Предъявить экипажу потерпевшей крушение рыбацкой шхуны властям Хоккайдо нечего. Но и отпускать восвояси просто так – преждевременно. Надо бы посмотреть, кто выйдет на контакт с потеряшками. Может, вскроется вражеская разведывательная сеть в стране. И за неопытным командиром боевой группы любопытно понаблюдать. В то, что русские – простые контрабандисты (уж на рыбаков точно не тянут), Сугинобо не верилось. Майор решил поселить «рыбачков» в доме штатного переводчика. Оно Юраку всё детство прожил на Сахалине, тогда ещё полностью русском. По службе замечаний не имеет, человек толковый. В прошлом месяце купил дом в центре Вакканай, недалеко от управления. Как раз удобно будет негласно надзирать за пришельцами.

Сугинобо повернул в переулочек, ведущий к дому Оно Юраку, долговязая тень с мостовой исчезла. Призрака, кравшегося по пятам, Сугинобо дальше отслеживал по удивлённым лицам встречных прохожих.

Контроль в городе будет полезен, но надо бы не ограничиваться дежурными запросами о «морячках», а послать верного человека в порт приписки русской шхуны – пусть на месте соберёт любую информацию о пришельцах. Уж больно необычный повстречался враг. С подобным уникумом Сугинобо Мицумото ещё не сталкивался за всю свою долгую карьеру в разведке. Ох, не простой казачок попался, не простой…

Оно Юраку был не в восторге от навязанных квартирантов. Однако с начальством не поспоришь, пришлось приютить четверых русских в свободной комнате. Жены молодой переводчик ещё не имел, только присматривался к кандидаткам. Оно Юраку не чистокровный японец, в роду больше намешано крови коренного народа северных островов, айнов. Детство провёл на Сахалине, среди русских охотников. Лишь когда южная часть острова отошла к Японии, отец отправил грамотного парня в Вакканай. Тут и пригодилось его знание двух языков. Правда, писать иероглифами Оно не умел, зато хорошо читал русские тексты и озвучивал их на японском, а уж местные грамотеи ловко черкали перьями на бумаге вычурные закорючки. По – русски Оно писал, однако перо и чернильница плохо сочетались с крупными грубыми руками охотника – привередливым узкоглазым каллиграфам его каракули не нравились. Сам Оно Юраку обличием походил больше на европейца: разрез глаз довольно широкий, нос картошкой, борода лопатой, как у заправского русского мужика. Разве что, глаза казались чуть с прищуром, и кожа с желтоватым оттенком – коренной народ северных островов, айны, давно перемешался с пришлыми азиатами.

Чужестранцам хозяин понравился – хоть одно нормальное лицо встретили посреди моря желтокожих чужих рож. И говор у парня был среднерусский, очень родной.

– Только имя у тебя, парень, какое‑то… безликое – Оно, – заявил прямо в глаза хозяину наглый квартирант, Андрей. – Давай мы тебя перекрестим в Юрку.

– Я Юраку, – насупился бородатый мужик.

– Не‑е, давай без лишнего «а» в серёдке, – настаивал Андрюха – анархист. – Просто – Юрка.

– Зовите, как удобно, лишь бы плату за комнату в срок платили, – махнул рукой на нахальных квартирантов хозяин.

– Так ты, Юрка, помог бы нам на работу устроиться, – предложил Фёдор. – Мы с первой зарплаты долг вернём.

– Я вам в поводыри не нанимался. Не заплатите через неделю – вытолкаю взашей на улицу, – твёрдо пообещал мрачный владелец дома.

– Вот бестолковый, как же мы в порту будем без переводчика договариваться? – всплеснул руками Андрей.

– Вам мешки не языком таскать, – отмахнулся обиженный Юрка и кивнул головой в сторону окна. – Вон, битюга здорового пахать заставьте. Что он попусту камнями во дворе балует?

– Алексей завсегда по утрам атлетической гимнастикой упражняется, – уважительно объяснил тёмному мужику Фёдор.

– Вот пусть в порту и поупражняется – грузчики без слов поймут.

– А как об оплате труда сторговаться? – постучал костяшками пальцев по лбу Андрей.

– По труду и зарплата будет, – недовольно проворчал наречённый Юрка.

