— Не по-хозяйски? — спросил негромкий, слегка шепелявый голос почти без интонаций.

Я резко повернулась на звук. Влепилась во что-то массивное.

Удар по голове. Тьма.

***

Отфыркиваясь от ледяной воды, открыла глаза. Светлые пятна. Тёмные пятна. Жар за спиной. Едва заметный запах хлева. Боги, где я…

— Доброе утро, свет Кетания. Или, вернее сказать, ваша милость Хозяйка Хейдар?

С трудом подняла голову. Плечами не подвигать — руки заломлены. Кто-то сзади держит. Ещё кто-то стоит в нескольких шагах. Проморгалась, сфокусировала взгляд.

— Перво-наперво, поздравляю со свадьбой. Жаль, что скромно и тихо, лишили своих подданных в долине такого праздника, — проговорил молодой человек.

Три фонаря стояло на полу, и ещё два висели на треноге, поэтому света оказалось достаточно, чтобы разглядеть собеседника. Рожа знакомая. В чем-то симпатичная, но все портит змеиная улыбка — тонкие губы сливаются с кожей, глаза безразличны. Отглаженный сюртук, штаны, рубашка, и шляпа, напоминающая скособоченную горку блинов.

— О, простите, мы вас напугали? Как неловко получилось! — змеиная улыбка растянулась, но губы так и остались сомкнуты, — надеюсь, вы в порядке? А то такой бой со скальвами, на всю гору слышно.

— Кети! Кети, ты как? — из темноты вынырнула девушка.

Хрупкая фигурка, темные волосы, неровно обрезанные по плечи. Милое лицо. Знакомое… до боли знакомое…

— Эв-велин? — неуверенно спросила я.

— Ох, Кети! — девушка переложила из руки в руку небольшое ведерко с водой, — как ты?

— Не извольте беспокоиться за свою мачеху, милая Эвелин. Лучше дайте ей попить. У нас с ней долгий разговор…

Боги, какой мерзкий голос!

— Марш, нельзя так! Ей надо отдохнуть! А пленники… — начала Эвелин, но её прервал вопль.

Мы все резко повернулись в направлении звука. В свете ещё двух фонарей удалось разглядеть двух человек и кадарга, которые шустро пятились в разные стороны. Еще один кадарг отбивался от третьего человека: тот схватил перерожденца за ногу и вцепился зубами чуть выше копыта. Кадарг трубно мычал и дергался, но высвободиться не мог. Неподалёку, на полу, еще одна фигура лежала скрючившись, возможно, без сознания. По рыжим облескам в волосах я узнала брата Кевина.

— Скаль! Скаль! — выл отступающий кадарг, — бешенство скаль!

Парни тоже поскуливали. Оголённые мечи в руках, направленные в сторону укушенного кадарга и его «обидчика», заметно дрожали. У одного из ребят на штанах расплывалось темное пятно.

Марш — теперь я его вспомнила — тяжело вздохнул. Снял с пояса компактный скорострел, взвёл. Размерено подошел к парням.

— Позвольте, пожалуйста.

Те отступили еще на пару шагов. Марш встал поудобнее, прицелился, и всадил дротик в лоб кадаргу, а затем и человеку — очевидно, брату Доррику. Перерожденец медленно рухнул на инквизитора.

— О, Апри, — едва слышно прошептала Эвелин.

Хорошо, что она осталась стоять рядом со мной, и Марш не слышал. Потому что парень в отсыревших штанах тоже воззвал к великому светилу — видимо, по привычке. И тут же словил дротик.

— Марш… Марш… — Эвелин пошатнулась, и схватилась за моё плечо.

Ай! Весьма чувствительно — мои руки всё ещё держали вывернутыми.

— Видите ли, моя милая Эвелин, трусам и солнцепоклонникам не место в наших рядах, — назидательно сказал Марш, вернвшись к нам, — вы же сами это говорили. Так что стыдно так себя вести.

Потом кивнул кадаргу, что меня держал:

— Оставь. Иди, развлекайся со вторым капюшонником. Только чтоб говорить смог, у меня еще вопросы к нему есть.

Меня отпустили.

— Марш, ты что?! Он же пленник… — начала Эвелин.

Марш сморщился и прервал её.

— Это инквизиторы. Этих тварей нельзя жалеть, моя милая. Вы же сами понимаете, что людей делает людьми душа. У Перерожденцев исковерканное тело, но души людей. А у этих — наоборот.

Марш подошел к Эви вплотную, взял её за подбородок.

— Милая, помните, о чем мы с вами говорили? Власть отказывает увечным в излечении, если у них нет денег, а преступникам не даёт шанса исправиться. Кто будет работать на такой порядок, кто станет его защищать? Только те, у кого нет души. Пораженные солнцем не знают милосердия. Забудем его и мы, если хотим победить. Мы ведь хотим?

