– Но ведь это все невозможно! – Оксана все-таки быстро взяла себя в руки. – Только вчера я прилетела сюда, думая только о тебе. Выходит, я окончательно потеряла голову?

– Как и я потерял ее в прошлом году, – вздохнул я. – Запустил машину и, наделал дел.

Я стал рассказывать о своем полете в 2006 год. Затем, увлекшись желанием освободить душу от переживаний, говорил о Джанет и Майке, показывая рукой на окно, где находилась квартира Майки и Курбана. Обещал показать телефон-мобильник, и саму Майку, которая снова была в положении…

Оксана слушать умела, а когда рассказ завершился, у нее прояснилось лицо.

– Дурачок! И ты все это время казнил себя, даже… если… это плод твоей фантазии. В твоем рассказе ряд неверных выводов, из всей этой, ну пусть, пока, вымышленной истории.

– Да, но…

– Никаких но! Я дочь специалиста-аналитика. Итак, Майя снова беременна. По твоему рассказу она должна родить летом. Сейчас конец мая. Затем будут июнь и июль.

– Постой, – воскликнул я, – ты хочешь сказать, что я встретил там, в будущем еще не родившуюся Джанет?

– Уже горячее. Спросил ли ты ее там, в твоем предполагаемом будущем, сколько ей точно лет?

– Ну, как-то…

– А затем ты рассказал Майе о встрече с ее дочерью, и она поверила тебе?

– Нет.

– Но имя, названное тобой, запомнила…

– Подожди, подожди! – Во мне вспыхнула надежда на то, что ни в чьей смерти я не виноват. Что ничего, по сути дела, не изменилось. И если вернуться опять в то время, я увижу Джанет, которую…

– Да, – словно читала мои мысли Оксана, – родится девочка по имени Джанет, на английский манер. А знаешь почему?

Я смотрел на Оксану широко раскрытыми глазами: вот это железная логика!

– А потому, что здесь не принято называть следующих детей именами ранее умерших. Но, чтобы как-то сохранить память о них, живым иногда дают чуть искаженное имя. Получилось Janet. Красиво!

– Майка может так назвать! Она очень мечтательная и независимая… Значит, почти целый год я жил с чувством вины, которую не заслуживал?

– В жизни так бывает, – как-то мудро заметила Оксана. – У тебя был экзамен на ответственность.

– Оксана, давай сразу же проверим твои выводы? Не заглянуть ли нам в август и посмотреть, кто будет в колыбели Майи?

– А разве мы еще не договорились, что это лишь твоя фантазия?

– Сейчас все увидишь, потерпи немного…

Я открыл замки от гостюхинского гаража, про хозяина которого говорили, что тот уехал на Север заработать на новую машину, дом из жженого кирпича и дачу. И осторожно ввел девушку в темноту гаража. Его металлические стены уже остыли от дневной жары.

Я включил свет, который замерцал двадцатипятиваттовой лампочкой, ввернутой в патрон на коротком проводе в центре гаража. Старый москвич потерял свой красный цвет под толстым слоем пыли.

– Это не мой гараж, – предупредил я, закрываясь изнутри на мощную задвижку. – Хозяина нет уже почти три года. Он улетел, и я не знаю где он.

Оксана с любопытством наблюдала за моими действиями. Она знала, что у меня дома мама, а здесь машина, сиденья. И, наверное, простила бы мой вымысел о машине времени, если бы та стала поводом оказаться нам наедине. И, не поехала бы в аэропорт за билетом на самолет.

Но я потянул ее дальше, в закуток с изломанной тенью.

– Иди ко мне, здесь нам будет удобно.

Девушка снова пристально посмотрела на меня, вероятно, не понимая, чем можно заниматься между пыльной машиной и стеной гаража, но, увидев, что я протянул ей руку, решительно схватилась за нее, и, к своему изумлению, была втянута в нечто, имеющее необозримое пространство.

Как только я закрыл створку модуля, зажегся мягкий свет, при котором стало видно внутреннее устройство. Хотя табло с указанием действующего времени и табло с нулями, разделенными по годам, месяцам, дням и времени суток, светились, подтверждая готовность к работе.

