Джанет как-то почувствовала мое присутствие. И остановилась почти рядом с модулем и стала осматриваться.

– Спасибо, что вы пришли, – сказал я, слегка приоткрыв дверцу модуля.

Джанет испуганно отшатнулась.

– Я мог бы и не появляться, чтобы не причинять вам неудобств, – почему-то вырвалось у меня. – Наверное, я думал о себе.

– Нет, вы расскажите, о том, что происходит? – Джанет держалась молодцом и почувствовал майкин характер. – Ведь вам должно быть уже под шестьдесят лет, но вы не постарели? Как такое возможно и откуда вы прибыли?

– Джанет, – сказал я, стараясь вложить в свой голос как можно больше убедительности, – скажу одно: я в машине времени.

Джанет с ужасом рассматривала небольшую вертикальную полоску, в которой виделась часть моего лица, точнее только рот. И он говорил…

– Это правда, не фокус, а машина времени? Такая, о которой пишут фантасты?

Прошла какая-то пожилая туркменка. Я быстро прикрыл створку. Она подозрительно посмотрела на Джанет, говорившую вслух. Когда женщина чуть прошла, я снова открыл модуль. А прохожая издали стала что-то с чувством говорить, размахивая руками и сумкой в одной из них.

– О чем она говорит? – спросил я.

– Вы не знаете туркменского?

– С таким ее произношением? Нет! У нас были хорошие учителя туркменского языка.

– Она ругает меня за то, что я появилась на улице одна. Что у меня открыто лицо. Она подозревает, что я замужняя женщина.

– Вам, Джанет, грозит опасность?

– Да, если позовет кого-нибудь из полиции. Нельзя туркменкам ходить одной по городу…

– У вас здесь деспотическое ханство Востока?

– Ах, не шутите, я лучше уйду!

– Подождите! Ничего не бойтесь! Я спускаю модуль, открываю дверцу, и вы быстро входите! Места здесь хватит!

Что я и сделал, повернув модуль «спиной» к пожилой туркменке. И Джанет, войдя в машину, как бы исчезла на глазах той. Я быстро приподнял машину на два метра.

Прохожая обезумела от страха и бросилась к идущему навстречу полицейскому, указывая на место, где только что была Джанет.

– Ек! Вах-вах! Шайтан! (Нет. Вах-вах. Дьявол).

Женщина, схватила сопротивляющегося полицейского за руку и потащила его к нам под модуль. Мужчина вырвал свою руку и повернулся прочь, а фанатичка строгости нравов подняла голову и увидела мое ухмыляющееся лицо. От страха она упала на асфальт, запричитав:

– Шайтан, шайтан, шайтан!

Полицейский подскочил к ней. Джанет не выдержала и засмеялась в узкую щель, через которую мы наблюдали за происходящим.

Здесь и полицейский побледнел, услышав нежный смех!

– Ты что, старая, – вдруг заговорил он по-русски, – животом смеешься? Сама ты шайтан!

Дальше он выругался на чисто русском и ушел.

Джанет так смеялась, что невольно заставила вторить ей. Женщина под нами совсем обезумела от сочетания двух голосов. Вдруг она узрела пятно, оставленное голубем на модуле. Это выглядело ужасно: висящий в воздухе птичий помет, который смеялся на все голоса!

Мы сидели в модуле в двух креслах и рассматривая друг друга.

– Что произошло с Вашей мамой, – спросил я, – и откуда появились зеленые флаги над городом. Где кумач СССР?

– Мама умерла сразу после того, как Туркмения отделилась от СССР…

– Отделилась? Да все руководство республики сразу же пряталось под стол, как только начинали чихать в Москве!

– Я не люблю политику, не знаю, кто, когда чихал. Но это все сделал Горбачев…

– ?

Майя начала рассказывать мне о Горбачеве, отозвавшись о нем, как о предателе.

– Все началось после смерти Брежнева. Это так мама рассказывала.

– А когда он умер?

– В 83, нет, в 82 году. Не знаю точно, это был такой полный мужчина с густыми бровями. Когда в Москве начались какие-то брожения, я была подростком. Мама умерла в 91 году от рака груди. А через два года тетка отдала меня замуж за Мурата. Сначала он был инструктором ЦК, а чуть позже министром социальных преобразований. Сейчас он тоже министр, но экономики. Может оно по-другому называется, но я не вникаю в дела мужа…

Майя долго мне рассказывала о новой жизни в Туркмении. Часто останавливалась. Вздыхала и с какой-то надеждой смотрела на меня.

