Сумрак для шамана не помеха рассматривать зрителей в зале. Алексей обратил внимание на развалившегося в кресле первого ряда здоровенного европейца. Кавалер обнимал за плечи пышногрудую барышню, млевшую от кинодрамы, и откровенно зевал. Шляпу дородный иностранец, в отличие от других порядочных мужчин, с головы не снял, щупленькому китайцу из второго ряда приходилось выглядывать из – за его плеча. А под конец фильма, хамоватому зрителю ещё восхотелось раскурить сигару. На робкие замечания интеллигентных европейцев – китайские зрители вообще не решались вякать, – иностранец грубо послал португальских шибздиков к английской маме и желающим показал могучий кулак с оттопыренным средним пальцем. Щупленькие оппоненты пороптали из полумрака, но на более активные действия не отважились.

Алексей решил развеять накатившую скуку, но Варвара крепко вцепилась в руку, не дав ему привстать с кресла.

– Не надо драки, – прошептала красотка, впервые за все свидания, взяв парня под руку.

Так близко девушка ещё никогда не прижималась к плечу кавалера, Алексей даже за ладошку стеснялся её подержать. Горячее девичье тело обожгло сквозь пиджак кожу юноши, разрывать тесный контакт совершенно не хотелось.

– Можно и без драки, – примирительно вздохнул шаман.

Между тем наглый янки раскурил сигару, и в лучах кинопроектора заклубились сизые клубы дыма.

Вдруг облачко дыма осело, окутав голову курильщика. Верзила выпустил ещё серию дымных струй, но тем самым только насытил клубившийся сизый шар. Попытки ладошкой разогнать дым не помогли. Здоровяк закашлялся и начал пальцами тереть слезящиеся глаза. Не сумев избавиться от сизой шапки, янки громко выругался и на ощупь, разгоняя судорожными взмахами ладошек серую пелену от глаз, поплёлся к выходу. Беспрерывно кашляющему слепцу пришлось, нащупав стену, спотыкаясь, взбираться по ступенькам к зашторенной двери. Бархатные занавеси он со зла чуть не сорвал с багет. Створки двери, нервно дёрнув на себя, распахнул настежь.

В тёмный зал ворвался столб яркого света.

Но стоило бугаю, шагнув в проём, заслонить могучей спиной световой поток, как створки захлопнулись, будто под действием невидимых тугих пружин. Крепкие филёнчатые деревяшки отвесили смачный пинок по откляченной заднице дородного янки.

В воцарившейся темноте из – за закрывшейся двери донёсся грохот катящегося по лестнице шкафа. Только американский «шкаф» ещё и повизгивал, отсчитывая ступеньки крутого спуска.

Когда шум низверженного колосса затих где‑то в глубине фойе кинотеатра, очевидно, у билетной кассы, Варвара шёпотом спросила кавалера:

– А правду говорят – ты шаман?

– Брешут, – нахмурив брови, недовольно проворчал казак, очень уж не хотелось Алексею раскрывать опасный секрет.

Дождавшись окончание сеанса, Варвара заманила кавалера в ресторан, завела в уединённый кабинет для приватных встреч, отделённый от зала перегородкой, и приготовилась основательно пытать. И чтобы избежать провала, шаман перевёл разговор в идеологический спор. Уж лучше прослыть махровым анархистом, чем страшным демоном ночи. Сыну Ведьмы была хорошо знакома реакция людей на его паранормальные способности.

Уходя от разоблачения, Алексей зацепил девчонку за живое, ведь уже знал негативное отношение Варвары к революционному движению. На её мировоззрение повлияли картины кровавого восстания, когда бунтующие толпы китайской бедноты грабили лавки иностранцев, не гнушаясь насилием и убийствами. Буржуазное образование тоже наложило свой отпечаток на студентку. Варвара считала, что мир можно сделать чище без применения насилия, повысив всеобщее благосостояние народа и дав людям справедливую систему власти. Варвара одобряла желание Алексея помочь индейцам Южной Америки, даже мечтала, став полноценным доктором, открыть в диких краях больницу для бедных.