– Это и есть машина времени, – сказал я Оксане, которая не сводила глаз с пульта управления, – точнее, мы находимся в модуле. Он уже сам внепространственен, потому что здесь, при желании, можно играть в футбол. Не знаю, может быть, он каким-то образом уменьшает нас, но это все из очень далекого будущего, где побывал Гостюхин, хозяин этого гаража, доктор академии наук ТССР…

Оксана попробовала на прочность подлокотники удобных кресел.

– Какие они удобные и широкие, а ведь гараж не очень большой. Значит…

Я торжествующе глядел на девушку:

– Ты готова отправиться?

– Готова? Но разве это не безумие? Хотя… – ее взгляд выдал все-таки неожиданное волнение от мысли, давно угнетающей ее, – разве не безумие то, что мы живем такой жизнью, когда все врут друг другу, а, собравшись, дружно поднимают руки… за это же вранье!

Прямо скажу, антипартийная речь! Антисоветская!

Оксана прислонила свою голову к моему плечу. И чуть глухим голосом призналась:

– Я впервые в жизни не знаю, что делать.

Затем она встала и шагнула резко в сторону задней стены гаража, что могла бы выйти, если бы та была призрачной. Сделала еще шаг, и еще… Она по земным понятиям уже должна быть в метрах трех за гаражом.

– Значит, ты ничего не придумал? – крикнула она оттуда. – Значит, я усомнилась в тебе?

Оксана встряхнула пышными волосами, ее глаза, огромные карие глаза смотрели с любовью и одновременно с какой-то решимостью.

Оа отступила еще «за гараж» на шаг. И оттуда крикнула:

– Я люблю тебя!

Ее голос сорвался от волнения, и она тихо добавила:

– Я люблю тебя до слез… в сердце!

Я сорвался с кресла и побежал к ней. Поднял ее на руки.

Легкую и необыкновенно честную девушку! И затараторил:

– Я был слеп. Теперь могу понять, с кем идти в жизни, на кого смотреть с бесконечным обожанием и благодарностью! Ну, что, начнем наше путешествие?

– Иди, бери штурвал!

Но это только слова. На самом деле мы упоительно долго стояли обнявшись. Я чувствовал, как ее сердце бьется в унисон с моим…

А затем мы вернулись в свои кресла, я набрал все то же 27 июля 2006 года. Затем нажал кнопку предварительной команды. На табло рядом с часами высветилось два варианта вхождения в будущее. Одно немедленное, а второе с задержкой во вневременье. И остановился на втором. Машина лишь чуть вздрогнула и зависла над землей.

Включилась необыкновенно мелодичная и красивая музыка. Машина времени словно приглашала нас к танцу. Мы встали и медленно стали вальсировать, словно пробуя машину как танцплощадку. Стало жарко, но с более густым полумраком. Это спровоцировало нас на избавление от одежды.

Спустя неземную минуту полностью обнаженные мы пытались чередовать танец с поцелуями, которые становились все затяжными. Надолго нас не хватило. Особенно когда машина коварно включила какую-то подсветку и мы увидели рядом прекрасную большую кровать. Уж она точно заняла бы весь гараж соседа. Не разжимая объятий, мы рухнули на эту кровать.

Мир за пределами модуля терпеливо ждал нашего насыщения друг другом, а машина времени подыгрывала этому миру.

Я открыл глаза и увидел перед Оксану. Она гладила мои волосы, ее взгляд был наполнен нежностью. Я поцеловал ее, и мы сели на край кровати, или тахты, изобретатель сделал это лежбище чем-то универсальным, обхватив друг друга за талии, и стали смотреть вниз на город, погруженный в предутреннюю темноту, который и не думал просыпаться. Вообще, снаружи время не двигалось.

– Что там: вечер или новая глубокая ночь? – спросила Оксана.

– Утро в самом разгаре. – Я посмотрел на часы, показывающие время за бортом модуля. Было 10 часов 37 минут. – Но у нас свое безвременье.

– Это когда ничего не движется?

– Жизнь в наших телах идет своим чередом. А машина времени сейчас как брошенный камень посреди бурной горной речушки. Он лежит, а вода только обтекает его. И все. Если не добавить, что мы с тобой находимся в этом «камне».