Я был раздавлен всеми ее новостями. Она родилась позавчера… Это если говорить о времени, когда я сел в модуль – 25 июля. Да, я видел Майю в положении.

А еще вечером, накануне похода в гараж, услышал от матери, что Майя родила. Я собирался зайти к ней.

– А дом? Когда его снесли?

– Это все мой министр. Он получил разрешение от властей города о сносе дома еще в 1995 году. Но это произошло двумя годами позже. Людей разбросали, куда только было возможно и невозможно! В основном выселили в пригороды: Безмеин и Аннау, в старые блочные дома, бараки. Никакой компенсации! Никакой жалости! А мы жили у отца мужа, а он начал строить дом именно на этом месте… Не могу больше жить здесь! Что мне делать дальше?

Джанет вдруг зажала себе рот, словно не захотела выпустить все свое отчаяние! И посмотрела на часы:

– Мне надо возвращаться! Я готовлю и убираю в доме все сама.

– Подожди, ты не рассказала, что случилось с моей мамой.

– Она не долго прожила, после того, как вы исчезли… Я была совсем маленькой. Много лет спустя о вас мне рассказывала моя мама.

Я поник головой. Потом долго смотрел на город, никак не желая поверить, что оставил мать одну со своим горем. Нет, когда вернусь, я обязательно избавлюсь от этой машины! Зачем она мне! Я буду жить нормальной жизнью, как все!

Мне стало жалко не только маму, но и всех обитателей нашего дома, которых новая власть не пощадила.

– Послушай, Джанет, – я взял ее руку в свою, и она вздрогнула, почему-то оглянувшись, – я могу отправить тебя к твоей маме, когда она была жива. Это в моих силах.

– Разве ты Бог? – Она очень естественно перешла на «ты», вероятно принимая меня все-таки за своего сверстника с небольшим перевесом в годах. – Это же машина! Кто изменит во мне меня саму? Кто исправит всю боль, что я испытала за эту жизнь? Или у тебя есть для этого средство?

Я опустил голову. Ну, какой я Бог? Я просто воспользовался чужой машиной, чтобы «проветриться» перед работой. Надо возвращаться и сделать все, чтобы мама еще долго жила! Пора вперед, в прошлое! Но на прощанье мне хотелось как-то утешить несчастную дочь Майи:

– Но я могу вернуть тебя чуть раньше, до того, как прилетел сюда. Это запросто…

– Запросто?

Джанет склонила голову. Ну, чистая Майка! Она казалось, соскучилась по этому русскому слову.

– А ты можешь вынести меня до того времени, как меня зачали?

Джанет покраснела. Как бы ни была она воспитана в европейском духе, но обсуждать с мужчиной подобные вещи не принято на Востоке.

– Могу, но это изменит, наверное, весь мир.

– Пусть изменит! Может тот Брежнев умрет, успев подготовить новую команду, а Андропов проживет чуть больше, как какой-то китайский коммунист, который не позволил Китаю стать буржуазным?

Ничего себе, это она не разбирается в политике?!

– Тогда ты, наверное, станешь другой, может быть, парнем…

– Лучше жить парнем в этой стране… – Она встала. – Ах, о чем мы говорим! Никому не дано предугадать помыслы Аллаха!

В ее глазах читалась покорность судьбе как генетическое, восточное качество женщин.

– А ты женат? – она снова села, ничуть не удивляясь фантастическим возможностям машины, в которой оказалась. Перенеси я ее на Луну, и там бы она чувствовала себя как дома…

– Был, – вздохнул я против своей воли. Я всегда вздыхаю при ответе на этот вопрос. Слишком много душевных сил отобрал у меня этот развод. Да и не столько он, а предательство Милки, убежавшей с офицером в Кушку.

И был сразу понят. Еще минуту мы просто посидели молча.

И вдруг я улыбнулся. Господи, как я мог забыть? Такое всплывает как-то неожиданно, озаряя память о школе.

Я встал, наклонился к Джанет и чуть прикоснулся к ее губам. И снова сел в свое кресло, улыбаясь, словно сделал какое-то удивительное дело, от которого всем стало хорошо и свободно.