– Именно что. Именно. Вот я и обрадовался. И пошел эту непреодолимую силу преодолевать. И что ты теперь про ее непреодолимость скажешь?

– Я должен что-то говорить?

– Ну, я бы на твоем месте как минимум итоги Семнадцатого съезда устроил. А то, понимаешь, развелось победителей.

– О. Вот этой реплики я как раз ждал.

– Про победителей?

– Про «на твоем месте я бы». Все так серьезно?

– Сева. Ты меня пугаешь.

– А ты меня разочаровываешь.

– Погоди-погоди-погоди. Я вот только теперь понял. Ты что, считаешь, что проект «Союз» – первая версия – так и реализовывается? Ты всерьез – елки, кто тебе напел, – всерьез просчитал, что я тут по-прежнему корячусь, нет, десять тысяч лучших людей страны и мира, которые сейчас стержень технологической цивилизации для всего мира ломают и в нужную сторону наращивают... О чем я? А, то есть получается, все это по-прежнему для того, чтобы кого-то президентом сделать? А раз не тебя, то, значит, меня?

– Не знал, Макс, что ты можешь так коротко и ясно итожить.

– Сева, у вас тут вирус.

– Я даже догадываюсь, как его зовут. Есть такое ощущение, что сильно здесь как-то играет товарищ Волков. Или не играет? Или это не ощущение?

– Сев, вы реально больные на всю... Волков – это бывший, ты имеешь в виду?

– Какой великий актер умирает.

– Пиздец. Сева, прости, но это просто пиздец. То есть получается, наезды эти невнятные, гавканья, намеки, как ты говоришь, – это потому, что вы напридумывали... Вы когда себе это про Волкова напридумывали? Зимой, когда накат пошел? Так, да? Слушай, я тобой восхищаюсь: то есть если ты сейчас не лепишь, а реально веришь, что я под Волчу ушел, – чего ж я живой до сих пор? По старой памяти? Или ты все-таки веришь? Да? Потому мы с тобой и беседуем сейчас?

– Макс, ты как-то обостряешь. Мне Волча враг, что ли? И не соперник – я вообще ему страшно благодарен и страшно многим обязан, начиная с... Ну, чего, впрочем. И ты его столько же лет знаешь. То есть я же не визжу: «Измена! Любимый кадр перебег!» Все корректно, но можно было бы предупредить, по старой-то дружбе. Речь только об этом.

– Сева, ну это как-то несолидно совсем. Что ты меня разводишь, как Александр Сергеевич Анну Петровну. Я, фиг знает, если бы с Волчей в противоестественной связи находился, сейчас бы, наверное, в окно побежал бы от твоей вкрадчивости и искреннего благодушия.

– Но, сказал тут Максим Саныч...

– Но, сказал тут Максим Саныч, и не исключено, что себе на голову, но честно – так честно. Короче, мне – при огромном уважении к Волкову Владиславу Юрьевичу, преклонении перед Апанасенко Всеволодом Михайловичем и симпатии к руководству страны в целом – как-то совсем фиолетово, кто из вас кого любит, кто кого ненавидит и кто кем пытается от кого защититься.

– Вот как интересно. И что же наполняет тебя такой... таким фиолетовым цветом, если не секрет?

– А ты, наверное, не знаешь.

– Интересно услышать из первых уст.

– Первые уста у тебя.

– И слиплись уста сахарные. Короче.

– Короче, я весь горю и дышу проектом «Советский Союз».

– Который ты придумал и кропотливо, трудно и самоотверженно ведешь сквозь препоны и рогатки московского мудачья.

– Который не я придумал и кабы вел один, то все бы давно унитазом накрылось. Но так уж получилось, что у тех, кто придумал, сегодня дела поважнее, а мне их придумка по-прежнему кажется самым достойным из того, что появилось за... Ну, скажем, пока я живу.

– Смелые вещи говоришь.

– Правду говорить легко и приятно.

– Ну, ты совсем уж на Голгофу не нацеливайся. И рано, и нимбом не вышел.

– Да я и не претендую.

– Рад. Все-таки хотелось бы услышать однозначный ответ про Волкова.

