Все вокруг стали истово креститься, и не только по загубленной солдатской душе.

— А стреляли чо — о — о? — икнул поручик, одурев от всей нереальности событий.

— Да-а, австрияки полезли, — раздражённо отмахнулся казак. — Дюжину вокруг воронки положил, остальные вдалеке залегли. Сначала по — своему что — то гавкали, потом притаились. Зато из окопов побоялись своих зацепить огнём. Вот я затишьем и воспользовался, уполз из западни. Но пусть товарищи артиллеристов не беспокоятся. Я погибшего солдата по всем православным канонам похоронил, и молитву за упокой грешной души прочитал. Всё путём, Ваше благородие. Даже крест на могилке поставил.

— Раненых, поутру, доставить в лазарет. Караул усилить. Остальному личному составу— отбой! — держась за стенку окопа, отдал насущные приказы поручик Ширков и, пошатываясь, побрёл в штабную палатку. Нет, не на доклад майору, просто— напиться вусмерть, может, тогда наяву бредить перестанет.

А когда ночная тьма над чёрным полем развеялась, то русские солдаты увидели, на месте секретного окопчика, невысокий холмик с православным крестом и пробитую пулями солдатскую фуражку на вершине слегка склонившегося к могиле креста.

Австрийские солдаты тоже приметили христианский культовый символ, но их больше волновала разбросанная вокруг воинской могилки дюжина окровавленных трупов. Убрать до следующей ночи тела было нереально. Хорошо, что хоть не стонали и не сигналили окровавленными тряпками. Не бередили живым душу— спокойно лежали покойнички…

С утра на обратном склоне холма появился высокий флагшток, и утренний ветерок призывно развернул белое полотнище с жирным красным крестом.

— Ишь ты, какой шустрый казачок оказался, — заметив в бинокль обговорённый вчера сигнал, удивился начальник лазарета. — И где только банку краски раздобыл?

Красный крест задорно плясал на ветру, что — то своё семафоря другому, чёрному, на воинском поле. Мрачный собрат лишь скорбно кивал фуражкой, он — то уж точно знал истинную цену таким краскам на войне…

— Еремей! — отстранившись от стекла окна, позвал начальник лазарета. — Отставь пока самовар, дело есть, спешное!

— Чего изволите желать, Роман Васильевич? — вытирая руки о белый фартук, высунулся из соседней комнаты старый денщик.

— Наш буйный казачок с линии фронта сигналит. — Доктор накинул на плечи белый халат, подвинул ближе табуретку и сел у края стола, закинув ногу на ногу. — Готовь телегу, поедешь в пехотную роту поручика Ширкова. И фельдшера толкового с собой прихвати. Вчера с передовой слышалась частая стрельба. Может, раненых много?

— Так, а мне — то, зачем костями трясти? — отмахнулся старый солдат. — Нехай вон, Володька Печкин с санитарами прокатится на передок.

— А разве они уже из госпиталя вернулись?

— Дык, вчерась ещё, только поздненько. Потому и вас будить не стали.

— Зови Печкина, — согласился с предложенной кандидатурой доктор. Этот фельдшер был хоть и молод, но руку набил. Уж сумеет первую помощь раненым грамотно оказать. Ведь, как в первый день на передовой справляется хвастливый мальчишка — неизвестно. Роман Васильевич до сих пор не мог простить казачку дерзких речей. Да как только этот желторотый юнец посмел учить опытного доктора премудростям полевой хирургии?! За плечами боевого капитана дюжина сражений, сотни спасённых солдатских жизней! Подумать только: малограмотный казак вздумал спорить со светилами медицинских наук! Да дикарь даже не знает имён выдающихся учёных!

Когда в комнату торопливо вбежал молоденький фельдшер, то чуть не споткнулся, натолкнувшись на жёсткий взгляд офицера медицинской службы.

— Виноват, Ваше благородие! — вытянулся по стойке смирно, опешивший от столь нетипичного приёма, фельдшер. Из его руки едва не выскользнул тяжёлый бумажный свёрток.

— В чём виноват, батенька? — наклонив голову, строго глянул поверх пенсне доктор.

— Что сразу не доложил о происшествии, — сконфуженно замялся молодой паренёк и, на цыпочках приблизившись к рассерженному начальнику, осторожно поставил перед ним на стол звякнувший стеклом свёрток.

