— Вот, мы ничегошеньки не трогали, и я выгнал всех, и никого не пускал, и всё, как мастер Халнер говорит… у нас как-то был случай, но со скалы, да-с… Подождать бы его, наверно… ах, кристаллы… ну, как знаете…
Чем ближе мы подходили, тем яростней и быстрей тараторил Огнер. Он вытирал потную лысину, и старательно смотрел на витраж над алтарём, пока взгляд не срывался вниз. Тогда старик останавливался, шумно сглатывал, и продолжал болтать ещё громче и пуще прежнего. Дойдя до приалтарных ступеней, мы остановились.
— Идите, идите, ну как же, вы же Хозяйка, в храм давно уже не работает, ох, найти бы кого сюда, вот хорошо было б, но только кто поедет? Курт и тот вот в этом году не приехал…
Одолев три ступеньки, я присела на корточки. Вообще, согласно культу Апри, зимой всходить к алтарю имели право только мужчины, так же как летом — только женщины. Но обстоятельства явно не те, чтобы соблюдать какие-то мутные ритуалы. Некоторые дособлюдались вот. С последствиями.
Я перевернула тело на спину и тяжело вздохнула. Да, к этому всё и шло. Но всё равно неприятно.
Широко раскрыв светло-карие с желтинкой глаза, на меня смотрела Лилиан. Тонкое, почти детское личико, обтянутое белой кожей — такой белой, что даже кружева свадебного платья казались серыми. Да что кружева! Всё платье, с его праздничным узором, болталось грязным мешком на исхудавших с горя плечах. Лилиан. Маленькая пышечка Лили, как называл её Отто, самый квадратный человек во всём театре. Квадратный, сильный, и очень, очень падкий на рьяные политические речи. Речи, про которые Лилиан с таким искренним беспокойством рассказывала рассудительному Халнеру, не имея ни малейшего представления, кто он на самом деле. Речи, отпечатанные кроваво-красными чернилами на несгорающих листовках. Листовках, телегу с которыми я не сумела прикрыть.
Поперхнувшись на полуслове, Огнер зарыдал. Я поднялась на ноги и осмотрела алтарь. Небольшая бутылка вина, полна лишь на треть. Крохотный пузырёк рядом. Пустая чаша, из которой пахнет ягодами и чем-то, резким, но приятным. Рядом с чашей — раскрытый томик книги Великого Апри. На измятом развороте желтеют несколько жирных пятен, какие остаются от слез. И ногтём подчеркнуто:
«…суть единое порождение,
Ибо, лишь соединённые вместе, Свет и Тьма образуют ткань жизни.
Так невозможно бытие мужа без жены и жены без мужа…»
Я фыркнула и с силой захлопнула томик. Бытие у её невозможно, подумать только! А то, что старик Огнер с женой после смерти сына, только в невестке утешение находили — на это насрать, конечно! И что возраст ещё позволяет десять раз замуж выскочить — тем более забудем, как же. Отточко ведь головешкой стал. Потому что Лиличка язык за зубами держать не могла. Жизнь кончена, что.
Вдруг из декольте трупа начала выползать червекрыса. Сбросив тварь носком сапога на пол, я втоптала её череп в камень. И ещё раз. И ещё раз. И ещё. И…
***
Когда Атум окончательно закрыл Апри, в долину пришла стужа и тьма. Даже днём в небе висели звёзды, подмигивая сквозь разноцветные всполохи. Снег занёс все мелкие бугры и кочки, бортики палисада, и поднял дороги на добрый локоть. Из пяти ступеней крыльца осталось три, а я, наконец, поняла, зачем дверям в сад два порога. В самом же саду теперь стояли белые деревья с причудливыми кронами. Это пар от горячих источников тек по долине, изменяя ландшафт и растворяя в полумраке окружающие предметы. И рассудок людей.
Теперь, когда разорвалась последняя ниточка ободрения в лице Лилиан, окончательно осиротевший отец Отто камнем погрузился на дно алкогольных рек. Но точила его не столько смерть сына, сколько клеймо государственной измены. Огнер, преданный сторонник централизованной власти, никак не мог поверить, что его собственный отпрыск боролся против самого святого в этом мире. Жена старосты придерживалась другого мнения.
Женщина и мать, Дейла оплакивала не погибшую душу еретика, а терзания родной плоти. Старухе было категорически всё равно, кого именно обвинять в трагедии — но обвинить надо всенепременно. Поскольку государство — вещь слишком абстрактная, а лорд Жемчужного — далёкая, мишенью стала я. Как иначе? Близкая подруга Отто и человек, сначала названный сообщником, а потом оправданный и избежавший наказания. Вот и Лилиан, несчастная девочка, тоже считала виновной именно меня.