– О боже мой. Однозначный ответ – нет. Не был, не состоял, не приглашался. Последний раз видел никогда. Сева, да Волков, поди, первый в очереди с кривым ножом стоит, бошки нам резать. У него же зятья-братья в нефти по самые ноздри. А тут мы со своими «союзниками», «кипчаками» и прочей альтернативой, которая нефтяной цивилизации прямая угроза и тупой карачун. Так что нам он не подружка, успокойся, бога ради. Я вообще думал, что налоговая – это от него как раз привет. Пока все не пресеклось так резко.

– Мною пресеклось, заметь.

– А я думал, мною.

– Макс, давай не будем буреть и щеки надувать. Твоя заслуга в том, что ты шорох поднял, который до меня дошел. Все. Остальные прыжки, ужимки и мудосотрясения ушли в белый шум. И я надеялся, что ты это оценишь, – и уж никак не ждал, что у вас все в секту выродится и ты во главе. Здрасьте, пожалуйста, вот он я, с серпом, молотом и нимбом.

– Даже обидно как-то вас слушать. Какой такой нимб? Но, Сев, ты как хотел? Мы же договаривались, что это не ларек, не попилочная фирма и даже не торговая суперсеть, правильно? Ты же соглашался, что нельзя красть у наших людей смысл, правильно? А теперь сам под смысл роешь.

– Да нет никакого смысла, Макс. Маразм это – вывезти три тыщи человек в тайгу, засыпать их деньгами, народными, заметь, не ими и даже не нами с тобой заработанными, накормить от пуза и сказать: вот это счастье. Счастье сытого брюха, как у утопистов? Проходили, больше не надо, да и ты на Роберта Оуэна, или как там этого одуванчика звали, все забыл, слав-те-господи, короче, не сильно тянешь.

– Счастье сытого брюха. Счастье нужного дела. Счастье чистого воздуха. Счастье настоящего смысла. Не так мало, честно говоря.

– И не так уж много. А будет все меньше.

– Почему?

– Потому что всех в тайгу не вывезешь, а те, кто в тайге, к хорошему уже привыкли, а лучше не будет, будет хуже.

– Можно тайгу на всех растянуть.

– Ты как маленький, ей-богу. Советская власть плюс электрификация. Союзная партия плюс союзникация всей страны. Не бывает такого, бред это.

– Посмотрим.

– Не будем смотреть. Все, сворачиваем проект.

– В смысле?

– В прямом. Я породил, я и убью. Вернее, верну в поле здравого смысла. Что мы в этом поле имеем? Построен шикарный бизнес-инкубатор, яйца греет на загляденье, из каждого революционно рентабельная отрасль высокого передела получится, процентов на двадцать ВВП. Экспорт хоть технологиями насытим, Волкову на радость. И побоку демагогию твою, чтобы империалистов не пугать...

– Никакого экспорта. Сева, быть не может.

– Здрасьте. Почему это?

– Потому что, во-первых, мы на первой стадии живы, пока враг не учуял, как далеко мы можем зайти. А мы можем зайти так далеко, что их насдаки-опеки и вообще все глиняные ноги рухнут до основанья. И когда они это учуют, устроят нам такую антикампанию, что и тот рынок прикроется нержавеющим занавесом, и здешний мы потеряем очень и очень быстро. Коллапс, схлопывание, уносите гроб. Ты что, народ свой не знаешь? Своего ума же не осталось, чужим живем – и как узнаем, насколько вредные вещи Союз делает, так сразу от него и откажемся гневно. Особенно если взамен водородные гибриды с айфонами подешевеют специально для России в два раза. Во-вторых, они все равно технологию сопрут и будут нам же ее продавать, как обычно, – так зачем им это спирание облегчать. В-третьих, у нас еще собственный потребитель всего на три процента удовлетворен, это я про активную его часть говорю. Может, завяжем с экспортом хлеба, когда самим жрать нечего?

– Молодец, красиво излагаешь. То есть так и дальше будет: будет, значит, государство в государстве, которое хапает народные деньги, часть перерабатывает в оборонзаказ, на остальное льет стеклянные бусики, скупает с их помощью население, обращает их в свою веру, – и то государство, которое снаружи, должно покорно ждать, пока внутреннее его схарчит?