Беда пришла, откуда не ждали…

Зима прошла хорошо, спокойно. Сильных морозов на Южном фронте не было, как, слава богу, и кровавых баталий не случилось — лишь бои местного значения. Поэтому работа у Алексея много времени не отнимала, он продолжал самообразование, изучал медицину под руководством опытного хирурга и, вместе с пехотным поручиком, иностранный язык. Книги по медицине имелись в изобилии, да и наставник под рукой, а вот расшифровывать страницы единственного самоучителя, с французского на испанский, с попутным переводом на русский, приходилось бегать в окопы к Ширкову. Иногда, правда, с французскими словами помогали доктор и бывший студент — анархист, но у них обоих своих обязанностей полно. Да и это надо иметь такое хобби, чтобы так извращаться с иностранными языками. Тут мечта нужна, о путешествии в далёкие страны, о встречи с дикими племенами индейцев в горах Южной Америки. А без огня в душе, интерес к «детским шалостям» у занятых мужчин быстро затухает. Поэтому знакомые подсказывали кое — что Алексею, но всерьёз возиться с учеником не хотели.

Вот в один из солнечных весенних дней Алексей, как часто делал, отправился к Ширкову. Начальник лазарета разрешал такие вояжи, ибо случись на передовой, какая заварушка, так казачий знахарь на месте даже полезней будет. В «пещере» первого батальона сохранились все условия для операций. Ну, а если загромыхает вдали, то казак быстрее ветра примчится в лазарет. Уж быстрее подвод с ранеными из соседних батальонов, это уж точно. Но в этот день на фронте было затишье, Алексей задержался дотемна, а потом и заночевал в блиндаже у Ширкова.

На рассвете в блиндаж ввалился запыхавшийся Семён:

— Извините, Ваше благородие, срочные вести из штаба!

— Давай бумагу, что там у тебя, — сонно потягиваясь, поднялся с лежанки поручик.

Семён торопливо сунул в руку офицеру скомканный листок и кивнул Алексею, выйти в траншею, поговорить. Алексей натянул сапоги, накинул на плечи шинель и последовал за ускользнувшим наружу прохвостом. На лице Семёна читалось сильное беспокойство.

— Алексей, тебе надо бежать! Немедленно! — ухватил друга за локоть Семён.

— Да говори ты толком, что стряслось?

— В посёлок нагрянули жандармы. Фёдора Карпина и Андрея Волкова уже схватили. На тебя устроили засаду в «погребке». Не возвращайся за вещами. Я денег на дорогу дам.

— Да за что схватили — то?

— За революционную пропаганду, а ты в их бандитской шайке главный числишься.

— Так брехня же, — возмутился Алексей. — Да и не пропагандили мы никого. Читали себе книжки тихонько по вечерам, всего делов — то.

— Семён, а ну зайди ка в блиндаж, — выглянул из — за двери поручик и призывно поманил пальчиком. — Это ты меня из — за помятой накладной на продукты разбудил в такую — то рань? А ну, выкладывай на чистоту, чего это ты такой взъерошенный. Ты же, лентяюга, шага лишнего без личной выгоды не сделаешь.

Семён воровато осмотрелся по сторонам и шмыгнул в блиндаж. Алексей последовал за ним.

— Ваше благородие, вы офицер правильный, я вам всё, как на духу поведаю, — сняв фуражку, перекрестился Семён.

— Садись за стол и исповедайся, сын мой, — шутливо пробасил поповским голосом поручик.

— Не до шуток сейчас, Ваше благородие, — уселся на табурет Семён. — Алексея от расстрела спасать надо. Жандармы за ним приехали.

— Так, давай, излагай всё по — порядку, — остановил торопыгу поручик. — Кто донос на Алексея написал, за что судить собираются? Я знаю, ты в штабе про всю подковёрную возню знаешь.

— Случилось это из — за анархиста, Андрея Волкова, он в интендантском подразделении служит, — начал обстоятельно излагать события Семён. — Студент больно грамотен оказался и с математикой тоже дружбу водит. Выявил он хищение армейского имущества на складе и честно доложил в штаб. Но штабс — капитан Хаусхофер его рапорт успел вовремя изъять и, опасаясь, как бы анархист не настрочил новый, поторопился уведомить городского голову.

— А гражданские личности здесь при чём? — удивился поручик.

— Так Хаусхофер с унтерами — интендантами ворованные харчи в город возят. Я на базаре армейскую тушёнку сколь раз в продаже видел.

