. Теперь все тянут из него жизнь, нитку за ниткой, каплю за каплей. Никому нельзя доверять. Даже Протокл стал каким-то… подозрительным.

Этой ночью Базилевс понял, что сходит с ума. Белокамень вдруг начал говорить. Владыка не разобрал ни слова, но чувствовал, что это неспроста. Сил оставалось все меньше, они все больше расходовались на поддержание жизни камня. А тот, ненасытный забирал все без остатка. Базилевс не был дураком, чтобы не понять очевидного — как только он в бессилии, камень начинает вести себя совсем уж из ряда вон. Сегодня утром талисман снова пытался заговорить, и Владыка смог разобрать обращение. Камень хотел еще больше силы, он желал стать частью человека. Но Базилевс все еще держался, стараясь не расходовать зазря мощь талисмана. И он вроде бы угомонился, но лишь на время. А этого было явно недостаточно. Только теперь Владыка уже не мог расстаться с Белокамнем, расстаться по собственной воле, как не мог он отказаться от руки, или, скажем, головы. Столь же необходим ему стал этот амулет, камень, забирающий жизнь.