– Но ведь это невозможно! Как все это удивительно! Есть от чего потерять голову!

Я взял ее лицо в руки и нежно поцеловал в трепетные, ищущие ласки губы.

– В прошлом году я тоже потерял голову, – сказал я. – Запустил машину и вот наделал дел. Но только не сейчас. Сейчас все на месте.

– Мы должны быть предельно осторожными, – сказала Оксана. – Вот видишь, и я свыклась с тем, что нахожусь в машине времени! А почему ты решил опять побывать в будущем?

– Благодаря этому будущему мы свободны и в безопасности! – сказал я. – Давай заглянем в август и посмотрим, кто будет в колыбели Майи?

– Не стоит! Твоя машина времени – необыкновенный инструмент, но нельзя им пользоваться так эгоистично! Ты же еще не знаешь всех ее возможностей. Может быть есть какие-то запреты и ограничения.

– Я думаю, ты права. Тогда вернемся в настоящее, посмотрим на мир реальный, насладимся им, а после посмотрим, что делать дальше.

– Мальчишка, – засмеялась Оксана, – ты начитался в детстве фантастики! Но даже в такой необыкновенной ситуации нам надо жить обычной жизнью. А для этого взглянем на то, что происходит на улице.

Я встал и подошел к пульту.

Рядом с кнопкой времени запуска находился маленький флажок системы отключения зависания во времени. Как только я опустил флажок вниз, стрелки часов заняли позицию: 10 часов 39 минут 1986 года.

За модулем было также светло, как и в будущем. Солнце било бы нам в глаза, не будь затемняющего свойства корпуса машины. Это позволило нам оглядеться и увидеть, что мы находимся на этот раз точно над гаражом, двери которого были открыты настежь. Старый москвич Гостюхина выкатили наружу и вокруг гаража суетились люди в штатском, но с военной выправкой. По их уверенной, методичной работе, стало ясно, что они что-то ищут. Собралось еще несколько соседей. Многодетная Галина, дед Равиль со своей Соней-апа и внуком, Брызгаловы из последнего подъезда сгрудились около автомашины.

Я приспустил к ним модуль. Было слышно, о чем разговор.

– Я говорила товарищу Кадырову, – рассказывала Галина особисту, показывая на участкового милиционера, – профессор Гостюхин уехал три года назад, а нас попросил присматривать за квартирой.

– Адрес он вам оставил? – спросил ее русский в штатском. Он был выше всех ростом, но, чувствовалось, что и должность у него была не маленькой.

– Да, где-то я записывала. Я принесу…

– Ладно, это подождет, – остановил ее начальник-особист, – он показывал вам содержание гаража?

– Нет, он ни с кем и не говорил. Приедет с работы, поставит машину, запрет гараж и поднимается себе в квартиру.

– А не замечали ли вы что-нибудь необычного в его поведении?

Галина ответила, что ничего не замечала, и тотчас же спросила:

– А он что-нибудь натворил?

– Нет, – ответили ей, – на почте оказалась телеграмма, посланная Дмитрием Ивановичем до востребования на имя Степанова. Но за ней Степанов не пришел.

Было ясно, что обличенный властью человек врет. Не мог Гостюхин прислать телеграмму из другого мира. Лежала бы она там! Да и меня наша почтальонша тетя Клава под пистолетом привела бы на почту!

Что же привело сыщиков сюда?

Оказалось, что я задал вопрос вслух. Оксана ответила:

– Может это по мою душу?

В это время начальник, к которому один из штатских обратился как к Виктору Николаевичу, спросил Галину таким тоном, который как бы утверждал: «Вы же все знаете и все помните!»:

– Но ведь кто-то должен же был присматривать за машиной!

– Да, я знаю, кто с ним дружил, – неожиданно подал голос не кто иной, как сам участковый инспектор Кадыров, и перешел на ритм заученного рапорта. – Гостюхина часто видели вместе со Степановым Владимиром Борисовичем, корреспондентом «Туркменской искры». Этот молодой человек живет в восьмой квартире… Я уже к ним заходил. Его мать сказала, что он сегодня не ночевал, но забегал за ключами.

