Кугель положил свои ветки хрупокуста и горящий факел на грязный пол и вышел наружу, чтобы принести еще дров. В фиолетовом свете зари он набрал четыре охапки хвороста и притащил их в древесную башенку; во время своего последнего захода он услышал в пугающей близости от себя тоскливый крик виспа.

Кугель поспешно вернулся в древесную башенку. Ее жители еще раз разразились гневными протестующими воплями, и эхо, мечущееся туда-сюда внутри промоины, отразило их пронзительные крики.

– Уймитесь, негодяи! – закричал Кугель. – Я уже почти заснул!

Его приказ остался незамеченным. Кугель принес из мастерской свой факел и принялся размахивать им во все стороны. Гвалт мгновенно затих.

Кугель вернулся в мастерскую и заложил дверь известняковой плитой, которую подпер багром; затем развел огонь таким образом, чтобы он горел медленно, по одной головне за раз. Завернувшись в плащ, он погрузился в сон.

За ночь он несколько раз просыпался, чтобы подбросить хвороста в костер, прислушаться и осмотреть промоину через щель в стене, но тишину нарушали лишь крики виспов.

Утром Кугель поднялся с первыми лучами солнца. Сквозь трещины он внимательно оглядел окрестности древесной башенки, но не заметил ничего подозрительного и не услышал ни звука.

Кугель задумчиво скривил губы. Он чувствовал бы себя уверенней, если бы заметил более или менее явное проявление враждебности со стороны древесного народца. Тишина была слишком уж невинной.

Кугель спросил себя:

– Как в подобном случае я сам наказал бы незваного гостя, столь же дерзкого, как я?

Затем:

– К чему рисковать, попробовав воспользоваться огнем или мечом?

И наконец:

– Логика подсказывает мысль о ловушке. Так что надо глянуть, что там видно.

Кугель отодвинул известняковую плиту от двери. Все было тихо, даже еще тише, чем раньше. Вся промоина как будто затаила дыхание. Кугель изучил землю перед древесной башенкой. Поглядев по сторонам, он заметил веревки, свисающие с ветвей ивы. На площадке перед дверью было насыпано подозрительно много земли, которая, тем не менее, совсем не могла скрыть очертания замаскированной под ней сети. Кугель поднял кусок известняка и швырнул его в заднюю стену. Доски, скрепленные деревянными гвоздями и ивовой лозой, разлетелись в стороны; Кугель выскочил через дырку и был таков, а в спину ему полетели крики ярости и разочарования.

Кугель все так же шел на юг, к дальним холмам, которые, точно тени, вырисовывались в дымке на горизонте. В полдень он наткнулся на заброшенную усадьбу на берегу небольшой речушки, где с удовольствием утолил жажду. В заросшем саду ему попалась дикая яблоня, ломившаяся под тяжестью спелых плодов. Наевшись до отвала, Кугель набил яблоками свой мешок.

Он уже собрался возобновить свой путь, когда заметил каменную плиту с полустершейся надписью:

ЗЛЫЕ ДЕЯНИЯ БЫЛИ СОВЕРШЕНЫ НА ЭТОМ МЕСТЕ

ДА ПОЗНАЕТ ФОСЕЛЬМ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ, ДО ТОГО,

КАК ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ И ПОТОМ

По спине у Кугеля побежали мурашки, и он беспокойно оглянулся через плечо.

– Лучше поскорее убраться отсюда, – сказал он себе и зашагал прочь во всю прыть своих длинных ног.

Через час Кугель проходил мимо леса, где приметил маленькую восьмиугольную часовню с обвалившейся крышей. Он осторожно заглянул внутрь, обнаружив, что в спертом воздухе висит омерзительный запах виспа. Кугель попятился, но тут его внимание привлекла бронзовая пластинка, вся в зеленых разводах. Выгравированные на ней письмена гласили:

ДА НЕ ВЛАСТВУЮТ ЗДЕСЬ БОГИ ГНИЕННА.

ДЕМОНЫ ГНАРРЫ ПЕКУТСЯ О НАС ОТ ЯРОСТИ ФОСЕЛЬМА

Кугель тихонько вздохнул и вышел из часовни. В этом краю и прошлое, и настоящее были угнетающими; Кугель сможет вздохнуть спокойно, лишь оказавшись в Порт-Пергуше! Он вновь направился на юг с еще большей скоростью, чем раньше.

