Когда я пожал руки всем мастерам гончарного цеха, подмастерьев ко мне даже не подпустили, и, наконец, добрался до склада с готовой продукцией, то моя челюсть упала вниз. Я даже представить себе не мог, что получится у новоявленных мастеров. Да, еще немного, и они приблизятся к простейшей посуде, изготавливаемой на Земле. Вообще, давно замечено, что народы, которые считали отсталыми, при контакте с более развитой цивилизацией, как губка впитывают все новое, и очень четко выявляют, чему отдать предпочтение.

Посуда была очень качественно сделана, она была чисто белая. Стопки напоминали наши склады посуды для столовых или ресторанов. Меня поразило, что они научились отбеливать ту глину, что мы добывали в нашей долине, но все оказалось гораздо прозаичнее, просто малыши, которые помогали взрослым добывать глину для гончаров, наткнулись на залежи глины, немного отличной от той, которой пользовался весь цех. Видимо то, что гончарные изделия получались белыми, понравилось всем и гончары безоговорочно перешли на новый материал. Я открыл было рот, чтобы посоветовать разукрасить такую посуду и покрыть ее глазурью, делать которую я совершенно не умел, но вовремя закрыл его. Ну, что я могу предложить им в этом плане?. Моя память подкидывала, что глазурь, это стекловидная масса, которой покрывают посуду и еще раз обжигают в печи.

Но, до глазури дело не дошло. Я недооценил цепкость разума аборигенов. Это была не глазурь, а какой-то растительный сок, но эффект от его применения превзошел все, что я мог только ожидать. Мне показали, как сок одного из растений, тягучий как мед, окрашивает белую посуду в синий, фиолетовый и даже в красный цвет. Все зависело от времени контакта посуды с этим соком, но самое интересное, что после термообработки сок застывал не хуже, чем наша глазурь. Как много неизвестного и интересного в мире растений. Я осмотрел следующий склад, где хранилась расписанная посуда, покрытая тонким защитным слоем. Вот теперь я действительно поверил, что наша идея с герцогством имеет право на существование, и не только на существование самой идеи, но и на практическую реализацию нашего плана. Теперь дело было за малым, нужно было выбрать самый красивый комплект посуды и упаковать его так, как упаковывают у нас на Земле или удастся сделать упаковку так, как это делают местные. Хоть я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь, кому-нибудь, что-нибудь дарил, тем более в упаковке. Но после расспросов оказалось, что раз в год все делают друг другу подарки. Это День Возрождения, когда в этом мире прорастают первые цветы, причем настолько невзрачные, что я их сразу заочно полюбил, ведь я уже знал, что такое красивый цветок в этом мире. Упаковку делали из огромных листьев, отдаленно напоминающих лопух. Некоторые умельцы умудрялись складывать лист так, что подарок внутри получался как бы в коробочке. Потом лист выставлялся под лучи светила и через несколько часов высыхал так, что действительно, напоминал коробку. Правда, чтобы достать подарок, приходилось разламывать сам лист, но, все равно, остатки листа не выбрасывали, а хранили, как и сам подарок. Мои мысли заметались под темечком. Вот! Вот оно! То, что нужно! Я кинулся к мастерам, работающим с деревом. После нескольких десятков минут спора мы остановились на том, что они делают деревянную форму, состоящую из двух частей, нижней, и верхней, которые входят одна в другую с большим зазором. Мастеровые пытались объяснить мне, что они сделают все так, что формы будут входить друг в друга очень плотно, есть у них такой опыт, но мне нужно было обратное, так что крики и споры касались именно этого момента. Я, в глазах этих людей, был великим мастером, и они очень хотели мне угодить и показать, на что они способны.

Наконец споры улеглись, и я распрощался со столярами, которые напоследок все же ввернули, что если бы плотно, то они бы это сделали за пару дней, а так, вечером можно будет забирать десять одинаковых двойных форм. Я развернулся и от восторга обнял всех по очереди. Они еще даже не догадываются, что у нас начал разворачиваться холдинг по изготовлению и реализации дорогостоящей посуды. Теперь нужно придумать, как разукрашивать листья, до сушки или после, но это можно будет решить и опытным путем. Моя идея состояла в том, что мы будем сушить листья в несколько рядов на тех самых формах, которые я заказал у столяров. Листья образуют верхнюю и нижнюю часть упаковки для посуды, и останется только уложить керамические изделия, хоть это и не керамика, в нижнюю часть коробки и накрыть ее верхней частью. И транспортировать удобно и при продаже это нам зачтется. Для короля нужно сделать такую коробку большой и прочной, что можно добиться армированием гибкими веточками. Мой план, который нужно, наверное, было назвать бизнес-планом, принимал все более и более законченный вид.

