Убийца вышел из-за дерева, неторопливо направился к чудноватой компании. Мужики уже подозрительно посматривали на него. Кто-то взялся за топор, кто-то за молот. Но нападать не решались. Кто знает, что за чужеземец идет?

— Здорово, мужики! — Весело крикнул он. — Куда путь держите?

— Не твое дело. Иди себе мимо, мы тебя не трогаем, ты нас. — Молвил лысый толстый как бочка, бугай.

— Уж не цепь ли золотая вам понадобилась?

— А хоть бы и цепь, тебе какое дело?

— В общем-то, никакого. Но почто кота гоняли? Чем он вам не угодил?

Вперед выступил высокий худощавый бородач с топором в руке.

— А хоть бы и не угодил, тебе какое дело? Иди в свои веси, там и командуй!

Северьян зло усмехнулся. Что и говорить, широк русский человек, широк. Как легко чувствует себя хозяином, да только за хозяйством не следит. А коли другой хочет помочь, подсобить, отмахивается, дескать, не лезь, без тебя разберемся. Северьян сам не знал, с каких пор стал ярым борцом за правду. Но кто-то ведь должен защитить тех, до кого прочим нет дела. Почему бы и не сделать оного, особенно когда это и не сильно напрягает?

— Шли бы вы мужики назад. А то случится, не дай Род, несчастье, кто вас хоронить-то будет?

— Это что же за несчастье? От тебя что ли? — Разъярился лысый.

— Давай его, Шупан, удолби. Он хоть и мускулистый, но ударов боится. По его наглой роже видно!

Лысый, которого назвали Шупаном, нехорошо скалясь, подходил, держа в руке молот. Поигрывал им, перебрасывая из одной руки в другую, точно пушинку, бахвалился силушкой, запугивал.

— Брось железяку, — посоветовал Северьян. — Брось, а то уронишь.

— А если не брошу? — Ехидно спросил Шупан.

— Я тебя убью.

Мужик подходил неторопливо, злой, смеющийся, уверенный в своей силе.

— Сейчас у тебя последний шанс. Брось или умри. — Повторил Северьян.

Лысый не бросил. Слишком самоуверенный, слишком наглый.

Северьян взмахнул ятаганом всего раз. Мужик упал, рассеченный от плеча до пупа. Фонтаном брызнула кровь. Остальные стояли, не веря своим глазам, напуганные, одуревшие.

— Убирайтесь, твари. — Сказал Северьян. — Сейчас у вас последний шанс.

Охотников за золотом как ветром сдуло. Побросали все свои пожитки, и кинулись кто куда. Северьян вернулся, бросил косой взгляд на ошалевшего кота.

— Такие вот, пироги. Ну, бывай, авось еще увидимся.

Люди злы. Злы и яростны и испытывают удовольствие, обижая слабого. Почему так происходит, Северьян понять не мог. Он не испытывал злобы ни к кому. Даже убивая он говорил мысленно, что так надо. И никогда не был неоправданно жесток к кому либо. Убивал того, кого ему поручали. И в том была его сила. Но бессмысленная агрессия к себе подобным и уж тем более к иным, это не его стезя. Только такие вот, наглые, здоровые, как быки, упивающиеся собственной силой вполне были довольны подобными развлечениями. Ничего не создавши своими руками могли только ломать, крушить, давить… Такие не заслужили жизни. И лишатся ее, если встанут на пути. В этом Северьян был уверен.

Оглянувшись назад, он сплюнул и зашагал вперед, в сторону недалекой лесной прогалины.

Лес расступился неохотно. Лениво приподнял нависшие тяжелые ветви, сбрасывая накопившееся оцепенение. Северьян сам был не в духе, и в чащу вошел злой, пиная ногами ветки и шишки, срывая на ходу высокую траву и отбрасывая в сторону. Как же легко, оказывается, испортить настроение. Еще и до Царьграда не дошел, а уже неприятности начались. Как злой рок какой-то преследует!

Даже птицы казалось, пели, издеваясь, а деревья шумели от ветра, насмехались. Опять начала мучить жажда. Он извлек баклажку, случайно выронив Чернокамень. Амулет упал в глинистую почву, тут же весь перемазался. Пришлось вытирать, пачкать руки и рубашку. Положительных эмоций это не прибавило, добавилось лишь брюзжащее раздражение.