– Как не ночевать, – всплеснула руками Соня-апа, забыв от волнения о согласовании частей речи в предложении, – Володька рано утром здесь был с девушкой. Они смеятся у песочной ямы.

– Какой ямы?

– А вон там, где дети играют в песке… Качели катали, упали и стали громко смеяться!

– Как выглядела девушка?

Мы с Оксаной переглянулись.

– Точно, меня ищут? – сказала она. – Я подозревала, что мой родитель дал команду все время следить за мной. Вероятно, за нами шли еще из дома Распеваловой.

Мы прижались друг к другу. Модуль, тоже, казалось, сжался.

Безвременье… Говорят, что любовь – это полет в открытый Космос. Нам с Оксаной в буквальном смысле довелось висеть сначала на одном из промежуточных ярусов неба – в метрах тридцати над землей, и под нами был мой дом, старый дом, наполненный моим детством.

Но я уже был взрослым, познавшим женщин, пламенную любовь, а, значит, одно из главных предназначений пребывания в этом мире.

Словно боясь, что нас заметят, неосознанно стал быстро набирать высоту. Мы поднялись на десять тысяч метров, не испытывая ни недостатка кислорода, ни перепада атмосферного давления, хотя Земля стала показывать, что она круглая. Линия горизонта виделась слегка искривленной дугой.

– Достаточно? – спросил я.

Оксана только кивнула головой.

Вид на землю с такой высоты заставил нас забыть обо всем. Мы показывали пальцами, стараясь угадать, где начинается Иран и где его столица.

– А вот там, на востоке Ташкент, – неожиданно вздохнула Оксана. – У наших должен начаться рабочий день.

Конечно, надо было подняться еще выше, чтобы увидеть Ташкент, но я понимал, что забираться вверх опасно. Да и разве что увидишь! А вот как поведет себя машина времени в открытом космосе, не известно.

Но почему-то сказал:

– А вот там, на севере Москва.

– Да? Неужели Москва?

Я посмотрел на Оксану, которая расцветала на глазах от чувств. Она стала еще краше, и ее лицо сияло счастливой улыбкой. Ну, а я, если посмотреть на меня со стороны, был похож на глупого ребенка, у которого появилась желанная вещь.

– Я немедленно хочу в Москву, – сказала Оксана, – показать тебя своим родителям. Я скучаю по ним.

– Как видишь, они, или кто-то один из них, в панике, – ответил я.

Но Оксана, казалось, не слышала меня.

– А мы можем оказаться в Москве? – спросила она, посмотрев на меня так, словно я сказочный волшебник.

– Конечно! Закрой глаза! Аб-гырым-бырым-буром, вот и твой московский дом!

– Где?

Оксана открыла глаза.

Мы находились над Москвой в метрах трехстах от земли. Задать программу перемещения по набору слова «Москва» было простым, секундным делом. Но модуль не был адресным бюро. Он завис точно над политическим центром столицы. Им был Кремлевский дворец съездов. Здесь я никогда не был. Несколько раз был пролетом на вокзале. Один раз поездом и пересадка растянулась почти на день. Тогда я провел несколько часов в метро, устал только от одного посещения ГУМа. А сейчас мы в исторической цитадели страны. Все как на открытках – дворец съездов, брусчатка площади и дорожек. Царь-колокол и Царь-пушка.

Я не удержался и спустился к пушке.

Огромное такое изделие, отлитое в желании поразить одним выстрелом весь мир. Но она не стреляла, как и обладатели ядерного оружия в наше время не решались использовать атомные и водородные бомбы.

Машина села на траву, мы вышли, держась за руки. И не успели обойти пушку, поражаясь ее размерам, как увидели бегущих в нашу сторону двух военных, которые на ходу доставали пистолеты из кобуры.

Я схватил Оксану, и мы юркнули в модуль, который мгновенно поднялся метра на три.

Караульные в звании сержантов по инерции пробежали еще несколько шагов и остановились, растерянно оглядывая местность. Один присел, предпочитая найти нас под елями, а второй подпрыгивал, думая, что мы спрятались в жерле орудия.