— Ошибаешься. Так, как я жизнь люблю, многим поучиться впору, — заметил он, подпустив в голос предупреждающе-змеиных ноток (у Кощея научился).

Веста поморщилась, поежилась, пробурчала себе под нос, но Влад разобрал:

— Жить хотел бы, давно нашел себе девку али бабу, а не с мертвяком в загробном царстве сидел безвылазно.

— Хорошего же ты о нас мнения… — проронил Влад и, будто бы невзначай, потер ноющее плечо.

— Ты же мне жизнь испортил! — взвилась Веста. — Если бы я все сделала по-своему, вновь ни жив ни мертв приполз ко мне на порог князь Петр. А я б молвила ему сызнова: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. И впредь дурой не была бы сердобольной да на голову убогой: излечила бы лишь опосля обряда венчального!

— Неужто он люб тебе настолько? — не поверил Влад. — Ты ведь его всего раз и видела.

— Люб али нет — не твоя печаль, — прошептала Веста, смущенная его словами. — Что делать собрался, Влад-Ворон? Отступишься?

— Вряд ли, лисичка-сестричка, — проронил он задумчиво. — Теперь не отойду в сторону. В том нынче и мой интерес. Надобно князя бессовестного с тобой соединить, чужие планы на него порушив.

— Да?! — обрадовалась Веста. — Так значит…

— Перо мое вернешь все равно, — наказал Влад твердо.

— Значит, конец дружбе старой? — Веста досадливо поджала губы. — А ведь не помоги я тебе, не вызволил бы Кощея из полона!

— Дружба — мост, выстроенный меж берегами, по высоте равными. Ежели один из них осыпаться станет или ввысь расти, мост рухнет. Так и у нас с тобой. Не хочу быть у тебя на побегушках, не за тем перо дарил, чтобы за лентами летать да женихов приваживать!

— А у Кощея, значит, хочешь? — скрестив на груди руки, спросила Веста. — Ты ведь неровня с ним.

— Неровня, конечно, — согласился Влад. — Вряд ли когда сровняемся, но и не обычный мост меж нами, а волосяной: длинный, тонкий, но нет ничего прочнее, и никому, кроме нас двоих не пройти по нему.

— Вот как, значит? — вздохнула Веста. — Думала, ты поумнеешь со временем. Поймешь, что вовсе ему не надобен, а ты вон как. Мост волосяной… надо же, выдумал.

Влад вздохнул, тряхнул головой, в стену уставился.

— Я, когда прилетел в хрустальный дворец и был принят благосклонно, никак поверить не мог в собственную удачу. Зачем ему кого-то привечать, передавать знания? Он ведь бессмертен, — молвил Влад тихо. Зря делился: Веста не оценила бы откровенности, но иногда нужно произнести вслух, чтобы самому понять многое. — Да и вообще. Где я — плоть от плоти людской — и где царь Нави? Пропасть меж нами непреодолимая. Он до сотворения мира существовал, я, должно быть, у него весь, как на ладони: с мыслями, сомнениями, чувствами простецкими и глупостью непомерной. Все уразуметь не мог, чем заслужил рядом быть. Считал, смеется надо мной Кощей, натешится да прогонит. Сомневался в нем, птенец безмозглый, — сказал Влад и улыбнулся, — а потом случилась с ним беда и, оказалось, никого ближе меня нет. И я могу злиться, когда за меня решает, улетать, а только все равно вернусь, поскольку и у меня роднее никого не найдется, не было и не будет.

— Чего ты намерен делать, дабы вернуть суженого моего неверного? — зло проговорила Веста.

— Для начала я приснюсь ему, а уж по нашему разговору судя, подумаю, как быть, — ответил Влад.

— И чем тебе помочь?

— Позволь на лавке лечь и не буди, пока сам глаз не открою.

— А коли потревожу?

— Будет голова болеть у меня страшно, самой травами отпаивать и придется, — сообщил Влад истинную правду.

Веста кивнула и указала на лавку:

— Вон там ложись.

Влад так и поступил, смежил веки и унесся в места заповедные, сновидческие черной птицей.

…Ничего он не высмотрел, с князем не поговорил. В мире сновидческом закрыли небо темные тучи. Били меж ними сиреневые молнии: ветвистые, от яркости их в глазах рябило, а от прикосновения боль была почти реальной. Почти — и тем хуже. Поскольку никогда он не получил бы ран в этом мире, быстро оправлялся от ударов, но в какой-то момент мог попросту не проснуться. А ему нельзя так рисковать. Особенно теперь.

От угодившей в крыло молнии перья вспыхнули синим пламенем. Голова пошла кругом, хоть и не существовало верха и низа в этом сновидении. Влад рухнул с большой высоты. Лишь у хищных гребней моря-океана сумел расправить крылья. Когда падал, кажется, все буруны сосчитал, на небывалый золотой цвет барашков на волнах подивился, очень ясно узрел острые скалы острова Буяна, во всех мирах находящегося и одновременно ни в одном из них. Многое о том острове слышал Влад, а чему верить не знал. Одни говорили, будто Буян — последнее спасение для тех, кто заблудился. Другие — что то ловушка, из которой не выбраться.

«Попасть на Буян легко, просто вступив на него, ты попробуй сойди», — смеялся Кощей, никак не подтверждая и не опровергая его опасения. По легендам, смерть свою царь Нави схоронил именно на этом острове, но правда то или выдумка Влад не собирался спрашивать: некоторые вещи лучше не знать.

Пока поднимался, сердце в груди чуть камнем не обратилось — столь сильно сжалось, удары пропуская. Было ли то дурным предчувствием или просто слабостью — неважно. Влад понял, что пора назад поворачивать, несолоно хлебавши. В последний раз глянул на тучи да молнии и открыл глаза в избе Весты.

Голова кружиться не перестала. Потолок медленно вращался перед глазами. Все тело горело, словно перья помимо его воли через человеческую кожу прорастали.

«Плохо. Слишком много сил истратил», — решил он.

— Проснулся? — послышался на удивление ровный и спокойный голос хозяйки.

— Дай воды напиться.

Влад тяжело оперся на лавку, сел. Когда ложился, ничуть не озаботился неудобством выбранного «ложа». Подумаешь! Он и на земле спал спокойно, и на камнях. Чай, не изнеженная девица, чтобы перебирать. А вот сейчас казалось, будто били его нещадно ногами, плечи сковали железными оковами, а позвоночный стержень добела раскалили в кузнечном горне.

— Худо тебе? — Веста подала чашу, которую Влад едва не выронил. Пальцы дрожали, руки не слушались, но он кое-как справился. Лишь выпив всю воду до последней капли, сообразил, насколько сильную жажду испытывал. Вот только не почувствовал облегчения.

«Ничего, — попробовал приободрить себя Влад. — Вода из источника Кощеева даже мертвых возвращает к жизни, меня уж точно излечит».

Правда, до нее еще добраться необходимо, но о том, как полетит, он запретил себе думать.

Удивительно, но, поднявшись с лавки, Влад ощутил облегчение. В ушах все еще звенело, но рухнуть в темноту уже не тянуло, равно как и к месту отхожему, расставаться со съеденным и выпитым.