Кьюджел с ноткой высокомерия заметил, что «идиотская злоба», упомянутая рассерженным колдуном, была обыкновенным голодом.

— Но что такого необыкновенного в этом существе? В сети любого рыбака можно найти множество еще более уродливых.

Фарезм выпрямился во весь свой рост, посмотрел на Кьюджела сверху вниз.

— «Существо», — сказал он резким голосом, — есть ВСЕОБЩНОСТЬ. Центральный шар — это все пространство, видимое снаружи. Щупальца — это вихри, ведущие во все эпохи, и невозможно представить себе, какое ужасное действие ты совершил своим троганием и пробованием, жарением и пожиранием.

— Но ведь я его переварю, — сказал Кьюджел. — И все эти разнообразные элементы пространства, времени и действительности сохранят свою сущность, пройдя через мой пищеварительный тракт?

— Ба! Это глупая мысль! Достаточно сказать, что ты причинил вред и создал серьезное напряжение в онтологической ткани. Неизбежно тебе придется восстанавливать равновесие.

Кьюджел поднял руки.

— Но, может, произошла ошибка? Может, это «существо» всего лишь псевдоВСЕОБЩНОСТЬ? И нельзя ли еще раз привлечь это «существо»?

— Первые две теории непригодны. Что касается последней, должен признать, что в моем мозгу формируется мысль о некоем отчаянном средстве. — Фарезм сделал жест, и ноги Кьюджела приросли к земле. — Я отправляюсь в предсказательную, чтобы подумать о всех последствиях этого ужасного происшествия. В свое время я вернусь.

— К этому времени я совсем ослабну от голода, — раздраженно сказал Кьюджел. — В сущности корка хлеба и кусок сыра предотвратили бы все эти события, за которые меня упрекают.

— Молчание! — прогремел Фарезм. — Не забудь, что еще должен быть решен вопрос о твоем наказании; высшая степень бесстыдной нерассудительности — укорять человека, который изо всех сил старается сохранить здравомысленное спокойствие!

— Позволь мне сказать! — ответил Кьюджел. — Если, вернувшись, ты найдешь меня здесь мертвым, стоит ли зря тратить время на обдумывание наказания?

— Оживление — это нетрудная задача, — сказал Фарезм. — Множество смертей в противоположных обстоятельствах, возможно, отчасти соответствуют степени твоей вины. — Он двинулся к предсказательской, потом повернулся и сделал нетерпеливый жест. — Идем: проще накормить тебя, чем возвращаться на дорогу.

Ноги Кьюджела снова стали свободны, и он через широкую арку вслед за Фарезмом прошел в предсказательскую. В широкой комнате со скошенными стенами, освещенной трехцветными многогранниками, Кьюджел проглотил пищу, появившуюся по приказу Фарезма. Тем временем сам Фарезм уединился в своем кабинете и занялся предсказаниями. Время шло, Кьюджел становился все беспокойнее, трижды он подходил к входу в кабинет. И каждый раз его останавливало появление привидения: вначале в форме кровожадного зверя, затем в виде зигзага энергии и наконец в виде двух десятков блестящих пурпурных ос.

Обескураженный, Кьюджел вернулся к скамье, поставил локти на длинные ноги, положил голову на руки и стал ждать.

Наконец появился Фарезм, в мятой одежде, желтый пушок на его голове превратился в мешанину маленьких шпилей. Кьюджел медленно встал.

— Я установил местонахождение ВСЕОБЩНОСТИ, — сказал Фарезм, и голос его звучал, как удары большого гонга. — В негодовании, удалившись из твоего живота, она отскочила на миллион лет в прошлое.

Кьюджел печально покачал головой.

— Позволь выразить свое сочувствие и дать совет: никогда не отчаивайся! Возможно, «существо» еще появится здесь.

— Перестань болтать! ВСЕОБЩНОСТЬ нужно вернуть. Идем!

Кьюджел неохотно последовал за Фарезмом в маленькую комнатку, выложенную синей плиткой и накрытую куполом из голубого и оранжевого стекла. Фарезм указал на черный диск в центре комнаты.

— Становись сюда!

Кьюджел мрачно повиновался.

— В некотором смысле я чувствую, что…

— Молчание! — Фарезм вышел вперед. — Видишь этот предмет? — Он указал на белый шар размером в два кулака, на котором было вырезано огромное количество исключительно мелких подробностей. — Это рисунок, повторенный в моей гигантской работе. Он выражает символическое значение НИЧТО, к которому по необходимости стремится ВСЕОБЩНОСТЬ, в соответствии со Вторым законом криптохорроидного родства Кратинжа, с которым ты, вероятно, знаком.