— Владимир, это что? — подозрительно скосил глаза на коричневую обёрточную бумагу доктор.

Печкин аккуратно развернул бумагу, разделив свёрток на две непохожие по форме части, высокую округлую и плоскую угловатую.

— Фотопластина с негативом рентгеновского снимка и… — Печкин замялся, бережно вручил прямоугольный плоский свёрток доктору и смущённо попросил: — Роман Васильевич, вы сперва поглядите, а потом я постараюсь дословно пересказать, что велел вам передать на словах начальник госпиталя.

— Никак, уважаемый Николай Борисович решил удивить старика сюрпризом? — озадаченно проворчал врач, сразу растеряв строгость во взгляде.

Взяв в руки свёрток, он зашелестел вощёной бумагой. Извлёк на свет фотопластину в деревянной рамке и повернул изображение к окну. Внимательно рассмотрев, вынес свой вердикт: — Ну, что же — операция проведена блестяще: пуля, расколовшая ребро, извлечена; кости удачно соединены. Можно поздравить коллегу с очень профессионально выполненной работой.

— Николай Борисович охарактеризовал работу — гениальной, — улыбаясь, закивал фельдшер.

— Гм — м — м, — опять поднёс негатив к свету доктор и повторно внимательно его изучил. — Хорошая работа. А в чём подвох?

Доктор с непониманием на лице смотрел на молодого подчинённого.

— Так, вы же пулю извлекли без разреза грудной клетки!

— Я извлёк?! — удивлённо вскинул брови доктор.

— Так, то же был наш пациент, — не понял замешательства начальника Печкин. — Мы вчера этих троих казаков в госпиталь привезли.

— Троих? — уже совсем ничего не понимал врач.

— Ну, тех казаков, с пулевыми ранениями, — напомнил фельдшер. — Вы ещё сказали, что пулевые раны стерильны и можно их дополнительно не обрабатывать. Только в суматохе я тогда ещё не знал, что вы пациентам уже операции сделали.

— Стоп! Милейший, начните — ка рассказывать по — порядку, — пальцем указал торопыге на табурет доктор. Стоило не спеша разобраться в потоке непонятной информации, вываленной фельдшером на голову старика. — Вы привезли в госпиталь троих легкораненых казаков и?..

— Так рентген показал, что раны — то серьёзные были, — упав задницей на пошатнувшийся табурет, доложил фельдшер. — У кого пули рёбра сломали, кому бедренную кость перебили…

— Сломанные кости действительно были, но от падения с лошади, — не согласился хирург, — а пулевые раны казались неглубокими, и хорошо обработанными.

— Вот и Николай Борисович удивился, как вы аккуратно прижгли раны огнём. Сказал, что так только древние врачеватели умели. А уже когда рассмотрел рентгеновские снимки, то сначала сильно осерчал на «озорного старика», но потом назвал вас, Роман Васильевич, гением полевой хирургии! Только уж очень просил вас больше его так не разыгрывать. Война идёт, времени нет ребусы разгадывать, да и фотопластины расходовать жаль впустую. Очень хотел узнать, как вам удалось извлечь пули, не совершая разреза мышечных тканей — прямо через пулевой канал. Ведь рентгеновскими снимками вы в полевых условиях воспользоваться не могли, а многие пули ушли от костей рикошетом, по непредсказуемой траектории.

— И куда же они делись? — с носа доктора едва не свалилось пенсне, хорошо успел рукой остановить.

— Так санитары потом все пули в нагрудных карманах казачьих гимнастёрок нашли, — улыбнулся такой шутке фельдшер. — Если бы казаки сами знали, то их бы и на рентген не понесли. Но тогда бы и сюрприза никакого не было. Правда, Роман Васильевич?

— Да-а, сюрприз удался, — озадаченно почесал затылок старый хирург.

Печкин вскочил с табуретки, встал по стойке смирно и браво рявкнул:

— От лица начальника армейского госпиталя, полковника Забельского, передаю его искреннее восхищение искусной работой гениального мастера и… — Печкин схватил округлый свёрток со стола, сорвал бумажную обёртку и вытянул вперёд руки с подарком, — в дар — бутылку марочного армянского коньяка.