Эвелин судорожно кивнула. Из дальнего угла пещеры раздались звуки ударов и вскрики. Брат Кевин. Боги, что они с ним…

— А теперь, будьте добры, займитесь ужином, — сказал Марш, отпуская Эвелин и разворачиваясь ко мне, — а у нас с её милостью Кетанией Хайдек разговор. По душам. Вы ведь не откажетесь провести время в кампании старого знакомого?

Я неопределенно пожала плечами. Марш взял фонарь и указал в темноту.

Мы прошли с десяток шагов и оказались на другой стороне пещеры. Эвелин прошла с нами, но потом свернула в сторону — к полукруглой каменной чаше, в которой бил родник и рядом стояла ещё одна тренога с фонарями.

Марш подвел меня к раскладному столику и стульям, жестом предложил сесть. Как устроились, вынул молчальник. Затем снял шляпу, положил её на край. Под шляпой оказалась лысина. Не новость: я видела её на празднике Нарождения в Малом замке. Но только сейчас поняла, что это не естественная лысина, а специально выбритая. В её центре по-прежнему чернело родимое пятно. Боги, оно что, в форме кольца?!

Пока я разглядывала подробности, Марш вынул небольшой блокнот и карандаш.

— Что же, свет Кетания. Думаю, нам с вами давно пора поговорить начистоту.

Марш раскрыл блокнот и нарисовал четырёхконечную звезду с длинными лучами. Обвел прямоугольником со скругленными углами. Затем в каждом из квадратов нарисовал значок: треугольник, ромб, спираль и лестницу.

— Узнаёте?

Я вгляделась в рисунок. Что-то смутно шевельнулось в памяти, но очень отдалённо.

— Это герб Тимирии, государства между мирами, — лекторским тоном сказал Марш, — в него входило пять освоенных миров — центральный, Тми, и четыре периферийных. Вот этот, где мы сейчас. Ещё про один, про него, к сожалению, ничего не знаю. Ваш. И мой, из которого я пришёл десять здешних лет назад.

По спине пробежали мурашки. Солнечное сплетение заныло.

— Я… я не…

Подняла взгляд. Марш улыбался, на сей раз — широко. Зубы, кривые и мелкие, напоминали пасть ядовитой песчаной ящерицы.

— Имеющий глаза да увидит. Империя Мерран велика, поэтому странного человека всегда можно принять за уроженца её далёкой части. Подумать, что гость с Северного континента, например. Но тот, кто много где бывал, поймет быстро: вы на мерранку мало тянете. Вариант? Для меня всё очевидно. В том числе и ваши мотивы и действия. Да и сам я побывал в рабстве Орр. И я тоже шел к свободе… разными методами. Можно и таким, — он похлопал себя по загривку, — поэтому я вас понимаю и не осуждаю.

Повисла тишина. Я оглянулась по сторонам. Эвелин у фонаря колупалась в горшках, старательно держась спиной к основной части пещеры. Плечи Эви подрагивали. В отдалении три фигуры подвесили четвертую вниз головой между стоек с фонарями. Но молчальник работал хорошо. Не доносилось ни звука.

Я снова поглядела на Марша.

— К чему этот разговор?

— Ну… Я давно понял, что вы невероятно эгоистичны и циничны, и рассказывать вам про страдания людей от власти бесполезно. Не знаю уж, что там творилось в вашем мире, но такими вещами вас явно не удивить и не испугать… Зато вы деловой человек. И вы наверняка хотите вернуться в родной мир. Вас ведь там ждут, верно?

Ждут ли меня… Годы на жидкой похлёбке. Грязная работа вплоть до наёмничества. Погребальные костры над теми, к кому обращалась за помощью и поддержкой. Армия на берегах подземного озера посреди пустыни. Письмо-предупреждение на пергаменте из человеческой кожи. Предсмертные крики детей, чьи родители склонили чашу интриг в мою сторону. Ждут ли меня… Я пожала плечами.

— Вижу, что ждут, — усмехнулся Марш, — Не бросайте своих друзей и единомышленников. Не бросайте дело. Я вот своё бросил. Воспользовался советом, решил отсидеться там, где никто не найдёт… В моём мире ведь тоже жесткая власть… мы сопротивлялись. Яростно сопротивлялись. Но я исчез. И застрял здесь. А когда вернулся, оказалось слишком поздно… мои дорогие соратники сделали всё что могли, но всё провалилось. И тогда я забрал тех немногих, кто выжил, и мы ушли сюда. Уже навсегда…