– Садись, и ты, дочка, не стой.
Мы сели.
– Пап, мы так неожиданно…
– Ладно, это понятно, – Александр Семенович махнул рукой, – насчет неожиданности… Я ведь присматривал через наших за тобой. Улизнула, значит. Еще я помню про твои ключи от квартиры. Но пройти мимо меня здесь, при открытой двери, без шума? Да и мама бы не отпустила бы тебя одну, почему она не вернулась с тобой? И еще дверь открыта на балкон…
Мы оглянулись, да из нас шпионов не вышло бы, дверь была слегка прикрыта.
– Нам стало душно, а на улице такая погода!
Александр Семенович вышел на балкон, не найдя ничего подозрительного, вернулся. Оксана уже разбавляла чай по-московски, используя кипяток и уже заваренный чай.
– Не надо, это пьет мама. Давай дочка зеленый! Возьми в подвесном ящике! А ты Володя, расскажи, что за чудеса происходят в Ашхабаде? С кем ты там связался? И каким рейсом прилетели?
– Билеты тебе показать? – обиженно сказала Оксана.
– Не надо. Все равно все узнаю. Итак, кто первый начнет мне докладывать?
– Я, – сказала Оксана, – я буду объяснять!
– Но я же ничего толком не спросил!
– Конечно, осталась только яркая настольная лампа в лицо!
Оксана уже подала чай.
– Можно пока оставить все вопросы на потом? – спросила она, и взяла меня за руку. – Мы любим друг друга и хотим жить вместе. Мы прилетели за благословением…
– Ты, кажется, журналюга и женат? – с упором на последние слова спросил папочка Оксаны.
Я кивнул в знак согласия:
– три года не женат.
– Хорошо, у нас четыре комнаты, работу найдем обоим. Это я обещаю, – вдруг разулыбался полковник. – У вас все серьезно?
– Ну, конечно, папка!
Оксана снова бросилась к отцу на шею. Тот прижал ее к себе. Потом отстранил, глядя в глаза:
– Это ты из-за него никого не признавала?
– Из-за него.
Напряжение спало и мы стали разговаривать нормально, если можно так называть череду реплик и ответов, когда отцу и дочери хотелось сразу сказать о самом главном. Через минут пятнадцать послышался короткий звонок в дверь.
Оксана побежала в прихожую. Послышались радостные восклицания. Смех Оксаны, причитания Ольги Сергеевны. Я ее помню, она постоянно приходила на родительские собрания. Это было для нее праздником, потому что дочку всегда хвалили за учебу, активность и прилежание.
– Ну а ты, друг любезный, говори, где у вас ковер-самолет? – спросил меня отец Оксаны. Стало ясно, что он подозревает нечто необыкновенное, что доставило нас в Москву, оставив все службы поиска с носом.
– Это вы про Шпротку? Она у балкона, только невидимая.
– Шпротку? Вы дали изделию кодовое имя?
– Ага.
– Это ага можешь говорить аксакалу, а я еще боец. Что там у тебя за штука?
– Машина времени… из очень далекого будущего.
Мы замолчали. Мать и дочь шли к нам, поддерживая друг друга за талии. Ольга Сергеевна выглядела очень молодо, и Оксана смотрелась рядом как младшая сестра.
– Вот он, сердцеед! – почти сердито вместо приветствия сказала мне мать Оксаны, но улыбнулась. – Как же я исстрадалась за тебя, Ксаночка! Кто бы знал! – И снова ко мне. – Как она тебя любит, бестолочь ты такая! Ну ладно, иди сюда, я обниму тебя!
11
Родители Оксаны были рады нашему приезду. Они по среднеазиатскому были широки на ногу при приеме гостей, а здесь тот случай, о котором мечтают родители детей.
Около часа мы сидели в просторном зале за большим круглым столом. Есть и пить уже не хотелось. Мы рассказали о нашем классе, Оксана – о работе в Ташкенте, я о своей газете. Ольга Сергеевна и Оксана стали о чем-то тихо говорить, тогда Александр Семенович предложил мне покурить.
После хорошего армянского коньяка это было как раз тем делом, о чем мечтает мужчина. Александр Семенович зашел в свой кабинет и вернулся с кубинскими сигарами.