– Так ведь обманут узкоглазые, – всплеснул руками Андрюха, в совестливых эксплуататоров анархист не верил.

– Так и со знанием японского языка обманут, – мстительно рассмеялся довольный Юрка. – Харчи, что вчера господин Сугинобо дал, вы все в раз проели, а на мой каравай, дружок, роток не разевай.

– Скупердяй твой господин – контрик, – зло прошипел Андрюха, – мог бы в кредит чуток деньжат отвалить, ведь целый мешок у нас увёл.

– Отставить шкурные разговорчики! – пресёк смуту вернувшийся с утренней разминки Алексей. – Грех проживать на воровские деньги. Сами на жизнь заработаем. Айда в порт!

– Веди, атаман, – тяжело поднялся с циновки на полу Артём. Мебели в комнате никакой, сидели прямо на полу. Пожилому каторжанину трудно привыкнуть к японским традициям, всё тело ломило, будто суставы палачи выкручивали. Жаркий влажный климат тоже здоровью не способствовал, шахтёра всё чаще стал одолевать чахоточный кашель.

– Артём, может, останешься? – сочувственно предложил Алексей.

– И так уж все бока отлежал, – протестующе замотал головой большевик. – С вами разомнусь на пирсе. Силы ещё во мне на двух Андрюх хватит.

– Не спорю, – не обиделся бывший интеллигент. – Зато я в арифметике силён, особенно в финансах. Вот вы, пролетарии, знаете, какие деньги здесь ходят в обороте?

– Про серебряные иены слыхали, – пожал плечами Фёдор.

– Закатай губу. Серебряную монету тебе в порту за день не заработать, – развеял розовую мечту финансист. – Наши заработки сегодня будут исчисляться ринами и сенами.

– И почём такая мелочь на местном рынке? – скорчил кислую физиономию Фёдор.

– Десять рин равны одному сену. Сто сен – одна иена, – просветил знаток.

– Я хотел знать, сколько жратвы на них купить можно на рынке, – уточнил пролетарий.

– Это, смотря как сторговаться, – намекнул на своё искусство бывший интендант пехотной роты. О тонкостях финансовой профессии Андрей мог говорить часами.

– Эскадрон, по коням! – поднял за шиворот «финансового воротилу» атаман шайки беглых каторжан. Со стороны порта послышался протяжный гудок парохода. – Слышите – труба в бой зовёт.

– Опять каторга, – проворчал щупленький анархист. Не любил Андрюха физический труд, оратор из него был лучше, чем грузчик.

Как только русские покинули дом, переводчик поспешил на доклад к начальнику. Сугинобо требовал подробного ежедневного отчёта. Квартиранты не стеснялись бородатого Юрку, говорили при нём откровенно. Упоминание о каторге должно быть майору интересным.

Вслед за четвёркой гостей дома Юраку, таясь в тени домов, побрёл неприметный бродяга в островерхой соломенной шляпе, надвинутой до глаз.

Порт Вакканай встретил чужеземцев запахом рыбы, чёрными клубами дыма из труб пароходов, людской суетой и сутолокой на пристани. А ещё, полным безразличием – судьба чужих моряков никого не волновала. В порту хватало местных, тоже охочих до работы, голодранцев. Чужестранцы не имели возможности даже, как следует, попросить портовых приказчиков о временной работе. На жесты «глухонемых» грузчиков, важные распорядители лишь небрежно фыркали и активно махали ладошками на чужаков, словно назойливых мух отгоняли. Андрей пытался задействовать весь свой арсенал униженных улыбок, приправляя просьбы заламыванием рук и изысканными поклонами – всё без толку.

– Чего‑то не выходит у тебя, Андрюха, найти общий язык с японской бюрократией, – ехидно подковырнул бывшего интенданта Фёдор.

– Да тут, Федя, не в моей дипломатии дело, – просветил профана – пролетария Андрей. – Я заметил, как новенькие работники «дают на лапу» приказчикам.

– Так мы же грузчиками хотим поработать, – не понял смысла давать взятку Фёдор. – Вон сколько кораблей под погрузку стоят. Чего от нас япошки морду воротят?

– У приказчиков есть свой интерес. Грузчиков в порту вдосталь – любого выбирай, поэтому за устройство на работу мелкие начальнички берут мзду.