Два дня у меня ушло на то, чтобы отладить производство тары для посуды. Параллельно с этим изготавливалась тара для короля. Мои мысли были заточены на то, чтобы создать коробку, куда бы мы уложили полный комплект на двенадцать персон. Тем временем художники-оформители посуды рисовали герб баронства. Я не стал долго думать, а использовал изображение нагрудного знака барона. После долгих расспросов баронской четы выяснилось, что и король носит подобный знак, но большего размера и с несколько иным рисунком. Рисунки разрабатывали маги, вкладывая в них какие-то свои идеи и магическую силу. Я решил не использовать магию, а просто скопировать рисунок, так чтобы мы смогли поместить его на соответствующие участки посуды.

Через пять дней на столе у барона красовалась посуда, с которой не стыдно было бы есть и самому королю, но гербы на ней были баронские. Упаковка получилась хорошая, излишки листьев, выходящие за край формы, обрезали, так что полученные коробки были очень даже ничего. Природные красители хорошо впитывались в сухой лист, так что дополнительная сушка в течение одного часа давала нам возможность иметь упаковку пяти различных цветов. Один цвет, как утверждал барон, был основным цветом королевского штандарта. Я, как только это услышал, сразу наложил лапу на этот краситель и запретил использовать его для окрашивания тары. Он пойдет только на изготовление упаковки для его Величества. Это мы оговорили с красильщиками. Цвета получались очень нежными и я предложил красильщикам начать смешивать красители в разных пропорциях, чтобы получить еще большее количество расцветок тары. Но на цвета королевского флага я наложил табу. Этот цвет используется только для посуды, которая будет направляться в королевский двор. Барон, сначала, никак не мог понять, почему нельзя и другим поставлять упаковку такого цвета, но когда я ему доходчиво объяснил, что королю не понравится, когда люди, ниже его рангом, будут иметь такую же посуду, да еще и в такой же упаковке. Нет, здесь нужно подходить дифференцированно. Думаю, что вскоре некоторые герцоги и бароны захотят иметь упаковку для их посуды только какого-нибудь определенного цвета. Это уже будет какое-то патентное право на использование определенного цвета. На всякий случай мы закрепили за своим баронством один из цветов.

 Глава 28.

* * *

Десять дней, которые я занимался организацией изготовления тары, пролетели незаметно. За это время я успел переговорить с баронской четой не только о цветах упаковки, но и о тех овощах, семена которых я привез с собой. Объяснил по каждому отдельно, что в них съедобно, а что нет. Баронесса заверила меня, что ее толстушка, так отходившая бревнышком охранника, будет контролировать эту сферу деятельности баронства. А что? Ее формы так и кричат, что она должна быть Министром сельского хозяйства, да и к делу она отнеслась серьезно, так что кандидатура очень подходящая.

Вечерами мы втроем, барон, я и Зравшун спускались в подвал и упражнялись в стрельбе. Мне стрельба такого удовольствия, как моим компаньонам не доставляла. Для меня экзотикой было то, что я лихо мог управляться с двумя саблями. Часто в подвале замка можно было наблюдать такую картину: барон и Зравшун отстрелявшись, долго глядят, как я веду бой с тенью на двух саблях, и, вздохнув, крутят пальцем у виска, мол, блаженный. Вроде и делает все правильно, но ведь стрелять-то гораздо интереснее, чем крутить в руках эти железки. Я на них не обижался, у нас, у каждого, свои приоритеты в вопросах воинского искусства. Даже стрельба из арбалета у нас воспринималась по-разному. Я, дитя цивилизации, напичкавшей меня информацией, при стрельбе прогонял в голове всякие поправки, на силу ветра, притяжение планеты, дальность стрельбы, а они, во всяком случае, Зравшун, просто чувствовали это. Когда я поинтересовался у Зравшуна, как он рассчитывает траекторию полета стрелы, то ответом мне были удивленные глаза наемника. Он посоветовал мне не заморачиваться на таких мелочах, а отдаться тому чувству, которое он вложил в меня с помощью амулета. Все уже давно вложено в меня, благодаря тому огромному количеству тренировок, которое получил Зравшун с малолетства и огромному количеству синяков, которые он получал, когда делал что-то неправильно. Закарит был хорошим, но строгим учителем. Тут мне пришла в голову одна мысль, а что, если изготовить подарочный набор посуды Закариту, ведь он в моей жизни сыграл очень существенную роль, да и порадовать старика хотелось. Все-таки столько лет живет на чужбине. Сделаем ему с Зравшуном его герб на каждой тарелке или чашке. Цвет используем тот, что бросился мне в глаза, когда я увидел флаг, развивающийся над той самой башней, в подвалы которой меня и моих товарищей ненадолго упекли.