— Сам, небось, и возил на продажу? — хмыкнул поручик, зная жульнические ухватки Семёна.

— Обижаете, Ваше благородие, я веду честную коммерцию, — надул губы деловой человек. — Я в открытую со склада не ворую, всё с интендантами по бартеру идёт. А Хаусхофер оптом, без всякой полезной компенсации, продукты со склада тырит. Видать, у него с городским головой крупный бизнес налажен. Потому как, из города сразу десяток жандармов примчалось, и главарей революционного подполья повязали. Не смогли сходу изловить лишь содержателя опасного притона, казака Ермолаева. Хаусхофер выставил своего давнего недруга главным заговорщиком, решил одним ударом всех врагов прихлопнуть.

— Военнослужащих должны арестовывать солдаты военной комендатуры, — нахмурил брови поручик. — И только по решению трибунала, если дезертиров сразу не расстреляют перед строем, жандармы сопровождают заключённых к месту отбывания наказания.

— Комендантский взвод тоже участвует в облаве, — заверил Семён. — Может, уже сейчас в расположение роты топает.

— Кто их впустит в боевые порядки полка?! — разозлился поручик, подскочил к двери и, распахнув створку, крикнул в траншею: — Дежурный унтер — офицер, удвоить посты, никого, без пароля, в расположение роты не пропускать! При попытке прорваться, караульным стрелять на поражение!

— Николай Васильевич, не надо, — стал собираться в дорогу Алексей. — Я товарищей в беде не брошу.

— Фельдшер Ермолаев, до выяснения всех обстоятельств, я вас задерживаю! — указал рукой Алексею на табурет поручик. — И без приказа вашего непосредственного командира никуда не отпущу.

— Так там же моих друзей под трибунал отдадут, — недовольно засопел казак.

— Показательные расстрелы по — одному не проводят, — успокоил поручик. — А без тебя комплект неполный. Тебя же Хаусхофер главным злодеем выставил.

— Бежать Алексею надо. Не добьётся он правды у штабных офицеров, — безнадёжно махнул рукой Семён. — Писари уже, наверняка, расстрельный приказ состряпали, осталось только подписи поставить. Хаусхофер найдёт аргументы для комиссии трибунала, ведь на кону стоят большие деньги и его карьера.

— А на нашей стороне правда стоит, и… — поручик зло ухмыльнулся, — три пулемёта.

— Не хочу зря кровь солдатскую проливать, — смущённый таким искренним порывом друзей, тихо произнёс Алексей. Он — то уж знал, что может и без поддержки солдат первой роты легко освободить товарищей. Вот только придётся Силу приложить, и тогда без жертв не обойдётся.

— Сиди в блиндаже и не рыпайся! — прикрикнул на Алексея поручик. — Я к комбату сбегаю, мужик боевой — своих в обиду не даст. А ты Семён исчезни, чтобы и на себя беды не накликать.

— Я побегу в лазарет, с Романом Васильевичем переговорю. Может, он своим авторитетом на штабных надавит? Держись, Алексей, и носа с передовой не высовывай. Ты даже ещё не дезертир, пока прямого приказа явиться не получил. Оказывай медпомощь раненым в траншеях, а за товарищей не переживай — без главаря подполья, их не расстреляют.

Друзья разбежались искать правду, а Алексей горько задумался над нелепой судьбой. Всю жизнь готовился Отечество защищать, и, вроде бы, нашёл своё истинное призвание, но, видно, опять не судьба. Эта ненужная народу война уже давно ему не нравилась тупостью царского командования, а теперь и вовсе стала ненавистна.

Солдатская жизнь на войне особо не ценится, даже за дерзость офицеру могут рядового под трибунал отдать. В обычное время смутьянов плетью бы выпороли, а в военное, судьи становятся жестокими особо — приговоры суровее. И оправданий никто не слушает: древо дисциплины нужно чаще поливать кровью. Не то размякнет солдат, думать над смыслом приказов начнёт, а ему только умирать за царя и положено — нет у него права выбора, командир его судьбу решает. И были бы хоть офицеры толковые, но чем выше чины, тем спеси дворянской больше — народ пушечным мясом считают. Вспомнил Алексей загубленный зря первый казачий эскадрон, аж слёзы на глаза навернулись. Ничего в этой войне не меняется, только хуже становится — уже начали своих расстреливать, только другим для острастки.