Однако анархист призывал поднять угнетённых и обездоленных на восстание, смести всякую власть, установив в обществе равных справедливое самоуправление. По версии большевиков и анархистов буржуазию необходимо истребить как класс, «перековав» её представителей в пролетариев или трудовую интеллигенцию. Классовая борьба не предполагала компромиссов с эксплуататорами – власть рабовладельцы добровольно не отдадут. Мировая революция будет жестокой и кровавой! Необходимо разрушить старый мир до основания, а потом на обломках воздвигнуть светлый дворец нового мира!

В общем, рассорился адепт анархизма с буржуазной студенточкой вдрызг.

Когда провожал барышню до дома, ни единым словом больше не обмолвились. Дорого обошлось сокрытие тайны шаману. Всю ночь уснуть не мог. Даже Андрюху с Фёдором погнал на повторные ходки в порт, раненых искать… Любого тащить, хоть забулдыгу последнего! И денег за лечение приказал не брать.

Заражённого буржуазной меркантильностью Андрюху такое настроение атамана привело в панику. Бизнес рушился на глазах.

– А всё из – за общения с этой вздорной девчонкой, – догадывался о причине бедствия прагматичный анархист. – Федя, ты бы споил атамана, что ли?

– Эх, дружбан, водка тут не поможет, – тяжко вздохнул Фёдор, уже испытавший в жизни похожее смятение души. – От любви противоядия нет.

– Тоже мне, философ нашёлся, – махнул рукой на самоучку деятельный Андрюха. – Заворачивай авто к нашему пансионату, а то до рассвета так и будем эскулапу бесплатно пациентов таскать. Поехали Артёма будить, пусть бывалый мужик что‑нибудь присоветует. Спасать нашего атамана надо, срочно спасать.

Будить Артёма не пришлось, старый революционер писал статью для малотиражки. Недавно удалось связаться с партийной ячейкой большевиков в Гонконге. Товарищи попросили Артёма организовать подпольное издание газеты. Деньги на закупки типографского оборудования у Артёма появились – доля его и Фёдора в бизнесе «Летучего голландца». Статьи для печати приходили из – за рубежа. И если материала на полосы газеты не хватало, то Артём вынужден был добавлять от себя. Писал по ночам.

Пожилой большевик уже частично оправился от лёгочной болезни, кашлял слабее и реже. Только вот походка по – прежнему напоминала старческую, да и густая борода визуально добавляла возраста. Артём не унывал, регулярно посещал клинику Фанг Цай. Обычно соседи замечали бородатого старичка в очках по вечерам, к этому времени целитель уже освобождался от платных пациентов. По пути, неспешно шагая, Артём читал свежую газету. Очки, в купе с седой бородой, делали задумчивого иностранца похожим на профессора.

Прислуга в доме Фанг Цай, видя, что хозяин всегда принимает вечернего гостя лично, пришла к ложному выводу, будто бы это его коллега по цеху и у целителя с ним общие дела. С иностранным «профессором» Фанг Цай запирался в своём кабинете, пил горячий чай и подолгу общался, притом исключительно на русском языке. О чём беседовали коллеги – слугам не понять. Фанг Цай уважал рассудительного грамотного иноземца. У состоятельного китайца и русского революционера нашлось, о чём поспорить, каждый пытался убедить в правоте своей политической позиции. Так откровенно порассуждать об устройстве общества Фанг Цай и Артём ни с кем в Макао больше не могли, от неспешного спора оба получали истинное удовольствие.

А вот Андрюха в идеологические споры с грамотным большевиком вступать опасался, поэтому Артёма не задевал, предпочитал брать в собеседники простоватого Федю. Переубедить его анархисту тоже не удавалось, зато часто выходило поставить в тупик коварными вопросами и почувствовать себя победителем. Однако в случаях, когда надо как‑то повлиять на Алексея, требовалось привлечение старшего товарища, ибо у самого Андрюхи аргументов для атамана не находилось. Да, если честно сказать, аферист сильно побаивался Сына Ведьмы – конечно, шаман одним взглядом в жабу не превратит, но… заикой сделать может.

Артём тревогу Андрюхи за атамана воспринял с пониманием и кочевряжиться не стал, сразу отбросил недописанную статью и отправился в клинику. Что уж он там говорил парню – осталось за закрытыми дверями операционной, но атаман отпустил усталых санитаров домой и сам ушёл в чуланчик спать.