— Даже не слыхал, — ответил Кьюджел. — Но могу ли я узнать твои намерения?

Губы Фарезма сложились в холодную улыбку.

— Я собираюсь произнести одно из самых мощных заклинаний. Это заклинание настолько непостоянно, сильно и связано с непредсказуемыми последствиями, что Фандаал, верховный волшебник Великого Мотолама, запретил его использование. Если я с ним справлюсь, ты будешь перенесен на миллион лет в прошлое. И там будешь жить, пока не выполнишь свою миссию. Потом сможешь вернуться.

Кьюджел быстро сошел с черного диска.

— Я для такого дела не подхожу. Горячо советую использовать кого-нибудь другого!

Фарезм не обратил внимания на его слова.

— Миссия, разумеется, заключается в том, чтобы привети этот шар в контакт со ВСЕОБЩНОСТЬЮ. — Он достал комок спутанного серого вещества. — Чтобы облегчить поиск, даю тебе этот инструмент. Он соотносит все существующие в мире слова с известной тебе системой значений. — Фарезм сунул комок в ухо Кьюджелу, и там он сейчас же присоединился к слуховым нервным окончаниям. — Теперь, — сказал Фарезм, — в течение трех минут послушав незнакомый язык, ты сможешь свободно им пользоваться. И еще один предмет, повышающий возможность успеха, — вот это кольцо. Видишь его камень: когда ты окажешься на расстоянии лиги от ВСЕОБЩНОСТИ, огонек в камне будет указателем пути. Ясно?

Кьюджел неохотно кивнул.

— Нужно подумать еще об одном. Предположим, твои вычисления неверны и ВСЕОБЩНОСТЬ вернулась в прошлое только на девятьсот тысяч лет. Что тогда? Я должен окончить жизнь в этом предположительно варварском времени?

Фарезм недовольно нахмурился.

— Это предполагает ошибку в десять процентов. Моя система редко допускает ошибку больше одного процента.

Кьюджел начал подсчитывать, но Фарезм указал на черный диск.

— Назад! И не двигайся во избежание худшего!

Кьюджел, вспотевший, на дрожащих ногах, вернулся в указанное место.

Фарезм отошел в конец комнаты и вступил в кольцо из золотой трубки, кольцо тут же поднялось и спиралью охватило все его тело. Со стола он взял четыре черных диска и начал жонглировать ими с такой фантастической ловкостью, что они расплывались в глазах Кьюджела. Наконец Фарезм отбросил диски; вращаясь, они повисли в воздухе, постепенно приближаясь к Кьюджелу.

Затем Фарезм достал белую трубу, прижал ее к губам и произнес заклинание. Труба раздулась и превратилась в огромный шар. Фарезм закрыл ее конец и, произнося громогласное заклинание, бросил ее на вращающиеся диски. Все взорвалось. Кьюджела подхватило, сжало, понесло одновременно в разных направлениях, в то же время его продолжало сжимать со всех сторон — толчок в противоположном направлении, эквивалентный давлению в миллион лет. И среди ослепительных вспышек и искаженных изображений Кьюджел потерял сознание.

Кьюджел проснулся в оранжево-золотом блеске солнца — такого солнца он раньше никогда не знал. Он лежал на спине, глядя в теплое голубое небо, более светлое и мягкое, чем небо цвета индиго его собственного времени.

Он пошевелил руками и ногами и, не обнаружив никаких повреждений, сел, потом медленно встал на ноги, мигая от непривычки к такому яркому свету.

Топография изменилась совсем немного. Горы на севере казались выше и круче, и Кьюджел не смог увидеть путь, по которому пришел (точнее, по которому придет). На месте проекта Фарезма рос лес из деревьев с легкой пушистой светло-зеленой листвой, на ветвях висели гроздья красных ягод. Долина была такой же, но реки текли по другим руслам и на различном удалении видны были три больших города. От долины поднимался незнакомый терпкий запах, смешанный с запахами плесени и затхлости, и Кьюджелу казалось, что в воздухе висит какая-то печаль; в сущности он решил, что слышит музыку — медлительную грустную мелодию, такую печальную, что на глаза наворачивались слезы. Он поискал источник этой музыки, но музыка уже прекратилась, растворилась в воздухе, и только когда он перестал прислушиваться, она вернулась.