– Попробуем? Мне ребята привезли с Острова Свободы. Правда, осталось всего две штуки.
– Я не прочь. Но может одну на двоих?
– Ишь, ты, пожалел, – хмыкнул отец Оксаны. Глупости, травись своей! Пошли на балкон!
Сигары были хорошими, легко раскурились, и от них пошел сладковатый дым.
– Фидель не продает их американцам. А у нас их можно купить только в «Березке».
– Зато тростникового сахара завались, – попытался я поддержать тему товарооборота.
– Ты мне зубы не заговаривай, – Александр Семенович похлопал ладонью по невидимому модулю, – на этой штуке вы улизнули от сыщиков в Ашхабаде?
Будущий тесть ловко нашел дверцу, раздвинул ее и с упоением стал разглядывать салон.
– Сила! Она из будущего? Да, конечно. Ну что, полезем?
– Мы с Оксаной договорились…
– Ладно, джентльмен, зови ее!
Я пошел за девушкой.
Когда мы вернулись, папы не оказалось на балконе. Я протянул руки к модулю. По всему периметру балкона оббегал. Ни генерала, ни модуля.
Вот номер выбросил кэгэбист, он же может без обучения и практики затеряться в анналах времени и, считай, что Оксана уже без отца, а Ольга Сергеевна одинока до конца своей жизни.
Я с жалостью посмотрел на Оксану и Ольгу Сергеевну.
Женщины сначала не поняли моего взгляда. И лишь через мгновение Оксана схватилась за голову:
– Господи, неужели он сел в машину?
– Кто? В какую машину? Что произошло? – выпалила сразу три вопроса Ольга Сергеевна и добавила четвертый. – А где Саша?
– Александр Семенович исчез во времени, – только успел сказать я, как неожиданно почувствовал легкое дуновение ветра.
Я снова протянул руку и нащупал модуль.
Перед ошарашенной Ольгой Сергеевной из воздуха у верхнего стропила балкона сначала появилась нога, затем торс и, наконец, весь Александр Семенович собственной персоной выпрыгнул на пол. Он держал в руках три коробки сигар:
– Вот, выменял в Гаване на свои часы, – гордо сказал Александр Семенович. – А что? Часы хорошие, надежные, завода «Слава»!
Через минут пять, снова за столом в зале, Александр Семенович признался, что побывал на Кубе 1876 года. И еще мы узнали, что не удержался и заскочил в Вашингтон, поговорить в сенате. Там родитель Оксаны в подтверждении своей миссии выдал не очень длинную, но эмоциональную речь об истинных ценностях демократии. А после заскочил в современные штаты, чтобы узнать эффект. В руках полковника оказались две газеты.
12
«New York Times», 1876 год.
«Аляска слишком дорого обошлась Америке»
Вчера на заседании сената Соединенных штатов Америки во время дискуссий по бюджету страны слово взял некий русский эмигрант, который произнес речь о ценностях демократии. Сначала он сказал о том, что процветание нашей страны не коснулось среднего класса, не говоря об промышленных рабочих и бедняков. Одновременно, с замораживанием доходов среднего класса, росло социальное неравенство. С 1873 года рост годового дохода 1 % самых богатых составил 3.4 %, а для наиболее богатых 0.1 % это было 5.2 %. Но для остальных 90 % эта цифра составила 0.3 % в год, начиная с 1873 г. Вот такая «американская мечта». Наш корреспондент заметил, что русский оратор дважды оговорился, называя 1973 год за точку отсчета его монетарных рассуждений.
Далее, под свист и улюлюканье сенаторов русский, одетый в пижаму, сказал, что не понимает, почему американцы неправильно используют слово «демократия» и предложил установить в Америке плутократические ценности, ведь все равно, по его мнению, власть в штатах принадлежит богатому классу, который, не имея формальных преимуществ, гарантированных законом, фактически пользуются преобладающим влиянием на выборы и вообще на ход государственной жизни. А честнее было бы назвать строй денежной олигархией. Член парламентской комиссии Рузвельт Бзежински под всеобщий хохот предложил потребовать у России вернуть выкуп за Аляску, ведь со времени сделки прошло лишь 11 лет».
«New York Times», 2006 год
«Странный раритет