Вдалеке слышались какие-то шумы, звуки, похожие на вой. Потом эхом долетело “Ау!”. Ожидая худшего, Северьян пошел на звук. Через версту-другую голос, а это был именно голос, стал слышен отчетливо.

— Мама! Ау! — Кричала маленькая светловолосая девчушка в смешном платьице сарафанчике. Заметив Северьяна, малышка смутилась, но все равно подошла. Ребенок, еще не знает всех гнусностей взрослой жизни.

— Дядя, а ты не видел мою маму? — Спросила девчушка.

— Нет, не видел. А ты откуда?

— Из деревни! Меня зовут Мара.

— Мара? — Удивился Северьян.

— Это мама так меня называет. А бабушка кликала Маськой. Пока не умерла.

— Так ты с мамой вдвоем осталась?

— Да. — Девочка насупилась. — Мама сегодня сердитая была, схватила меня и потащила в лес. Грибы собирать, говорит. А сама пропала. Наверное, ищет меня.

— А ты знаешь, где деревня? — Спросил Северьян.

— Нет, — шмыгнула носом Мара. — Я заблудилась.

Северьян вздохнул. Час от часу не легче. Там Белоян из сил выбивается, а он здесь благотворительностью занимается, детей потерянных по домам разводит. Князь Владимир хохотать до слез будет, если узнает. Убийца-наемник и нянчится с детьми.

— А в какую сторону хоть идти, знаешь?

Девочка пожала плечами.

— А деревня как называется?

— Северянка.

Убийца почесал затылок. Деревня-тезка. Что ж, следуя из названия, стоит идти прямиком на север. Оный определить легко. Там где мох на деревьях растет, там и север. Была бы звезда, по ней можно было бы идти.

— Ну, пошли, Маська , — Северьян взял девочку за руку.

— Лучше Мара, — попросила она, — мне больше нравится. А как тебя зовут?

Северьян замялся. Для этой девочки у него не было подходящего имени.

— Лука, — соврал он. — Называй меня Лукой.

Девчушка засмеялась.

— Так весело, — сказала она, — Лука!

Северьян удрученно вздохнул. Детские мысли — такая же загадка, как и женская логика. И мужчине разгадать сие немыслимо, как бы не старался. Да и не мужское это дело, голову ломать.

Долго они шли по дремучему суровому лесу. Северьян уже начал сомневаться и мысленно покусывать локти, когда ельник вдруг сменился молодыми дубами и вдали замелькали пестрые крыши деревенских домиков. Не такая уж и маленькая деревенька, — решил Северьян. — Домов двадцать-тридцать, вон, и корчма есть. Какая никакая, но все-таки.

— Вот! — Радостно завопила девочка. — Вот она, Северянка!

Вблизи деревенька оказалась довольно неказистой и наполовину заброшенной. Домики стояли старые, ветхие, многие пустовали. Редкие жители высовывали нос на улицу, но, завидев Северьяна с девочкой, демонстративно запирали ставни. Возле неказистого покосившегося домика девочка дернула Северьяна за рукав, преданно глядя в глаза.

— Здесь я живу! Спасибо, дядя Лука!

Северьян кивнул. Ничего, девчушка ни коим образом не нарушила его планов. И с пути не сбился, к веси вышел. Девочка громко постучала в дверь. За порогом раздалось недовольное ворчание, заскрипели несмазанные петли. Дверь открыла осунувшаяся, рано постаревшая женщина. Наверное, она была красивой, но жизнь сделала свое дело, оставив глубокий след на ее внешности. Морщины на лбу, поперечные, как борозды; пустые, бесцветные глаза смотрели сквозь Северьяна; лицо землистого цвета, помятое и губы, будто навеки сложившиеся в горькую усмешку.

— Мама! Я нашлась! — Радостно засмеялась Мара.

Северьян насторожился. На лице женщины ясно читалось удивление, но оно никак не было радостным. Похоже, она не ожидала возвращения девчушки. А Мара все не унималась.

— Спасибо дяде Луке! Это он меня из леса вывел!

Северьян вышел вперед, положил руку девочке на плечо.

— Ты и сама молодец, Мара, — сказал он.

А мать девчушки отнюдь не выглядела обрадованной.

— Марка, иди гуляй! — Цыкнула она.

— Но мама?

— Гуляй, я сказала!

Когда девочка, растерянно смотря на мать, убежала на задний двор женщина бросила полный ненависти взгляд на Северьяна.

— Зачем ты это сделал, странник? Зачем привел ее сюда?