Когда день померк, местность превратилась в череду возвышенностей и болотистых низин, предвещая первый подъем на холмы, которые теперь уже подступали с юга, вздымаясь ввысь. У их подножий росли деревья, отбившиеся от росших на более высоком уровне лесов: милаксы с черной корой и широкими розовыми листьями; бочковые кипарисы, густые и непроходимые; бледно-серые парменты, роняющие бусы сферических черных орешков; кладбищенские дубы, сучковатые и толстые, с искривленными раскидистыми ветками.

Как и прошлым вечером, Кугель встречал наступление сумерек с дурным предчувствием. Когда солнце закатилось за дальние холмы, он выбрался на дорогу, шедшую почти параллельно холмам, которая, возможно, так или иначе должна была привести его в Порт-Пергуш.

Широко шагая по дороге, Кугель смотрел направо и налево, и, к своей великой радости, увидел остановившуюся в полумиле к востоку от него крестьянскую телегу, у задка которой стояли трое мужчин.

Чтобы не произвести впечатление крайней спешки, Кугель замедлил свои шаги, как будто всего лишь неторопливо прогуливался, словно обычный путник, но ни один из людей у телеги, казалось, ничего не заметил или не придал этому никакого значения.

Подойдя ближе, Кугель увидел, что у телеги, запряженной четырьмя мермелантами, отвалилось заднее колесо. Мермеланты делали вид, что это происшествие совершенно их не интересует, и отводили глаза от трех крестьян, которых они предпочитали считать кем-то вроде своих слуг. Телега была нагружена вязанками дров, и в каждом углу возвышался трезубый гарпун, призванный служить средством устрашения в случае нежданного нападения пельграна.

Когда Кугель приблизился, фермеры, которые, очевидно, были братьями, оглянулись на него, а потом хмуро вернулись к созерцанию отвалившегося колеса.

Кугель подошел к повозке. Крестьяне искоса наблюдали за ним с таким полным отсутствием интереса, что лицо Кугеля, на котором уже была готова расцвести любезная улыбка, застыло. Кугель прочистил горло.

– Кажется, что-то случилось с вашим колесом?

Самый старший из братьев угрюмо пробурчал:

– Нам не «кажется», что с нашим колесом что-то случилось. Ты что, принимаешь нас за дураков? Что-то определенно и действительно не так. Потерялось стопорное кольцо и вывалился подшипник. Это серьезная проблема, так что иди-ка своей дорогой и не мешай нам думать.

Кугель с лукавым упреком поднял вверх палец.

– Эй, дружище, никогда не стоит быть таким самоуверенным! Возможно, я смогу вам помочь.

– Ба! А ты-то что знаешь о таких вещах?

Второй брат пренебрежительно спросил:

– Откуда у тебя такая дурацкая шляпа?

Третий брат отпустил тяжеловесную шуточку:

– Если ты потащишь телегу за ось, а мы будем катить колесо, тогда ты, конечно, сможешь нам помочь. А если нет, так проваливай!

– Вы, разумеется, можете смеяться, но не исключено, что я в действительности могу сделать что-то в таком духе, – обиженно сказал Кугель. Он на глаз оценил телегу, которая, несомненно, весила много меньше, чем любая из колонн Нисбета. Его башмаки были натерты воском оссипа, и все было в порядке. Он шагнул к повозке и пнул ее. – Вот, теперь можете проверить, что и телега, и колесо не тяжелее пушинки. Попробуйте поднять и сами убедиться.

Младший из братьев ухватился за колесо и поднял его с такой силой, что потерявший вес диск выскользнул из его рук и взмыл высоко в воздух, где его подхватил налетевший ветер и унес на восток. Повозка же, с подставленным под ось валуном, не поддалась действию волшебства и осталась такой же тяжелой, как и была.

Колесо уплывало по небу вдаль. Вдруг, откуда ни возьмись, появился пельгран и, бросившись на колесо, унес его прочь.

Кугель и три крестьянина проводили взглядом летающее чудище, исчезнувшее в горах вместе с колесом.

– Ну, – спросил старший, – и что теперь?

Кугель с сожалением покачал головой.

– Я не рискну сделать еще одну попытку.

– Новое колесо стоит десять терциев, – сказал старший. – А ну плати нам немедленно! И поскольку я никого никогда не пугаю, не буду рассказывать тебе о том, что будет, если ты откажешься!