Вместо того, чтобы предаваться скорби и молиться за упокой детей, Дейла стала кречетом кружить вокруг нас с Халнером, пытаясь докопаться до «истины». Без просьб и без надобности, старуха периодически приносила продукты, оказывалась на той же скамье в церкви, и всегда лично забирала в стельку пьяного мужа, не давая тому проспаться в тепле и комфорте Варди: староста поместья и дальний родственник Халнера, Огнер регулярно заваливался к нам, обсудить дела Хейдар… и выпить.
Надо ли говорить, что всё это, вместе с бесконечными заботами о хозяйстве, порядком надоедало? Чтобы поменьше срываться, я углубилась в оружейные исследования. Успешно: скоро мощности восстановленного Лучика хватало, чтобы срезать толстое дерево, а вторая установка отслеживала мух в воздухе.
В один из вечеров в бывшую чайную, теперь пропахшую металлом и пеплом, заглянули Огнер его бутылка. На моё несчастье, Халнер как раз пошел к Дарну доказывать, что мир вертится не вокруг сцены, и что к весне надо бы вложить деньги в поддержку хозяйств долины, а не только восстанавливать испорченные балбесами-кадаргами декорации.
Устроившись в углу на диване, порядком заляпанном углём и металлической стружкой, Огнер начал одностороннюю беседу. Что за камешки да что за книжки, почему же такая ягодка одна, вот уж он бы времени даром не терял… Я лишь качала головой да хмыкала, поглядывая, чтобы старик не приближался слишком близко к перламутровым вазочкам. Не смотря на внешнюю похабность, злосчастные сосуды прекрасно подошли для хранения различных химикатов. Главное, не жалко: одну взорвёшь или разобьёшь — другую с чердака принести можно. Не то, что колбы да пробирки, которых у Эвелин не допросишься.
Вечер тянулся мучительно — нет ничего хуже пьяного монолога ни о чём. Наконец, часы в углу прогукали полночь. Огнер встал, держась за стену, и начал раскланиваться и витиевато прощаться. Длиться бы этому ритуалу ещё кучу времени, но тут за нерадивым супругом пришла Дейла. Отказавшись от помощи, она взвалила на себя пахнущее потом и алкоголем тело, и направилась к выходу.
Вдруг Огнер застонал. Оттолкнув жену, он встал на ноги, сделал несколько шагов назад, и рухнул на диван.
— Оги, Оги, миленький! — залепетала Дейла, всплескивая руками.
Я подскочила к старику. Пульс неровный, губы синеют, левая сторона лица дёргается.
- ****! Его надо в лазарет!
— Н-не надо в л-лазарет, — икнул Огнер, открывая глаза, — я… я в-всё.
— Оги, Оги, ты меня слышишь? — снова запричитала Дейла, но муж прервал её.
— М-молчи ж-жена! Св-свет А… алд… Кххх…
Захрипев, Огнер схватил меня за одежду и с силой притянул к себе.
— Св… кт… скаж-жите… Х-хозу… Дела, от-тойди… скаж-жите мастеру Х-халнеру… я никгда… я всй душой Имп… а эти уб-блюдки… прростите… цы… р-рят Пер-рерожд… ересь… теперь ид-диоты рог-гатые… х-хот-б-бунт… уб-бить… м-маст-тера Д-д-дарна… они… инквиз… длж… знать…
Заикание стало совсем невнятным. Старик замолк и, вздрогнув несколько раз всем телом, описался и начал синеть. Рыдая, рядом с ним упала жена. Я развернулась к столу, к клетке с таусами — огненными птицами срочной почты. Черкнуть несколько слов, засунуть бумажку в кольцо на лапке, повернуться к окну…
— Инквизиторская мразь!!
Спасла быстрая реакция: вазочка разлетелась о дверь за моей спиной. Слава богам, в этом сосуде щелочь, а не огонь.
— Мрр-раази! Это вы убили Отто! — Дейла выхватила с тела мужа нож и бросилась вперед, — Лили-то знала! Ты сдала Отто! Моего мальчика! Огнер, старый идиот, доносил всё этому ублюдку в сане, а ты, его шлюха, следила! Мразь! Мразь! Не уйдёшь!…
Да, давненько таких лиц не видела. Почти как у любителей нажраться кактусов перед боем, честное слово.